***
Холод или же ощущение скованности: что первым из этого он почувствовал, Наруто так и не понял. Звуки доходили до него эхом: — Вижу, ты приходишь в себя, — он услышал уже знакомый голос. — Поторопись, ты должен успеть насладиться происходящим до того, как снова отрубишься. Блондин, еще не открыв глаза, понял, что лежит на чем-то мокром и ужасно холодном. Насквозь мокрая кровать, кусочки льда валялись вокруг, тело било мелкой дрожью, руки и ноги были зафиксированы. — Ну, как тебе? Заметь, простыни шелковые, я забочусь о том, чтоб моим песикам было приятно, — с этими словами скованное тело снова окатили из ведра льдом. «Никогда бы не подумал, что лед может так обжигать», — щурился и сопел, Наруто. Все его тело находилось как будто в котле, каждый кусочек льда оставлял жгучую дорожку за собой, которую хотелось немедленно содрать. Похоже, он был готов к тому, чтобы снова отключится. — Эй-эй, не смей, ты же не успел увидеть самое интересное, — капризно заявил его хозяин, тут же насильно открывая веки «песику». — Вот, смотри, я это специально для тебя приготовил: это хирургические ножницы, их используют при обрезании. Я бы хотел провести его тебе без анестезии — опыта нет. Научусь как раз, ты обязательно должен присутствовать, Наруто, тебя ждет награда, — истерично улыбаясь, проговорил красноволосый достаточно медленно, чтобы вся суть слов дошла до мозга истязаемого. Смуглое тело отчаянно дернулось, кусочки льда стекали по торсу, над этим дрожащим от холода и стресса телом нависал полуобнаженный, хрупкого телосложения юноша с безумным выражением лица. Рука Гаары скользнула к члену блондина, он достаточно грубо взялся у основания и начал делать поступательные движения. Спина Наруто напряглась, он испустил судорожное дыхание — этого Гааре было мало. Да, перед наказанием он наградит своего пса.***
Я люблю вид боли: эти неповторимые гримасы изменчиво прекрасны, каждый миг чужих переживаний отзывается во мне приятной дрожью и практически физическим наслаждением. Возможно, я ненормальный, но меня это нисколько не волнует. И, о Всевышний, я просто в восхищении, когда боль смешивается с безысходностью в глазах моих жертв, когда их лица умыты слезами и слюнями, когда с их губ каждый раз срываются мольбы о пощаде, — это меня заводит только больше. Стоит ли говорить о сладостном понимании того, насколько я властен над этой хрупкой, одновременно окутанной людской уверенностью, практически хрустальной нитью жизни. Каждый раз, ища предел напряжения, неустанно ловлю тот отчаянный момент — последний рывок к жизни и моментальное замирание помутневших от истязаний и отупевших от боли, с которой мозг просто не в состоянии ладить, глаз. Возбуждаюсь. Я каждый раз ощущаю стояк на этом моменте, чувствую себя живым. Правда, этот блеф стирается всего за пару дней, но такого не даст ни один наркотик. Более того, он притупляет мое наслаждение, увеличивая потребность крови, под дурманом я могу днями не отходить от казненного в итоге мной тела, даже не поев. После получаю лишь секундное удовольствие, а тут все натурально, да и моя сестра просто горит от счастья, видя мое приподнятое настроение. Я не эгоист, да, не эгоист, это еще и ради моей сестры. И сейчас перед моими глазами находится тот, чья боль просто срывает крышу, но мне нельзя так просто взять и истязать его до смерти. Шикамару заладил, что он будет полезен и просто принять в группу мясо не в моих правилах, мои псы — это не просто жертвы. Долго и усердно запугивал. После того как вышвырнул его, мне казалось, что он все еще таит угрозу моему положению, но нет: Нара говорит, что это исключительно моя паранойя, — я ему верю. Шикамару отлично знает мои предпочтения: без подобной разрядки я сорвусь и перережу своих — этого надо избегать. Моя сестренка приводит мне новые игрушки, сейчас мне нужно их больше. Если вспомнить, то моим новым увлечением стали кровавые ванны: этот алый цвет, просачивающийся между моими пальцами, оставляющий дорожки жизни, которые остывали на моих ладонях, успокаивал меня. Обожаю цвет крови, еще в подростковое время я стал выкрашивать волосы в красный, как бы предвидя, насколько тесно моя судьба связана с ним. Тело, почти обессиленное от переохлаждения, услышав последнюю фразу, попыталось отстранится, прячась, как будто рядом бушевало пламя. Но все тщетно: жестко зафиксированные конечности, не собираясь превращаться в бескостную массу, уперто не желали двигаться. Наруто чувствовал, как Гаара восседал на нем, трясясь от еле слышного смеха. Как же он желал испариться из этого места или хотя бы отключиться побыстрее. Теплая, но совершенно неприятная рука уперто ходила по его обмякшему достоинству, которое потихоньку отзывалось на грубые ласки, заставляя Наруто возненавидеть самого себя. Уже через пару секунд агрегат пришел в рабочее состояние. — Наруто, да ты псих, — с усмешкой проговорил Собаку, глядя на член. — Но я обещал тебе награду перед наказанием, ведь так? Потому насладись. С этими словами он почувствовал, как Гаара отпустил его плоть, сделав пару шагов по комнате. Что-то брякнуло, еще через секунду истязатель был рядом и снова начал свои фальшивые ласки. Узумаки пытался выровнять дыхание, скрыться от взора, слуха и от рук «босса», даже крупиц прокатывающих по его телу реакций. Как вдруг он почувствовал у заднего прохода что-то холодное: — Что? Что ты собираешься делать? — испугавшись своего осипшего от ужаса голоса, выдавил из себя Наруто. — Всего лишь надену на тебя поводок, открой глаза и посмотри, какой я для тебя выбрал, — сдерживая восторг от услышанного страха в голосе жертвы, протараторил Гаара, замечая, что тот в полном сознании смотрит на него с плохо скрываемой тревогой. Он отстранил эту холодную вещицу от ануса и навис над Наруто, поднимая на вытянутой руке повыше над глазами блондина то, что держал, чтобы тот смог рассмотреть в деталях предназначенную для него цепь. К слову, этот поводок отличался от того, что ему кидали на сцене, разве что тоже кожаный, но этот был шире, по всей длине шлейки были крупные металлические атрибуты, в основном шарообразной формы, а место крепления к поводку заканчивалось массивной полукруглой застежкой. По руке Гаары было видно, что весит он не мало, — она была в напряжении. — Для тебя специально заказал, килограммов семь весит. Ну что, ты не захотел принять и выполнить мой простейший приказ, теперь я тебе дам понять твою ошибку, — закончив диалог с полным нетерпеливости смешком, он вернулся к тому, на чем остановился. К этому моменту плоть голубоглазого почти опала. — Не смей, слышишь, ублюдок! Я тебя уничтожу, ты сдохнешь в канаве, сука, перестань, — не успев завершить свою гневную тираду срывающимся на крик голосом, Наруто прервался, почувствовав, как холодная застежка проникает в него, растягивая не подготовленное колечко и принося ядовитую боль. В уголках его глаз стали предательски выступать слезы. — Восхитительно! — радостно воскликнул мучитель. — Не смей расслабляться! — тут же гневно он проорал своей жертве, со всей силы ударив висевшей в руках частью поводка по животу, задевая пах, — большие металлические бусины безжалостно звякнули, загорелое тело тут же сильно вздрогнуло и съежилось, пытаясь закрыться, каждая из этих чертовых бусин оставит кровоподтек, а как ужасно пронизывала острая боль от того, что при этом был задет половой орган. Из помутневших голубых глаз тут же брызнули слезы, из груди вырвался крик отчаяния и боли, который, отражаясь о стен комнаты, смешивался с истеричным смехом. Только лишь через минуту Наруто смог вздохнуть и тут же почувствовал, как в него проталкивают первый шарик, находящийся на поводке, вслед за уже проникшей застежкой. Он стал метаться, насколько это возможно, в своем плену, вскрикивая и проклиная, пока слезы текли по обезображенному болью лицу. Удивительно, но как только атрибутика проникла целиком и колечко мышц сжалось на самом узком месте поводка, ему стало сразу же легче, но это длилось лишь мгновение — за ним последовали следующие «испытания». Каждый раз Наруто напрягался в попытках держать себя, стараясь не приносить удовольствие этому психу, и стонал. В какой момент он понял, что вместе с этой адской болью получает щепотку удовольствия? В какой момент эта пытка стала таить в себе тихое, еле заметное наслаждение? Видимо, он спятил от боли, и мозг пытался сделать все для того, чтобы ослабить ужасное жжение, приносимое холодным металлом, — именно так думал измученный блондин. Прошло лишь пять минут, и поводок в руке Гаары стал вдвое короче: он уже заметил, что крики стали тише, что его пленник лишь больше прикусывал губы, на которых выступала так горячо любимая им алая жидкость. Пожалуй, моральное унижение приносило ему в равной степени с физическим удовольствие — этот тупой, накаченный кусок мяса испытывал одновременно и то и другое, от чего в штанах Собаку становилось теснее. — Мне кажется, или ты портишь картину и пытаешься получить наслаждение? — больше для профилактики спросил он. — Знаешь ли, некоторые из моих песиков становились испорченными, мне пришлось каждого убить — они не могли больше приносить мне пользы, получая ее сами. Я бы не хотел, чтоб ты сломался слишком быстро, потому запомни то, что сейчас произойдет, — почти серьезно проговорил Гаара и отошел на несколько шагов в сторону, чтобы запомнить эту картину. Мокрая кованная постель, белые сбившиеся шелковые простыни все так же сохраняли таявшие кусочки льда на себе, но теперь на них появились еще и очаровательные багровые пятна. Его «пес» лежал, вжавшись в эти простыни, насколько позволяли максимально натянутые, крепкие кожаные путы, находившиеся на его вытянутых руках и согнутых в коленях ногах, тело билось крупной, заметной даже невооруженным глазом дрожью, загар был практически незаметен — тело побелело и осыпало множеством крупных мурашек; на накаченном торсе проявились синяки с кровоподтеками. Лицо, искаженное болью и унижением, слезы, текущие из помутневших глаз повернутой набок головы, губа, зажатая до белизны зубами, из которой тонкой, но непрерывной струйкой стекала кровь по щеке, шее, теряясь где-то за спиной. Между ног торчала черная массивная шлейка, на ее конце болталась ручка, за которую так и хотел потянуть Гаара. Но прежде он расстегнул ширинку, чувствуя, что остолбеневший пенис уже начал ныть, сделал несколько фрикционных движений, не сдерживаясь, прерывисто и быстро довел себя до самой грани, остановился и пошел к этому завораживающе униженному существу на его кровати: — Узумаки, запомни это: я хочу, чтобы в твоих глазах вечно мелькал этот страх, что и сейчас, — повторил он и стал немного оттягивать поводок на себя. Наруто протяжно застонал, все сильнее прокусывая губы, — порой с них слетали нечленораздельные требования, смешанные с матом, прекратить это. Когда из красной, воспаленной от такого напора дырочки показался первый шар, Собаку отпустил поводок, дав мышцам втянуть его обратно, отчего блондин выгнулся в теле и зашипел. Проделав это пару раз, как бы усыпляя бдительность жертвы, Гаара, уже не в силах сдерживать свое семя и себя, со всей силы дернул поводок. В тот же момент с жадным, причмокивающим, немного противным звуком из ануса несчастного стали выскакивать шарики, плотно обмазанные слизью и кровью. Тело Наруто выгнулось в неестественную дугу, глаза, заливающиеся слезами, распахнулись вместе со ртом, залитым кровью, из его груди стал вырваться дикий, почти нечеловеческий крик боли. Бесстыжий извращенец с бешеным наслаждением наблюдал за этой картиной, и, как только застежка поводка выпрыгнула последней из кровоточащего ануса, он, не дожидаясь сокращения мышц, вставил свою плоть в Узумаки и с протяжным стоном облегчения спустил в него, но сразу же вынул пульсирующий, потихоньку опадающий пенис. Теперь кровь смешалась с его семенем, стекая по ягодицам ослабшего, провалившегося в обморок Наруто. — Я же его еще не наказал, — разочарованно смотрел на ножницы Гаара. Похоже, пора остановиться, иначе он сломает свою новую игрушку.***
— Кровожадный ты наш, похоже, мне придется тебе напомнить, зачем тут эта твоя новая игрушка, — устало проронил Сай, втягивая белый порошок, рассыпанный в аккуратную дорожку на столешнице. Сейчас три фигуры находились в маленькой темной комнате, где был большой зеленый диван, телевизор, барная стойка и два стула. — Нара же говорил, что у нас есть как минимум два варианта того, что можно сделать с ним, не считая того, что ты его просто убьешь в порыве своих извращений, — завершил бледнолицый брюнет. — Я и так сделал лишь половину того, что задумал, отлежится под присмотром нашего лекаря и будет как новенький, — не придавая особого значения словам своего собеседника, ответил самый низкий из присутствующих. — Гаара, Сай прав: медик сказал, что у того обширное повреждение кишечника и серьезная кровопотеря, мог и концы откинуть. Повезло, что Орочимару поставит мертвого на ноги, но все же услышь меня, — хмуро глядя на босса, проговорил Нара. — Я же знаю, что есть тот, кого бы ты хотел намного больше, чем его, думаю, он может знать, где Саске, или же иметь зацепки — это первое применение. Далее есть «Фишеры», что заправляют Сибуя: они интересовались им, стоит послушать что к чему, все-таки мы с ними граничим. И последнее: он появился именно тогда, когда зашевелились Акацуки: думаю, это может быть связано, потому сохраняй ему жизнь и рассудок, — совсем угрюмо закончил Шикамару — он не любил поучать Гаару, ему не нравилось выступать в роли его личных тормозов, но пока это необходимо. — Про Акацуки не слышал, — признался Сай. — Да сам узнал только на днях. — И что мы будем делать? — Ничего, они к нам не лезут, думаю, нам тоже не стоит их трогать. В их беседу вклинилась девушка с высоким голосом: — Эй, голубочки, я тут пивка принесла и жду от вас благодарности, — голос Темари стал еще теплее, когда она заметила облегченное выражение лица Гаары. — О, мой маленький братик в настроении! — радостно пискнула она и стала обнимать девятнадцатилетнего «маленького братика». — Отстань от него, Темари, — снова смертельно устало обронил Сай. — О, ты ревнуешь. Хочешь, я тебя прижму к своей груди и успокою? — Пожалуй, — фальшиво улыбнулся брюнет. Темари не заставила себя ждать и уже через пару секунд прижималась к Саю, искоса поглядывая на Нару. Раздался звонок. Шикамару достал телефон и вышел из комнаты — в трубке был слышен незнакомый голос: он сообщал то, что Нара совершенно не ожидал слышать: — Угу… Угу… Как?! Как и где?! Н-нет… Запоминаю… Да, буду. Разговор завершился, в его голове пульсировала лишь одна мысль: «Если это и правда труп Учихи, то…»