Это был впечатляющий зал для такого небольшого камерного оркестра. Она вжалась в дверь, через которую зашла, чувствуя себя муравьем в этом океане красных вельветовых кресел; сцена величественно возвышалась перед ней, окружённая огромным полукругом. «О, конечно!» - напомнила она себе, это был зал, где репетировал и выступал Чикагский Симфонический Оркестр, один из крупнейших в стране. Если в этом зале средний оркестр, который составлял от пятидесяти до ста пятидесяти человек, казался небольшой группой людей, то оркестр из двадцати смотрелся смешно. Она пожала плечами, разминая шею. Большая часть жизни была проведена с виолончелью за спиной, словно детским рюкзаком весом в тринадцать килограмм, от этого постоянно болели плечи и шея. Эмма почти не замечала этого дискомфорта, ведь это её образ жизни.
Шагнув в сторону, пропуская человека вошедшего в эту же дверь, она нервно посмотрела на телефон. Она переживала. Ей пришлось оставить Генри с незнакомым человеком. К сожалению, они были в этом городе меньше 48 часов, поэтому она не имела каких - либо знакомых, с кем можно было оставить ребенка. Выбора не было, пришлось найти няню через интернет-сайт.
Вперед, Свон. Иди и делай свою работу. Ты хочешь перестать быть фрилансером? Хочешь постоянную работу? Это то, о чем ты мечтала! Давай, соберись и сделай все в лучшем виде.
Нервно улыбнувшись, она направилась к сцене, засунув руки в карманы джинсов.
Было типично для мира классической музыки сообщать в интернете о полученной работе. Одно из негласных правил, словно появилась метка «продано». Несколько человек, внимательно посмотрели на Свон, когда она подошла, но в целом, в маленьких оркестрах знали, что кого-то наняли, и поэтому она не представляла особого интереса. Эмма была рада. Она ненавидела то время, когда ты идешь на репетицию, и все оборачиваются, рассматривают тебя, как экспонат в музее.
Блондинка посмотрела на людей, сначала на сидящих в первом ряду, все были в официальных костюмах с галстуками, явно члены правления. Затем повернулась к остальным, явно музыкантам, те были похожи на неё: в обычных джинсах и футболках. Их внешний вид немного успокоил Эмму. Она переживала, что исполнители камерной музыки носят профессиональную одежду, концертные чёрные костюмы, даже во время репетиций. Это случалось с ней раньше. Однажды она пришла на работу в новый оркестр в своих обычных джинсах и футболке и увидела, что все остальные были в костюмах и вечерних платьях. Всю репетицию ее лицо оставалось бесстрастным, но это было унизительно.
Она пробежала руками по своим белокурым локонам, поправляя их, вежливо улыбнулась всем, достала виолончель, подготавливаясь к репетиции.
Постепенно места вокруг неё стали заполняться другими артистами, они доставали свои инструменты, перебирали струны или изучали ноты, разогревая мышцы, словно спортсмены перед матчем.
- Ты нервничаешь, - прозвучал сзади слегка скучающий голос. Вытянув немного шею, поддерживая виолончель между коленями, она слегка улыбнулась мужчине позади, его тело было практически скрыто за контрабасом. Выражение лица соответствовало тону голоса, его слегка прикрытые глаза, казалось, оставались закрытыми слишком долго, каждый раз, когда он моргал, сон словно одолевал его. Он был красив в классическом понимании. Высокий с тёмными волосами, лёгким британским акцентом, который подчеркивал его мужественность. Она заметила, как женщина с валторном украдкой посматривала в его сторону, будто прося, чтобы он обратил на неё внимание. Но по его скучающему лицу, Эмма поняла, что мужчина осознавал свою красоту и игнорировал эти взгляды. Она не могла понять, понравился ли он ей или, скорее, раздражал своей высокомерностью.
И то, и другое. Определенно.
- Нет, я точно не волнуюсь, - правильнее было бы сказать, что она не понимала, на своем ли месте находится. Да, она победила, но точно ли ее не перепутали с другой высокой и худой блондинкой. Это чувство не было новым. Всегда после прослушивания, она боялась, что просто кто-то ошибочно отправил ответ именно ей. После почти десяти лет постоянной работы в мире классической музыки, она всё еще не была уверена в том, как вписывается в него. Она еще с колледжа поняла, что тот образ музыкантов, который навязывают телевидение и кино, стереотип. Они не были группой высокообразованных элитных мудаков, которые думали только о вине и Бетховене. Собственно говоря, она никогда не видела людей, которые столько курили травку и упивались пивом, как это делали они. Ей понадобилось несколько недель на новой работе, чтобы забыть чувства, фон её детства, которое она провела в детских домах, что она не нарушитель спокойствия и ей не дадут пинок под зад.
Конечно, она не собиралась все свои мысли рассказывать этому человеку. Вместо этого, она прочистила горло и произнесла: - Немного пугающе знать, что если будет допущена ошибка, то все поймут: это я. Так как из-за размеров группы им просто некого больше будет обвинить.
- Мы все совершаем ошибки, дорогая, - пожал плечами мужчина.
Она улыбнулась в ответ.
Мужчина внимательно посмотрел на неё, прежде чем наклониться вперёд, одна рука держала контрабас, другую он протянул к ней:
- Киллиан.
Она пожала её, желая быть дружелюбной:
- Эмма. Эмма Свон.
Ее внимание обратилось к их руководителю, Мэри, которая призывала всех к тишине, собираясь сделать несколько объявлений:
- И конечно же познакомьтесь с нашей новой виолончелисткой. Эмма Свон. Добро пожаловать!
Эмма вежливо кивнула, не удивляясь краткому приветствию.После окончания колледжа последние годы она провела, порхая из города в город, занимаясь фрилансом, принимая любые временные договоры от оркестров и музыкальных групп. Она была знакома с тем, как обращались с новыми людьми.
Мэри провела некоторое время, рассказывая планы на предстоящий сезон. Кто с кем и когда играет. Это было необычно для Эммы. Оркестр из пятидесяти или более артистов чаще всего играли все вместе, однако в камерном все было иначе. В группе было около двадцати человек, из которых выбирали группы меньше, от трех до шести человек, для разных музыкальных произведений.
Эмма была рада, что ее включили в одну из групп. Так как ожидала, что ей, как всем новичкам, дадут время освоиться. Она этого не любила. Все или ничего.
Мэри все рассказывала, не замолкая, словно наслаждаясь звучанием собственного голоса. Эмму это утомляло. Зачем объяснять самые простые правила в мире классической музыки? Они не новички в этом. Блондинка потеряла нить разговора, разглядывая зал. Она прищуривалась, игнорируя блики прожекторов, улавливая движение слева от сцены. Сначала она увидела брюнетку, среднего роста, с идеально ровной спиной, которая пристально смотрела на мужчину, словно желая расцарапать ему глаза. Эмма наблюдала, как мужчина съежился, отступая на два шага назад, и она не могла его в этом винить, эта женщина выглядела озлобленно.
Затем она заметила рядом с той брюнеткой высокую длинноногую темноволосую девушку, явно моложе, которая улыбалась, глядя на мужчину. Она активно жестикулировала, словно дублируя этого мужчину.
Хмм, интересно.
Она гастролировала по всей стране, выступая во многих залах, но ни разу не видела глухого человека в зале во время репетиции. Зачем она здесь, раз не может слышать? Длинноногая брюнетка опустила руки, выжидающе глядя на женщину рядом. Лицо брюнетки выражало ярость, становясь еще более ожесточенным. Она скривила губы в усмешке, загоняя мужчину в угол. Было видно, что он готов провалиться под землю. Кивнув, он развернулся на каблуках и постарался как можно скорее скрыться. Брови длинноногой девушки метнулись вверх, руки снова пришли в действие. Ожесточенная брюнетка закатила глаза и ответила быстрыми и резкими движениями, которые выдавали ее злость.
Два глухих человека?
Нужно спросить об этом Киллиана. Свон была заинтригована.
Эмма вернула свое внимание на сцену, когда Мэри закончила.
Репетиция проходила лучше, чем надеялась Эмма. Группа играла четко, красиво, и ей было приятно находиться с ними. Они приняли ее, это придавало уверенности.
Когда она брала в руки смычок и начинала музицировать, ее взгляд был обращен только к музыке.
- Так откуда ты? – спросил у нее Киллиан, когда она убирала виолончель в футляр, в конце репетиции.
- Э-э, последнее место работы - это Питтсбург; у меня был годичный контракт с несколькими небольшими ансамблями. До этого была в Южной Калифорнии и в штате Юта.
Эмма щелкнула языком и усмехнулась, убирая руки в карман своей красной кожаной куртки. Хотя снега уже не было, холодный ветер с озера Мичиган создавал ощущение, что на улице не 18 градусов тепла, а максимум 5.
Киллиан улыбнулся:
- Эх, прекрасная жизнь фрилансера. Ты постоянно двигаешься, никогда не знаешь, где окажешься завтра. Нам всем пришлось через это пройти.
- Ну, мне хватило этого, - пожала плечами Эмма. – Я счастлива остановиться в одном месте. Но кто знает, что будет, когда этот контракт закончится.
Эта работа стоила, того чтобы уехать из Питтсбурга, но, к сожалению, это всего лишь двухлетний контракт. Этот срок больше, чем где либо, но он по-прежнему временный.
- Да, дорогая, - сказал Киллиан, улыбаясь – Ты великолепно играешь. Увидимся завтра. И добро пожаловать в нашу группу.
Она кивнула и вернулась к своим вещам. Как только она закинула виолончель за спину, идя в сторону электрички, она вспомнила, о чем хотела расспросить мужчину.
Что ж, всегда есть завтра.
Стуча зубами, она вскочила в поезд, как только он прибыл. Если сейчас так холодно, что же будет зимой? Поездка из центра города, до района Уилсон, в котором она жила, составляла тридцать минут. Задержек не было, но руки уже онемели от холода.
Она зашла в квартиру, надеясь, что не увидит няню скомпрометированной.
- Мисс Свон, мне очень жаль! – молодая девушка показалась из комнаты Генри, держа его на руках. Сонный мальчик заворочался и потянулся к матери. – Я пыталась уложить его вовремя, но он был очень расстроен и ждал вас.
- Ничего страшного, - ответила Эмма, - это обычная проблема с новой няней. Не переживайте.
Девушка улыбнулась, словно эта информация заставила ее чувствовать себя лучше.
С ответной улыбкой Свон взяла у неё своего четырёхлетнего сына, заплатила ей и пошла в спальню мальчика, маневрируя вокруг расставленных везде коробок.
- Эй, парень, – она улыбнулась и потерла его живот.
- Тебя не было, – сказал он с глубоким вздохом.
- Знаю, я должна работать, помнишь?
Он кивнул, потирая лицо.
- Ты сонный, закрывай глазки.
- Ты дома?
- Да, - Эмма вздохнула с пониманием, - Да, я буду ночью дома.
Генри залез под одеяло. Блондинка ласково гладила его по спине, пока дыхание мальчика не стало ровным и глубоким. Потом она тихо встала, думая о том, что завтра он будет разбитым, так как не выспится.
Было около десяти вечера, когда она приехала домой. Чуть раньше, чем она планировала, поэтому решила воспользоваться этим временем, чтобы провести активную тренировку в гостиной, перед тем как почистить зубы и переодеться в пижаму. Но проходя мимо коробок с вещами, Свон стукнулась об нее ногой. Они были в городе два дня, но Эмма уже устала от коробок. Она всегда их ненавидела. Ненавидела то, что они означали для нее и Генри. Ненавидела то, как они выглядят и даже пахнут. Хоть их и было немного, но они переезжали уже шесть раз с рождения Генри. Привыкая, через некоторое время ты просто перестаешь покупать ненужные вещи. Перед покупкой ты думаешь, а уместится ли это в машину?
Решив проигнорировать коробки и не разбирать их, она рухнула на кровать с тяжелым вздохом.
***
На следующее утро Генри тихо пробрался в комнату, стараясь не разбудить мать, залезая под одеяло.
- Что? Нет! – простонала Эмма, - малыш, спи!
Мальчик замотал головой, поворачивая ее голову к себе.
- Пришло время мультиков, мамочка! Где телевизор?
Эмма работала по вечерам, поэтому утренние часы они проводили в кровати, Генри ложился с ней и смотрел мультики, давая ей ещё немного времени поспать.
- Его еще нет.
Генри выглядел пораженным, хотя она знала, что он мог бы это заметить, пока пробирался к ней.
- Знаешь что, - сказала она, приподнимаясь на локтях, - я встану, и мы приберемся, как Белоснежка, а потом пойдем в магазин за продуктами. Как ты на это смотришь? Хочешь погулять?
Генри ухмыльнулся:
-Да?
-Да! – Эмма уткнулась лицом в его маленький живот, дуя в него, заставляя мальчика кричать от смеха.
Генри тихо напевал что «помогает» матери, на деле перенося грязь из одной комнаты в другую. Как только они закончили, Эмма надела ему пальто, и они тронулись в путь, вниз по улице, держась за руки.
- Как насчет бананов?
- Нет! – хихикнул он.
- Яблоки?
- Нет!
- Арахисовое масло?
- Нет, мамочка!
- Хлеб? Я не могу угадать, чего ты хочешь!
- Курицу с лапшой! – сказал мальчик, словно это был самый очевидный ответ в мире.
- Ооо, хочешь, я приготовлю куриный суп с лапшой? – Она посмотрела на часы. Они потратили много времени на уборку кухни, и Эмма не была уверена, что они успеют все приготовить до прихода няни. – Возможно, но кушать его будешь с Беккой.
Он нахмурился. Но стоило ему разрешить самому выбрать лапшу в форме зверей, Генри снова оживился.
***
В слезах Генри ходил по квартире за матерью, пока она собиралась на работу.
- Слушай, приятель, - она указала на кухню, где на плите стояла кастрюля с супом. – Я сварила твой любимый суп. Поешь его с Беккой. Она же нравится тебе. Ты сказал, что она смешная.
- Но я не хочу! – кричал он, обнимая колени матери, икая от не перестающих литься слез. Со вздохом, она взяла его на руки, целуя в висок. Она так не любила это время, когда ее милый мальчик плакал, зная, что она оставляет его на весь вечер. Это была худшая часть дня.
- Эй, малыш. Я скоро вернусь, а ты поешь суп. И потом Бекка включит тебе «Белоснежку», – она посмотрела на няню, удостоверяясь, что та поняла ее. – Ты ведь хочешь посмотреть «Белоснежку»?
-Да! – Крикнул он ей на ухо, оглушая.
- Отлично. Но мне нужно идти.
Она сняла плачущего ребенка со своей шеи, целуя его с огромным чувством вины, и выскользнула за дверь, уходя так быстро, как могла.
Она ненавидела это. Она чертовски ненавидела это.
***
Спустя два дня она провела все время, распаковывая коробки вместе с Генри. Она пыталась загладить свою вину за предыдущие слёзные вечера, тихо напевая и танцуя… но все равно пришло время, когда ей нужно было отправляться на своё первое выступление. В этот раз Генри отпустил её немного легче. Он знал, что, когда она стянула хвост и одела туфли, черное концертное платье, значит, пришло время маме играть музыку для кого-то.
Она вышла на сцену, чувствуя, как быстро бьётся сердце в груди. Это было несправедливо, что в первом же выступление с группой, ей придётся играть соло. Ей нравится сразу действовать, но сейчас она уже думала, что может, не так уж и плохо, если бы её так быстро не включили в группу, а как новичка оставили в тени.
Концерт был маленький, сбор средств для местной школы искусств, но это не означало, что там не было более пятидесяти лиц наблюдавших за ней.
- Ты готова, Свон? – спросил Киллиан, протягивая ей бутылку воды.
- Ты шутишь? – усмехнулась она. - Я родилась для этого.
Ей показалось, что он расслышал нотки колебания в ее голосе.
Небольшая группа из пяти человек на сцене объявила, что они играют сегодня. Дети из школы сидели в креслах, с широко раскрытыми глазами, в то время как их родители держались за ними, наслаждаясь развлечением.
Эмма никак не могла сосредоточиться, отвлекаясь на постоянные взмахи рук, в ее сторону.
Что это?
Первая часть концерта закончилась, и с вежливыми аплодисментами четыре других артиста покинули импровизированную сцену, оставляя Эмму одну. Нервы зашкаливали, когда ее объявили. Она думала, что упадет в обморок от переизбытка чувств.
Вот черт! Черт! Черт! Черт! Черт!
Сделав глубокий вздох, она медленно поднесла смычок к струнам, вырывая из инструмента глубокий стон. Обычно, когда Эмма играла, она концентрировалась на нотных листах перед ней или на дирижере. Но, играя по памяти, соло, ей некуда было смотреть. Она окинула зал беглым взглядом, и ее внимание привлекла та самая брюнетка, которая активно жестикулировала. Нахмурившись, Свон постаралась отвлечься от этих рук, но чем больше старалась, тем меньше могла их игнорировать. Свирепая брюнетка стояла напротив сцены, смотря на блондинку. Не смотря на строгий вид и жесткий характер, Эмме пришлось признать, что брюнетка очень красива. Светло – оливковая кожа, которая будто мерцала в свете прожекторов. Красные полные губы. Утонченный подбородок и красивая линия скул. Красота женщины еще больше отвлекла ее. Эмма нахмурилась, думая что-то о хамстве людей, которые никого вокруг не уважают. Но тут она заметила, что и взрослые, и дети в зале, смотрят на брюнетку, а не на Эмму, которая старается для них. Не то чтобы блондинка была эгоисткой, но это же дети. Сейчас они только учатся, как правильно вести себя в таких местах. А это плохой пример.
Закончив играть, Эмма благодарно кивнула в адрес тех, кто аплодировал ее игре. Но гнев пульсировал в каждой вене из-за того, что ее постоянно отвлекала эта женщина.
Когда исполнители закончили и собрались домой или пообщаться она знала, что хочет сделать.
Я не буду грубой. Просто скажу о том, что нельзя отвлекать артистов. Я не буду
грубой. Не буду.
Она пробралась к той брюнетке, вспоминая взгляд, которым она втоптала в грязь мужчину. Наверное, Эмме стоит испугаться, но нет. Она осмотрела помещение, замечая, что Киллиан в баре, вяло ему улыбнулась, направляясь к женщине, которая была поглощена своим телефоном.
- Эм, привет!
Женщина не подняла голову. И Эмма закатила глаза, понимая что поступает глупо! Она же глухая.
Блондинка мягко коснулась плеча женщины и попала под удивленный взгляд глаз темно-шоколадного цвета. Свон моргнула, у нее на секунду закружилась голова. Начиная говорить, она поняла, что не знает, как будет общаться с брюнеткой. Она же не знает язык жестов. Но брюнетка смотрела на нее без стеснения, холодным взглядом профессионала. Двумя пальцами женщина сделала круг вокруг своих губ, объясняя, что может читать по ним.
- Хорошо, привет, – сказала Свон, протягивая ей руку, – Эмма.
- Реджина Миллс.
Эмма была ошарашена тем фактом, что женщина говорила. Она не знала, что глухие могут это делать. Как ты можешь говорить, если не слышишь? Хотя, сейчас, когда она подумала об этом, она вспомнила, что видела, как женщина разговаривала с тем съежившимся мужчиной. Она надеялась, что женщина не заметила ее удивления:
- Я новый исполнитель W.C.C.G..
- Да, виолончелистка, – кивнула Реджина.
Ее голос был необычным. Как будто она сильно простыла. Так, немного в нос, говорят люди, когда у них насморк. Одним словом, немного глубже, но речь была вполне понятна.
- Да, я была на сцене пару минут назад.
- Верно. Я могу вам чем-то помочь, мисс Свон?
Эмма была поражена тем, что эта женщина была на взводе изначально. Ей не нужно было время и причина для злости? В прошлый раз, Свон подумала, что, возможно, мужчина сделал что-то плохое, но теперь она понимала, что брюнетка просто стерва. Это заставило блондинку говорить более откровенно, чем она планировала:
- Вы очень отвлекали меня, во время концерта.
- Простите? – Несмотря на незначительное искажение, ее голос был холодным. Источал яд.
- Извините, что говорю это, но вы общались и жестикулировали весь концерт, а это очень отвлекает. И не только меня, я заметила, что другие исполнители тоже обращали на вас внимание.
Миллс выглядела ошарашенной. Глаза вспыхнули болью, прежде чем скрылись за маской возмущения. Ее руки начали двигаться, но прежде, чем Эмма смогла сообщить женщине, что не знает язык жестов, голос позади прокомментировал:
- Я глухая.
- Прошу прощения? – Эмма оглянулась, заметив, что к ним приближается другая брюнетка, с бокалом в руке.
- Привет, - ухмыльнулась длинноногая девушка, - Руби Лукас, я переводчик мисс Миллс.
Но мисс Миллс не волновали эти любезности, она была недовольна тем, что Эмма сказала ей.
- Скажи этой идиотке, - Руби начала читать по изящно взлетающим рукам, - что я глухая, и язык жестов является моим основным способом общения. О… - покраснела Руби.
- Да, я поняла, – проворчала Эмма и повернулась к Руби, – я понимаю, что она глухая, это очевидно.
Руби открыла рот, чтобы ответить, но перед ее лицом щелкнули пальцы, призывая посмотреть в глаза Миллс, намекая что она тоже тут.
- Разговаривай с ней, - объяснила Лукас, - представь что меня нет. Черт, она очень злится, что ты ей сказала?
- Я пыталась объяснить, что при всем уважении, ее руки во время концерта очень отвлекают.
- И я ответила, - переводила Руби, - что я глухая и так общаюсь.
Эмма ощетинилась, понимая, что женщина не правильно восприняла ее слова. Но явно враждебное отношение сводило на нет чувство вины:
- Я знаю и понимаю. Но мы здесь учим детей, как вести себя во время классического концерта, так? Разве это не грубость, разговаривать во время исполнения? И не важно голосом или руками.
Эмма сделала шаг назад, когда женщина начала активно жестикулировать, не понимая, как Руби вообще могла успевать переводить. Это было, мягко говоря, страшно. Стоять так близко к женщине, которая кричала на своем языке. Ее руки летали. Громко хлопнув ладони, она ушла. Это был как настоящий небольшой взрыв.
- Мы так же учим этих детей о толерантности и терпимости к окружающим, так? Извините, - ее лицо выражало сарказм, - если мои руки отвлекали вас, но это так же как пандус для инвалидов при входе в здание, так чтобы все могли войти. Должны быть какие-то скидки. Я надеюсь, что люди с такими взглядами как вы, не будут много времени проводить с детьми, обучая их, и что ваши устарелые взгляды им не передадутся.
- Стойте мисс, подождите, - позвала Эмма, но недовольная женщина шла, не оборачиваясь. Лишь волосы подпрыгивали в такт шагам, – Я сделала замечание не потому, что ты глухая, я бы сказала это любому человеку, который общается во время концерта.
Но женщина стояла к ней спиной.
Что, черт возьми, с этой женщиной? Почему она решила, что я была груба, потому что она глухая?
Она хотела убедиться, что брюнетка и ее переводчик точно поняли смысл ее слов, но перед ней возник Киллиан с бокалом в руке.
- Я вижу, ты познакомилась с крокодилом?
- Что?
- Мы называем ее крокодил, потому что она ест людей в один укус. Ты поругалась с ней?
- Да, я думаю да. Она использовала язык жестов во время концерта, а это жутко отвлекает.
Киллиан рассмеялся:
-Да, заметил. На самом деле, мы все это видим, но никто не осмеливался ей об этом сказать.
Через всю комнату брюнетка поймала взгляд Эммы, ненадолго задерживая его.
- Ну, - чокаясь с Эммой, сказал Киллиан, - хорошая работа, дорогая моя. Ты разозлила босса.
Эмма сделала большой глоток вина и нахмурилась:
- Как же иначе.
