Заставь меня влюбиться

Эта фотография не принесла ничего кроме слез и разбитых рамок, ранящих ее за своими стеклами. На вид, милая пара, два парня одетых с иголочки, обнимают друг друга на фоне плаката с надписью "Выпускной". Высокому брюнету в черном смокинге, на этом фото скорей всего девятнадцать, а блондину пониже него шестнадцать. Белокурые волосы немного растрепаны, но он счастливо улыбается, а юноша рядом с ним обнимает его за плечи и целует в его стройную шею. Руки свела судорога при одном лишь ее виде. Так и хочется схватить и выбросить хоть в окно, хоть под первую попавшуюся машину, но не поднимается рука, ведь это последнее воспоминание о нем... о тех днях... о том счастье, которое он доставлял ему одним своим присутствием. Робкими движениями, руки приобретают способность движения, и пальцы схватившись за рамку мертвой хваткой, рывком скидывают ее с углового столика прямо на холодный кафель. Ударившись о холодную плитку, стекло дает слабину, затем еще одну, и словно в замедленной съемке, трешины соединяются вместе, тем самым отлетая, мелкие кусочки стекла, разлетаются по полу, а некоторые осколки впиваются в кожу. Не впервой. На руках полно царапин, а порой заметны и мелкие шрамы, скрываемые за кучей тональных кремов разных фирм и производителей. Вновь эта картина повторяется: осколки на полу, деревянная рамка в стиле арт-хаус развалилась у углов на отделенные щепки, которые держали стекло, а внутри уцелевшая фотография счастливой пары. Ни разреза. Ни обрывка. Ни засохшего пятна крови, абсолютно целая и нетронутая. Слезы потоком падают на руки. Из мелких царапин сочиться кровь. Нет, не больно, но неприятно. Это привычно. Хочешь или нет, а за сотню таких случаев ты привыкаешь, и перестаешь замечать боль. - Папочка, почему ты плачешь? Что с твоими руками? Ты порезался об осколки? Пап, ты меня слышишь? - Нет ангел мой, я просто случайно обранила рамку, и осколки меня ранили... ...Но не так сильно как фотография, которую приходиться видеть каждый день. - Тебе помочь? Давай я соберу это! - Не стоит милый, я сам. Руки вновь ощущают прикосновнние холодного стекла. Хоть осколки и оставляют немалые отметины, их нужно донести и выбросить, иначе еще и малыш пораниться, и сможет занести инфекцию в рану. Трудно дышать. Плотину вновь прорывает, и слезы ручьями катяться на пол, смешиваясь с каплями крови. Не сдержался. Вновь. И снова затылком ощущает холодный кафель, в то время как тело распластившись на полу, постепенно умирает от тоски по части, которую просто вырвали из рук. Которую отделили. Лишили права на любовь и счастье. И вряд-ли уже появится на свете человек, способный заставить его сердце биться чаще.