Шоколадный угар

Фото: https://pp.userapi.com/c836437/v836437806/35cbb/IeEVqsWgZPY.jpg https://pp.userapi.com/c836437/v836437806/35cdf/o0CEH0fZHOE.jpg https://pp.userapi.com/c836437/v836437806/35d93/Iw-unqinS7Y.jpg https://pp.userapi.com/c845016/v845016054/3ddc0/TkpPZBL9XOQ.jpg https://pp.userapi.com/c831208/v831208722/d824f/oB6pSEq393w.jpg Аудио: Владимир Пресняков – Слушая тишину долгая дорога по реке без берегов, я прошу немного: о тебе лишь пару слов. я тебя запомнил, но постель пуста, разбивают волны замки из песка. ревностью наполнен, нет ничьей вины, отпустил тебя на все четыре стороны. мы прошли так много, моё сердце пополам, не измерить столько, лишь один туман. и под небосводом мы летим на свет, ты моя свобода, вот и весь ответ. слушая тишину, встречная полоса, без тебя не могу, моя песня в два голоса. не замыкая круг, не замедляя бег, мне одна дорога, и та ведет к тебе. ALEKSEEV – Навсегда наверное, это и есть любовь, когда дороги ведут к тебе. не остановится стрелок бег и не вернётся обратно. наверное, это и есть любовь, когда бессонница в тишине. всё переломится вдруг во мне сейчас, и так внезапно. бесчеловечная красота с ума свела меня словно. и мне глаза твои - высота. и я лечу в них и не боюсь. больно не будет, с неба - вода. мы счастливые люди, под дождём без зонта. дальше нас двое, мы шагнём через край, только с тобою, с тобой - так и знай.

      В салоне было тихо. Серябкиной не хотелось включать музыку; видимо, она перенасытилась ею. Это было странно, ведь Оле всегда казалось, что музыки не может быть много. А теперь девушка тонула, захлёбывалась в ней, и никто не мог протянуть ей руку помощи, потому что так же, как и она сама, думал, что Серябкиной нужна была только её любимая работа. Но неожиданно для Ольги работа перестала приносить былое удовольствие. Работа, как и для миллионов других, превратилась в обязанность. Столь большие изменения изматывали, душили Серябкину изнутри.       Стоя в пробке, она следила за движениями стеклоочистителей. Дождь лил как из ведра уже несколько часов. Казалось, что и в пробке Ольга потеряла столько же времени. Хотя, какая разница? Жизнь вообще череда пробок и очередей. Но… с какой-то стороны пробка – это та же самая очередь. Очередь к дому. Или к работе. Но нет, лучше к дому, решила Серябкина. Правда, в её доме стало пусто, несмотря на то, что, по сути, ничего не изменилось. Наверное, пусто стало в самой Оле.       Ольга понимала, что это состояние нормальное для разрыва. В конце концов, он был не первым в её жизни. Но разница всё же была существенной. Серябкина понимала, что Катя не собирается возвращаться. Мало того, Кищук не собирается ни высказывать ей ничего лично, ни своим многочисленным подругам и друзьям. Да что там, Катя даже не будет делиться этим со своими подписчиками, скрывая за мнимым бывшим парнем Олину личность. Кищук не планирует звонить ей посреди ночи пьяной или будить безумными сообщениями; не планирует, завалившись под утро, тарабанить в дверь, а затем лезть с поцелуями; не планирует в скором порядке находить себе новую пару и заполнять Олину ленту своими счастливыми фотографиями; не планирует встать напротив и сказать: «Я тут подумала и решила. Мы снова вместе. И не важно, как ты к этому относишься». Да и Олина рука, тянущаяся к телефону каждую бессонную ночь, обязательно останавливалась и возвращалась в прежнее положение. Серябкина знала, что не посмеет навязывать Кате свои чувства снова. Она не была уверена, что, попросив Катю поверить ей в последний раз, не соврёт дважды. Нет, тяги к Лене или к Даше не было. Просто Оля устала обещать то, что в итоге оказывалась для неё невыполнимым. Всегда что-то шло не так. Серябкина не могла контролировать обстоятельства, не зависящие от неё. Серябкина временами не могла контролировать даже себя.       Капли всё ударялись о стекло, а затем растекались по нему. Ольге порядком поднадоела эта картина. Она перестроилась в другой ряд, развернулась и поехала в обратную сторону. Это направление, как оказалось, в этот вечер было непопулярным. Серябкина не знала даже примерную причину, поэтому по-женски решила, что это некий знак.       Она остановилась возле дома и, накинув капюшон, добежала до подъезда. Дверцы лифта открылись, и Ольга потянулась к дверному звонку. Без цветов, без придуманных заранее реплик (которые, к слову говоря, не производили на Катю ни малейшего впечатления). Серябкина остановилась. Нет, так не пойдёт. Нужно хотя бы одну фразу заготовить. Основную, так сказать. Ту, вокруг которой можно достроить остальные. Или хотя бы поставить ею точку. Или наоборот начать! Всё, это конечная! Ольга ощутила приближающуюся панику. До неё только сейчас дошло: она хочет сказать Кате всё, чего девушка так долго ждала, но, выслушав Олю, Кищук может ответить фразой, которая разобьёт Серябкину на кусочки. «Знаешь, всё это мне уже не нужно». Её рука вдруг без каких-либо сигналов от мозга стремительно потянулась к звонку и надавила на него. Видимо, организм захотел самоуничтожиться. Катя, жмурясь, открыла дверь. - Спишь? - тихо спросила Оля, будто совсем не разбудила её. - Дремлю, - ответила Кищук и впустила её в квартиру. Серябкина мялась на пороге, стесняясь даже разуться. - Случилось что-то?       Ольга долго рассматривала её лицо, черты которого стали столь любимыми и родными. «Да к чёрту», - решила Серябкина и проговорила: - Знаешь, между нами было много чего. И хорошего, и плохого. Знаю, что потратила кучу твоих нервов. Я буду корить себя за это всю свою жизнь, но… проведи её со мной.       Катины глаза округлились. Ольга терпеливо ждала хоть какого-то ответа, пока Кищук надеялась, что, смотря на неё, кажется, будто она думает, а не слушает, как обезьянка в её голове бьёт в гонг. «Скажи, что тоже любишь её!» - кричала до безумия влюблённая Катина часть. «Скажи, чтобы катилась ко всем чертям (к бывшим – прим. автора)!» - вопила ещё одна. «Шуткани что-нибудь про рабство у Фадеева», - подкинула идею другая. «Ой, она пьяна. Подойди и принюхайся», - посоветовала четвёртая. «Да ляпни уже хоть какую-нибудь чушь!» - заорала последняя. Катя открыла рот, чтобы что-либо сказать. Серябкина выпрямилась, ожидая вердикта. Кищук оказалась возле неё и поцеловала в губы. Олины руки обвились вокруг неё. «Я дома», - подумалось Серябкиной.