Перекрестные огни

— Зачем она это сделала?.. — Она была несчастлива. — Несчастлива? О, боже мой… Почему?.. У неё было всё! Я отдал ей всё. Всё, что у меня было… я старался, очень старался… я из кожи вон лез… Она знала. Она понимала. Я любил её… Я так любил её! Этого недостаточно? Почему?… Зачем она это сделала?! Он замолчал и закрыл свое лицо руками, сгорбившись и раскачиваясь взад-вперед. Женщина, сидящая подле него, тяжело вздохнула и погладила его по плечу. — Мне очень жаль… — тихо сказала она, — Мне очень жаль… Она сделала это, потому что была несчастлива. Пожалуйста, не кори себя. В этом нет твоей вины. Ты должен жить. Ты будешь жить дальше! Ты слышишь меня? Он отнял руки от лица, поднял голову и взглянул на её. Его лицо, испещренное скорбными морщинами, было бледным и измученным. Глаза его глубоко ввалились в почерневшие глазницы, а светлые волосы были тронуты сединой. Он выглядел умирающим стариком. Невозможно было поверить, что ему не исполнилось и тридцати. — Да, я слышу тебя, — спустя несколько минут тягостного молчания промолвил он. — Я просто устал. Прости, мама. Его слова тают, заглушаемые воем налетевшего ветра. Румяные листья деревьев взмывают в воздух, осыпаясь на землю золотистым пеплом. Силуэты мужчины и женщины стремительно отдаляются из поля видимости, съеживаясь и размываясь. Осенний парк теряет свои краски, превращаясь в картонные декорации черно-белой фотографии, висящей на стене маленькой комнаты дома, в котором… — Я просто устал, — этот человек повторяет свои слова, здесь и сейчас. Он сидит на кровати с продавленным матрасом. Должно быть, прошло уже много времени с прошлого разговора. Он похож на человека, перенесшего долгую болезнь, сопровождающуюся тяжелыми осложнениями. На его не по годам постаревшее лицо начинают постепенно возвращаться здоровые краски. Его глаза, что в полумраке кажутся угрюмо-серыми, смотрят на покосившуюся черно-белую фотографию в дешевой пластмассовой рамке. Когда его взгляд касается лица девушки, запечатленной на фотографии вместе с небольшой группой молодых людей, таких же беззаботных и счастливых, на его губах впервые за долгие месяцы вырисовывается слабая улыбка. Тихо скрипит дверь. В комнату заходит кот. Его шерсть угольно-чёрная, что составляет резкий контраст с белоснежным кончиком пушистого хвоста. Он неторопливо подходит к кровати и начинает мягко тереться об одну из её деревянных ножек. Человек наклоняется и взъерошивает ему шерсть, не отрывая взгляда от фотографии. Кот урчит. Проходит несколько минут. Мужчина открывает верхний ящик тумбочки. В его руке появляется свернутая вчетверо бумажная салфетка. Он брезгливо встряхивает её за край и вываливает на свою ладонь маленькую серую таблетку. После чего поднимается с кровати и выходит из комнаты. Кот недовольно жмурится, но следует за ним. — Нет, он не царапается, — произносит человек. Он стоит посреди маленькой кухни, держа мобильник плечом. Он наливает себе бокал воды из-под крана и ставит его на стол, обернутый измятой клеенкой, посредине которой чернеет круглый след ожога от слишком горячего чайника или сковородки. — Он воспитанный. Да, вы правы. Она его обожала. Собеседник сдается. Кот недоверчиво обнюхивает миску с «Вискасом». — Навсе… Недели на две. Ключи у вас уже есть. Да, спасибо. Спасибо большое! Мужчина удовлетворенно вздыхает и небрежно швыряет телефон на край стола. После чего садится на стул и бросает в стакан таблетку, что до этого сжимал в кулаке. Таблетка яростно шипит и мгновенно растворяется, окрашивая воду в горчичный цвет. Мужчина хватает стакан, залпом осушает его и откидывается на спинку стула. Спустя одну минуту его кожа начинает плавиться, словно перегревшийся воск. Должно быть, это просто галлюцинация. Очень реалистичная. Он смотрит на свои ладони, с которых медленно, но верно стекает кожа, ставшая вдруг жидкой, словно плохо разведенное желе. Кухню наполняет запах подгоревшего мяса. Ему больно, очень больно, но он широко улыбается, вдыхая воздух полной грудью. Он не может престать улыбаться. Его челюсти разъехались в стороны и намертво приварились друг к другу. Если всё это и есть та цена, которую придется заплатить, то пусть будет так. Он знал, на что подписывается, когда доставал это. Он пытается закрыть глаза, но ничего не выходит. Веки слабо булькают и шлепаются на пол, окрашивая бледную кашицу кожи в брусничный цвет. Галлюцинации, думает он. Просто галлюцинации.