Шоколадный угар

Фото: https://pp.vk.me/c630217/v630217479/36e8c/ZfZ5sySXYBw.jpg https://pp.vk.me/c630217/v630217479/36e95/xBIRa8Dtxd8.jpg Аудио: Сергей Лазарев – В самое сердце молчать... гораздо больнее молчать... лучше голос сорвать. кричать! в самое сердце на пораженье! что же ты медлишь с этой мишенью?

- Да, - после долгого ожидания глухо послышался Дашин голос в трубке. - Что происходит? – устало спросила Оля. - Не знаю, - честно призналась Шашина. – Я... Прости... - Почему ты ушла именно к нему? Я имею в виду, что не просто оставила меня, а выбрала его. - Он всегда был рядом, - ответила Даша. - И? - И мне нужна была его поддержка, как и сейчас. - А я, то есть, не могу оказать того, в чём ты нуждаешься? - Видимо, раз я с ним. - Знаешь, мне бы так сильно хотелось, чтобы я могла ненавидеть тебя или хотя бы немного злиться. На данный момент, кажется, я хочу этого даже больше, чем твоего возвращения. Но я не могу. Просто не могу. Я видела твою худшую сторону, ту, что не знали многие, если не все, из твоего окружения, но я всё ещё думаю, что ты самая лучшая. Лучшая для меня. И всё, что я чувствую сейчас - это тоску и любовь. Я люблю тебя. Вопреки тому, что ты говоришь и делаешь. Я не могу ненавидеть тебя, несмотря на то, что моё сердце разбито тобой на мелкие кусочки. Но я отпускаю тебя и желаю вам обоим счастья. Того счастья, которое мы с тобой упустили из рук.       Ольга отбросила телефон на заднее сиденье и продолжила вести машину, пока слёзы беззвучно текли по щекам в две почти ровные линии боли. Слишком много мыслей пробегало в голове, слишком много воспоминаний всплывало перед глазами. Она знала, что окажется поздним гостем, но ей необходимо было увидеться с Ирмой. Подъехав к дому, она набрала номер квартиры и терпеливо ждала. - Кто? – бодро спросила Польских. - Оля. Ты не спишь ещё? - Нет, заходи.       Как только дверь квартиры открылась, Серябкина сразу же упала в её объятия и заплакала. Ирма сначала не могла подобрать слов и заботливо поглаживала рукой по её волосам. Вскоре Оля успокоилась, подруга предложила ей чай, но та отказалась и позвала её к себе. Ирма согласилась, и уже пять минут спустя они на высокой скорости мчались по Москве. - Как тебе Катя? – решила нарушить тишину Ирма. Оля в ответ повернулась к ней, закатив глаза. Польских рассмеялась. – Ясно. Привыкнешь ещё. На Дашку похожа?       Серябкина, услышав имя девушки, сжала руль в своих руках крепче и вновь промолчала. Ирма понимала, что разговор не клеится, и отвернулась к окну, рассматривая проплывающие здания в огнях. Через пятнадцать минут они уже были на месте, продолжая молчать. Добравшись до дома, Серябкина сразу же упала на кровать, не двигаясь. Ирма осторожно присела рядом, положив руку на Олину ладонь, в ожидании. - Почему всё так? – подняла Оля голову. - Как? - Почему все уходят? - Не все. - Ага, - усмехнулась Серябкина, - я остаюсь. - Чувство юмора не потеряно, - улыбнулась Ирма. – Это хороший знак. Всё не так плачевно, значит. - У меня в голове такая путаница, и чувствую я себя, мягко говоря, отвратительно. Вообще ничего не хочется, а подходит время бешеного графика, и как быть? - Держаться, как и всегда. - А ты помнишь, как Дашу первый раз увидела? – вдруг сменила тему Оля. - Помню, - засмеялась Ирма, - она такая напуганная и потерянная была, кружку с кофе на мои бумаги разлила, и я стою в раздумьях, остались ли у меня они в электронном виде, а Дашка так нерешительно подняла на меня голову, и её «Ой!» до сих пор вызывает во мне смех. Хорошая она, хоть и подбешивала временами, конечно, но мне иногда и тебя-то убить хочется. Я иногда вообще не понимаю, как вы втроём общий язык находите, настырные до жути же. Каждый раз. Все трое. От Кищук и не знаю, чего ожидать, но что-то подсказывает мне, что спокойно явно не будет. Хотя, вот опять же: когда с вами спокойно было? Так что переставай хандрить, понимаю, что мне-то это сказать легче лёгкого, но ты же знаешь, что я всегда у тебя есть. Я выслушаю и поддержу. Плюс сейчас как раз будет происходить то, что тебе нужно: перемены. - Не хочу перемен, - насупилась Ольга. - Оль, просто отпусти её. - Отпустила уже, - пожала плечами Серябкина. - Не физически, и не на словах, брошенных ей, чтобы она не волновалась по поводу твоего состояния. Дашу, может, ты и обманула, но себя-то нет. Из себя её выпусти. Это тяжко, потому что не существует чёткого свода правил, что сделать первым, а что вторым, чтобы дойти до результата. Все теряли, все были брошены кем-то, и все проходили свой персональный путь восстановления. Ты справишься. - Она меня ненавидит, - с тусклым взглядом произнесла Оля, будто и не слушала Ирму. - Это она тебе сказала? - Нет, ей не нужно было даже говорить, всё было видно, ненависть буквально выливалась из её глаз и окутывала всё пространство вокруг. - Но эта не ненависть именно к тебе. Ты спросила, помню ли, как увидела Дашу в первый раз, но не спросила, помню ли я, как увидела её – в последний. Я помню. Помню её напуганной и потерянной, без блеска в глазах и азарта к новым свершениям. Не поверишь, но она вновь разлила кружку с кофе на мои бумаги, и у меня не было их в изменённом виде на ноутбуке, и мне предстояло сделать кучу работы из-за её неловкости. Не прозвучало её «Ой!», вызывающего улыбку. Она сказала: «Извини, пожалуйста» и, обняв, вышла из кабинета. Она злится на стечение обстоятельств. Понимаешь, у неё весь мир перевернулся, образ жизни поменялся не по её желанию. Рок, судьба, фатум, - называй, как хочешь. Именно это так раздражает её, а не ты. Ты – будто символ этого самого перехода между тем, что было и что происходит сейчас. И она хватается за тебя, как за соломинку, что её не спасёт, и поэтому она ненароком ломает тебя. Бросает тебе в лицо обидные слова, совершает то, что никогда бы не сделала раньше. Я думаю, что Даша даже не отдаёт ещё себе отчёта в своих действиях. Ты не поможешь ей сейчас, как и она не сможет привести тебя в порядок. Вы должны преодолеть это по отдельности. - Не ходи ты ко мне под окно, - задумчиво произнесла Оля, присев рядом, - и зелёной травы не топчи. Я тебя разлюбила давно, но не плачь, а спокойно молчи.       Ирма вздохнула и сжала её руку - в своей. Серябкина закрыла глаза и припоминала, как она увидела Дашу в первый и последний раз. Ирма была права о разнице. Блеска не было, глаза потускнели, об улыбке и речи быть не могло. Оле хотелось вернуть её жизнерадостность, её способность заменять собой солнце в хмурый день, но теперь она сама являлась тем хмурым днём, в котором исчезло солнце. Серябкина знала, что у неё нет возможности возвратить прежнюю Дашу, ведь, по сути, три часа назад перед ней стоял тот же самый человек, что и три года назад, просто повзрослевший на эти же три года. И Оля была тогда другой. Они не пережили то, через что прошли теперь. Они – это всегда они. Изменившиеся, набравшиеся опыта, но всё же каждой клеточкой, каждым атомом они. Те, кто не смогли удержать друг друга; те, кто так и не научились справляться друг с другом; те, кто, кажется, больше спорили, чем были согласны друг с другом; те, кто кричали слова ненависти и ссорились, разбивали посуду и друг друга, уходили и обещали никогда не возвращаться. Те, кто возвращались и обещали никогда не уходить, собирали осколки посуды и залечивали друг другу раны, мирились и нежно шептали слова любви; те, кто открывали друг для друга новые миры; те, кто пытались изо всех сил понять и принять друг друга; те, кто держались вместе до последнего. И их последняя песня вместе спета, и их последний разговор окончен, и их последний выстрел друг в друга отгремел и попал в цель, и их последний закат вместе плавно перешёл в рассвет по отдельности. - Позабудь, что была я твоею, - проговорила Оля, открыв глаза, - что безумно любила тебя. Я теперь не люблю, а жалею - отойди и не мучай себя.