Шоколадный угар

Фото: https://pp.userapi.com/c836437/v836437806/35e1a/vXHb3p90LVM.jpg https://pp.userapi.com/c638028/v638028413/48839/Y8CFIoURUWA.jpg Аудио: Loc-Dog – Подруга-ночь порою обнимет городская тоска, я бреду как будто бы сам не свой. прожитый миг, как пистолет у виска, а в глазах подруга-тёмная ночь. на сердце моём много не залатанных ран, прости, что причиняю эту глупую боль. раз, и в моей памяти погаснет экран, два, и я очнулся снова рядом с тобой… а может, просто всё возьмём и разрушим? я тону в твоих глазах и не могу надышаться. давай на этот раз я проиграю без шансов? мне будет это просто, ведь всё, что есть у меня сейчас, - это твой громкий смех и пространство по периметру простыни. скажи мне, для чего придумали любовь, если утром ты уходишь, моя подруга ночь? dom!no – Осень-авария боже, в кого я превращаюсь? я удивляюсь, что не лопаются зеркала. меня давно бы запретить бы, но мой Бог трус, не поднимется рука на слабака, наверное, ведь я в последнее время слишком много на себя беру. вы мне сойдёте за клиентов, я сутенёр, продавший вам свою судьбу. уничтожь, истреби, потеряй, удали, зачеркни, сделай, что хочешь со мной, только не оставь меня одного дарить тут автографы, являясь всем пиздец звездой. сделай вид, что ты всё поняла, ведь я (это я) выводил так старательно, взвешивал каждую букву, чтобы душонка твоя не напоролась на шрамы. я в ваших чувствах не гуру, но очень главный по драмам. но это только куплеты, под ними спрятан испуганный человек, что выкупает коньяк, задвигает на студии шторы, меня здесь нет. как будто нет, но я всё ещё грёбанный двигатель вашей жизни, и я принёс вам ещё одно доброе утро, потом мне его верните…

      Иногда необходима абсолютная тишина, но чаще музыка на фоне мыслей, что бегут с такой скоростью, что невозможно чётко уловить даже одну, поэтому одна жалкая минута вдохновения сменяется мучительными часами раздумий. Слова, слова, слова… Чёртовый набор разрозненных слов. Хаос, что вопреки законам стремишься привести в порядок. Но творчество не принимает порядка. Это доказывает Олин блокнот, некоторые страницы которого перечёркнуты от верхнего левого края до нижнего правого - по причине того, что девушка исписала их полностью, но так и не сумела выразить свою мысль, а теперь, глядя на собственноручно созданные кляксы, даже не помнила её. Зато отчётливо помнила людей, натолкнувших её на те самые раздумья, что уже никто никогда не прочтёт и не услышит. Наверное, не все слова достойны того, чтобы их озвучили. Наверное, не все люди достойны каких-либо слов…       Иногда нужно не двигаться, чтобы не растянуть нить рассуждения, дабы не порвалась. Иногда приходится ходить кругами, каждый раз уменьшая радиус, закручивать, уходить вглубь, стремиться к центру собственной Вселенной, остановиться, поставив точку, чтобы понять, чем же тебя, в конце концов, осенило. Если, конечно, вообще осенило… Но в любом случае лучше выключить свет или хотя бы приглушить его, ведь душа обнажается лишь в темноте, чтобы никто не видел рубцов от ран, а только слышал болезненный хрип о помощи. Помощи, что уже никто не окажет. Никто не заберёт эту боль, от которой тебя выворачивает наизнанку.       Тебе нравится этот текст? Тебе нравится ритм? Рифма? Метафора? Строчка? Или как я чуть ли не теряю сознание, сжимая в руке карандаш? Или мысль, насколько же сильно мне хотелось лезть на стены от рождения этих переплетённых слов? Слов, что я посвящаю тебе.       Вот, что хотелось сказать Оле. Но Оля дала себе обещание больше никогда не говорить с Леной. А вот с Полей – другое дело, но та задерживалась, и Серябкина терпеливо ждала стука в дверь, пока всматривалась в собственное отражение, хоть перед глазами стоял абсолютно другой человек.       Ты преследуешь меня на каждом шагу, или же моё подсознание упорно пытается достучаться до мозга, что твёрдо отвечает «нет»? Нет! Не будет уже ничего. Искромсанное сердце не выдержит больше ни одного твоего появления рядом да даже голоса в трубке, услышав который хоть через года, невольно вздрогну от мысли, какой он всё же родной. И ты такая же. Родная. Но чужая одновременно. Пугающая. Отталкивающая. Такая, что хочется бежать со всех ног, чтобы, не дай Бог, не приползти обратно. Тебе жаль, что всё так вышло? А мне уже жаль, что мы вовсе однажды встретились. Хочешь облегчить мне боль? Хочешь стереть всё плохое? Может, сотрёшь себя всю? Да и какая разница, что теперь ты хочешь, если всё равно не в силах что-либо исправить? Как и я не в состоянии сбросить с шеи этот груз в виде воспоминаний о тебе. Мне мерещится, что ты в двух шагах от меня дышишь. Дышишь громко и беспокойно, чувствуя, что я о тебе думаю, чувствуя, что я тебя чувствую. Может, ты сейчас за рулём. Может, в салоне гремит музыка. Может, лежащий на переднем сиденье телефон сейчас зазвонит. Может, ты отвлечёшься и пропустишь момент, когда зелёный свет сменится красным. Может, ты по неосторожности возьмёшь и всё вдруг закончишь в самом центре любимой Москвы. Может, колёса твоей машины переломают мои кости, переедут моё слабое тельце, что сейчас вдалеке от тебя. Может, это мой лучший способ от тебя спастись.       Видимо, Ленино дыхание было слишком громким, раз Серябкина около минуты не слышала, как не на шутку разволновавшаяся Полина уже колотит в дверь. Когда к Оле, наконец, вернулась связь с реальностью, она не особо-то и удивилась столь настойчивому стуку и спокойно распахнула дверь. На пороге стояла бледная Поля, которая, увидев подругу, выдохнула и, схватившись за сердце, прошептала: - Господи, Оля… - Ты чего? – теперь забеспокоилась и Серябкина.       А Полина и не знала, чего это она перепугалась. Пока Оля не открывала, у неё не возникло мысли, что она не слышит, или в душе, или ещё что-нибудь… В голову полезла одна гадость, например, что Серябкина лежит и захлёбывается в собственной крови, будто Оля была похожа на человека, готового с собой что-либо сделать. Намного вероятнее было то, что это уже у самой Полины сдают нервы. Она хотела накричать на подругу, но вдруг замерла от того, что увидела в Олиных глазах пустоту и полнейшее отсутствие мыслей.       Оле же казалось, что ничего необычного с ней не происходит. Ей хотелось проговорить с Полиной всю ночь напролёт, потому что с ней это можно было просто-напросто сделать. С ней можно было обсудить и Лену, и Дашу, и Катю. Полина легко выслушает, даст совет, пошутит, чтобы разрядить обстановку, да ещё и накричит в придачу в случае чего. Но вместо слов Оля прижалась к ней и заревела. Поля гладила её по спине и волосам, шепча «Тише-тише». Но Серябкина не могла тише. Она рыдала в голос и честно призналась: «Я не знаю, что происходит». Всё тело пробивало крупной дрожью, чувство тревоги внутри возрастало, казалось, что выхода уже нет. Вот только откуда? И был ли вход? Оля не знала. Оля не знала, что происходит. Полина держала её крепко, пока та стремилась вырваться, говоря, что нужно куда-то бежать, причём срочно. На вопрос, куда же именно, Оля не ответила. Она не знала. А вот Поля знала точно: она её никуда не отпустит. Серябкина пыталась ей объяснить, что не так, но девушка понимала и без этого: Оля распадается по кусочкам, хоть и делает вид, что твёрдо стоит на ногах.       Но Серябкина всё же сумела выразить всё, что чувствовала, в словах. Она говорила быстро, сбивчиво, постоянно отклоняясь от главной темы, но Полина, держа её за руку, смотрела в глаза и кивала в знак понимания. Поля прекрасно понимала, что такое давать шанс за шансом в надежде сохранить уже хотя бы толику уважения к себе и другому человеку. Но очередное разочарование бьёт под дых, перечёркивает всё хорошее, все твои попытки понять и простить, убивает в тебе веру в то, что людям вообще стоит верить. Выслушав её до конца, Полина, горько вздохнув, сказала: - Я знаю, что тебе поможет. - Что? – подняла на неё глаза Оля в надежде. - Время. И человек рядом. - Какой человек? - Ты знаешь, - вздохнула Поля ещё раз. - Нет, не знаю. - Катя. - Почему Катя? – опустила глаза Серябкина. - Давай скажи мне ещё, что у вас ничего не было, - закатила глаза Полина. - Было, - не стала врать Оля, - но… - Но? - Кажется, этого не должно было быть… - То есть? Кто-то из вас этого не хотел? - Хотели… - Тогда что? – не понимала Поля. - Знаешь, когда смотришь романтический фильм и с первого взгляда видишь девочку, которой в финале разобьют сердце? – спросила Оля. - Вот это Катя. - Фильм редко заканчивается на разбитом сердце, в смысле, на разбитом сердце той самой девочки. Обычно случается так, что показывают, как тот, кто разбил, жалеет, увидев её через какое-то время. - Ах, - усмехнулась Серябкина, - то есть мне ждать, когда я начну жалеть, что упустила её? - Во-первых, советую её не упустить, а во-вторых, ничего ей не разбивать. - Странно от тебя это слышать. - Да нет, - пожала плечами Полина, - я просто оторваться сегодня не могла от того, как она смотрела на тебя, пока ты спала в самолёте. - Как? – спросила Оля, чувствуя, как внутри что-то поднялось. - Будто ты одно из чудес света. - Так и есть, - рассмеялась Серябкина. - Чудо-юдо ты, - улыбнулась Поля, покачав головой. - Я боюсь её, - призналась Оля, когда веселье прошло. - Катю? - Да, - кивнула шатенка. - Почему? Что тебя пугает? - Конец меня пугает. - В начале не стоит думать о конце, - посоветовала ей Полина. - Нет-нет, не надо этого. Ты сейчас начнёшь, что нужно пробовать, открываться, доверять, строить… Что когда-то получится и так далее. У меня нет сил пробовать, чувства – это ад, на пребывание в котором мы подписываемся в здравом рассудке. Нет, я больше не могу… - Оля, ты не можешь жить без чувств. - Я просто не пробовала.