Шоколадный угар

Фото: https://pp.userapi.com/c836736/v836736775/13579/nkirbGaAIz0.jpg https://pp.userapi.com/c836422/v836422518/3d209/1svWeajDaDE.jpg https://pp.userapi.com/c836736/v836736775/135bf/52Kwf3ME4VU.jpg https://pp.userapi.com/c837528/v837528518/42d8c/B7bfAIpYqQ4.jpg https://pp.userapi.com/c836736/v836736775/13605/Tv2BIFe7DWw.jpg https://pp.userapi.com/c836329/v836329518/3f96e/r5z1oeo98ho.jpg Аудио: Мари Краймбрери – Она тебе не идёт они вдвоём, фото в рестике, где мы зависали, где меня спасали от депрессии, а ему походу весело. в моём сердце месиво, как же меня бесит всё! почему так не везёт? да и Бог с ним, да и пьяная, я б закрыла профиль, было б так пофиг. сколько с ней ночей? почему он не ничей? сколько там её вещей? почему она вообще лежит, как я, на его плече? и он ей это позволяет зачем? а она тебе не идёт совсем ни по цвету волос, ни по смеху, а зачем ты с ней, объясни зачем?

      Не все обещания стоят того, чтобы их сдерживать. Особенно утренние. Тем более данные после ночи, о которой ничего не помнишь. И уж точно не те, что мешают провести и следующую ночь в дурманящем плену безотчётности перед собственным уже отключённым сознанием. Именно по этой причине Даша умудрялась двигаться в такт музыке, еле стоя на ногах. Благо друзья, в крайнем случае, были на подхвате и ловко удерживали её в своих руках. Они-то чётко видели, что Даша не в норме, хотя та и твердила обратное. Они хмуро качали головами, опустив глаза в пол, не догадываясь, что Шашина их не обманывает. Это было нормально: её состояние и поведение. Теперь это стало нормальным для неё. Девушка просто не догадывалась, как справляться с болью иным образом, как защитить себя, как вернуть спокойствие, что она, казалось, вернула своей душе. Но душа металась в поисках спасения и стремилась ни к кому другому, кроме Оли. Даша вдруг остро ощутила её нехватку в своей жизни. В жизни, что потеряла смысл, - это Шашина понимала ясно. У неё больше не было музыки, потому что она сама же от неё отказалась. Она пообещала себе не возвращаться в эту сферу, вопреки тому, что это единственное, что она умела и любила до безумия. Но любовь, растворённая в музыке, прошла. А вот безумие, видимо, только начиналось.       Даша, сколько помнила себя, всегда умела сказать себе «стоп», но прежнюю Дашу Шашина сегодня явно оставила дома плюс ко всему, забыв напрочь, где же теперь её дом. Раньше дом был там, где родители, после – там, где мама. В общем говоря, дом был там, где её сердце. Но сейчас её сердце глухо отдавалось болью в грудной клетке, а это, как бы странно ни звучало, означало, что по её дому спокойно расхаживает незнакомка, что без стеснения надевает на себя Дашины вещи и обнимает Дашиного человека. Шашина вновь влила в себя очередной шот. Ей ужасно хотелось расплакаться, но она, прикусив губу, запрещала слезам вырваться наружу. Глупо было рыдать из-за человека, которого ненавидишь. А Серябкину она ненавидела всей силой, на которую была способна. Впрочем, с той же силой блондинка её и любила, и поэтому разрывалась между двумя крайностями, ещё не понимая, что это было одно единое чувство.       Она добралась до уборной и, прокрутив замок, наконец, выплеснула свою обиду за закрытой дверью, чтобы никто не видел. Казалось, что это уже стало девизом жизни, - «лишь бы никто не видел». Не видел ни опьяняющего счастья, ни сильнейшей муки. Жизнь под прицелами камер подразумевала некий обман и недоговорённости, но, если случалось так, что жизнь без них ничем, по сути, не отличалась от первой, человек, как оказалось, вдруг терялся, хотя по логике вещей должен был ощущать себя в своей тарелке. Но нет. Даша ощущала, что просто-напросто больше не знает, кто она. Шашина не знала, кто и Оля, потому что та потерялась в этом всём намного раньше, чем она. Наверное, как и Лена. Все они, возможно, заигрались в тех, кем хотели стать, но так и не стали, а превратились лишь в жалкое подобие себя же.       Даша омывала лицо, пытаясь протрезветь, потому что, наконец, осознала, насколько пьяна. Ей вдруг стало страшно, ей просто хотелось к Оле, будто Серябкина бы защитила её и успокоила, но та вряд ли бы теперь нашла какие-либо слова для Даши. Все слова теперь были для Кати, - и этого Шашина, как ни старалась, не могла понять. Она не желала отпускать Олю и уж тем более отдавать её в руки Кищук, которая появилась из ниоткуда и всё у неё отняла. Даша уже решила, что, если бы Оля вернулась к Лене, это бы задело её не так сильно. Но тот факт, что Кищук так скоро оказалась в Олиной кровати, значил лишь одно: Оле было просто без разницы, с кем быть, вот и всё. Даша почувствовала себя пустым местом. Той весной, что Шашина, кажется, уже никогда не забудет, Серябкина просто боялась остаться одной, ей, как Даше сейчас, было страшно. Именно по этой причине Оля пришла тогда к Шашиной. Именно по этой причине и сейчас Катя получила возможность расхаживать по Олиной квартире почти голышом. Всё это ничего не значило, не значит и никогда не будет значить для Серябкиной. Даша, Катя и кто-либо, если такие имелись или же будут иметься, - ничто, лишь тёплое тело, к которому можно прижаться, проснувшись от кошмара.       Шашина упала на колени и теперь обливалась слезами и от физической боли. Она уже рыдала взахлёб, вопрошая вслух, за что ей это всё. Она доверила всю себя человеку, который не умел любить. Не умел любить никого, кроме одного единственного человека. Никого, кроме Темниковой. Даша сжала кулаки и закричала. Кричала так громко и долго, сколько могла, пока не услышала стуки в дверь и знакомые голоса. Они её потеряли. Они за неё беспокоились. «Хоть кто-то», - подумала Даша и, открыв дверь, упала в чужие, но такие сильные руки, и попросила увезти её отсюда.