21.45

Вообще-то Юнги никогда не занимался такой хернёй, как длительная слежка за кем-то. Особенно после того, как целый день провёл в кресле студии. Особенно за каким-то попутчиком в электричке, чьи рыжие волосы блестели так, словно солнцем отражаясь, а не постоянно мигающими в вагоне лампами. Этот парень ещё и спал постоянно ("от чего он так устаёт, бедный? Бля, Юнги, ты норм?"), что только сильнее бесило; никаких препятствий, чтобы не пялиться. У него рюкзак спортивный с выглядывающей крышкой бутылки всегда под боком лежал и проводки наушников ("интересно, что он слушает") сползали прямо к карману небрежно порванных на коленях джинс. На станциях, когда шум рельс ненадолго затихал, до слуха Юнги доносились еле-еле различимые мотивы музыкальных композиций, и это казалось издевкой какой-то, тизером, что ли, потому что до конца вкусить эти звуки не представлялось возможным, а Юнги ведь был очень и очень музыкально зависимым человеком. Однако он не был человеком, занимающимся такой хернёй, как длительная слежка за кем-то. Это так, рыжеволосый пацан просто в глаз попал. Конкретно так попал, что Юнги неосознанно торопился на станцию, поглядывая на экран телефона, тем самым проверяя время - не опаздывает ли он на свою электричку. Самое смешное, что спешить ему было некуда, всё равно живёт один ведь, в своей маленькой квартирке. Но привычные 21.25 всегда заставляли его поволноваться, ведь через двадцать минут он уже должен был стоять на платформе и чувствовать потоки ветра от металлических вагонов на своём лице. И искать цифру "5" на электричке. Цифру вагона, в котором, как обычно, привычно и уютно, сопел уткнувшийся в окно попутчик. Правда, очень уютно. Сегодня Юнги запрыгнул в него за секунду до того, как рельсы начали скрипеть, оповещая о начале движения. Весь запыхавшийся, с красным от бега лицом ("Юнги, ты просто волнуешься о своей собаке. Которой, кстати, у тебя нет") и с огромными наушниками на шее он толкнул дверь и облегчённо выдохнул. Среди немногочисленных голов рыжая макушка сразу бросилась в глаза. И дышать после долбанного кросса стало раз в пять легче. Сидение, на котором поди имя "Мин Юнги" уже выбито прозрачными буквами, как всегда пуставало. Сидение через два ряда того, где спал рыжеволосый, и прямо лицом к нему. Идеально. Юнги, конечно, протопал к нему и устало свалился на личное, специально отведённое для него, место. Это немного по-идиотски - считать общественное имущество своим, но Юнги ничего не мог с этим поделать. Его это сидение, и точка. Ещё бинокль царю дайте, чтобы можно было получше рассмотреть подрагивающие от сонной дымки ресницы. Раба? Холопа? Нет, это не подходит. Фаворита? Да, это самое подходящее определение. За окнами темно, ночь практически, и Юнги самого клонило в сон от тепла и уюта, царившего в пятом вагоне поезда. Вот ведь весь день вроде чувствовал себя отвратительно, аранжировка для друга не хотела писаться и плюс - что самое ужасное - Кумамона проебал где-то дома, но сейчас вдруг на всё это стало глубоко нашугарать. Как насрать, только нашугарать. И на причины - тоже. А одна из них недовольно сдвинула брови от громкой мелодии звонка. Напоследок она причмокнула губами ("Собака, Юнги. Покормить собаку"), прощаясь с остатками сна и заторможенно полезла в карман джинс, чтобы достать трезвонящий на весь вагон телефон. Музыка в наушниках Юнги даже для него самого слишком внезапно прекратила своё течение. Это всё большой палец! Это он против воли хозяина нажал на паузу в плеере! Для чего - непонятно. - Мам? Да еду я уже, еду. Не волнуйся, скоро буду тебя обнимать. - Пауза, пока на другом проводе что-то спрашивали. И глаза в глаза совершенно случайно. - А как ещё? Крепко-крепко, конечно. Для чего пауза в плеере и остановка электрички на станции - теперь понятно. Чтобы услышать этот потрясающе звонкий смех, смешанный с сонной хрипотцой. Юнги даже пожалел, что не додумался врубить диктофон. Ну кто ж ведь знал, да?