Космические байки и истории о настоящей любви

Двери турболифта закрываются. С легким металлическим лязгом смыкаются за их спинами, отгораживая от всего остального корабля. Тихо жужжит блок кондиционирования. Воздух свежий и пахнет чистотой похлеще, чем в лазарете. Павел чихает. Маккой молчит. Они стоят вдвоем. Этой встречи они не планировали. Доктор смотрит поверх Чехова, на блестящие боковые панели, в которых отражается кудрявая макушка навигатора. Павел смотрит на него. Серый, внимательный взгляд вот-вот прожжет в нем дыру. Боунс вынужденно опускает глаза. Но стоит Павлу перехватить его взгляд — и энсин делает шаг. Еще один. Теперь они стоят рядом. Друг напротив друга. Чехов упирается подбородком в плечо доктора. Маккой дышит ровно. Слишком ровно. Худые пальцы уверенно вбивают команды в терминал лифта. Три-два-один. Стоп. Кабина замирает. И они внутри нее. Технический пролет между 4-й и 5-й палубой. Тишина. Чехов кладет свой падд на поручень, перегибаясь через Боунса, цепляя его плечом, разворачивая. Доктор послушен. Он не сопротивляется, не спорит. Уже не спорит. Он не отказывается от того единственного, что Чехов может дать. Он берет. Павел садится на корточки, уверенные руки скользят вверх — под рубаху, касаются живота. Маккой вздрагивает. У Чехова холодные руки. Но теплые губы. И горячий язык. Павел касается губами едва заметного шрама возле пупка и проводит языком по кромке пояса штанов. Боунс отступает к стене, упираясь в нее лопатками. Он не смотрит на Павла. Так можно думать, что это только химия. Проклятая химия. И Чехов ему не нужен. Навигатор подается вперед, становясь на колени. Теплый воздух путается в волосах Чехова, и они щекочут оголенный живот Маккоя. Доктор не улыбается. Кучерявая прядь липнет к мокрому животу. Монотонно пищит аварийно остановленная система лифта. Пип-пип-пип. Павел дергает собачку молнии вниз и спускает штаны Боунса к коленям. Маккой продолжает смотреть в отражении металлических стен на него — красивого… хищного… чужого. Как всегда. Тонкие пальцы тянут вниз белье. Губы смыкаются на головке. Она темная, налитая кровью. Доктор возбужден, и Чехов не намерен его дразнить. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Теплый язык задевает уздечку. Боунс вздрагивает. Павел расслабляет горло и берет глубже. Еще. И еще. Наверное, это выглядит очень развратно. Но Маккой не смотрит на него. Чехов выпускает член изо рта с хлюпающим звуком. Он знает, когда становится достаточно. Доктор не настаивает. Павел поднимается с колен, расстегивает и спускает штаны, упираясь ладонями в поручень лифта. Выгибается, поддаваясь назад. — Вам нужно еще приглашение, доктор? Нет, не нужно. На тонком изгибе бледной шеи несколько темных меток. Свежих. Чужих. Их встреча сегодня — не больше чем случайность. Чехов уже насытился, и это просто развлечение. Подачка? Пусть. Маккой скользит ладонью по напряженной пояснице, касается ягодиц, наклоняется ниже, прижимаясь к Чехову. Входит. Павел слегка вздрагивает. Не от боли — подстраиваясь под угол. Прелюдия не нужна, он уже достаточно готов. Доктор сегодня не первый. Боунс умеет ревновать, но закрывает глаза. Бессмысленно. Вперед — вперед — вперед. Чехов не стонет. Маккой крепко держит его за бедра, помогая двигаться. Потом останутся синяки. Пускай. Боунс тянется пальцами к члену Чехова. Кажется, хорошо должно быть им обоим. Павел ловит его руку. Нет так нет. Маккой снова не спорит. Оргазм похож на большую коробку с ватой. Тихо. Тяжело дышать. Доктор кончает один. Отстраняется. Белые капли текут по бедрам Павла, пачкая штаны. Они одеваются. — Будете вечером? — голос у Чехова ровный. Почти. Кабина гудит и снова начинает двигаться. Слишком быстро. — Буду. Павел берет падд и выходит раньше. Маккой остается один. Почему он позволяет этому происходить? Не важно. Чехову не нужны отношения. Он ничего не просит — доктор ничего ему не предлагает. Только обещает. Ночью, когда Паша сонный, податливый, почти нежный просит его: «Не уходи. Никогда». Он обещает. Никогда. Утро всегда наступает слишком рано. А Чехов никогда не помнит о том, что говорил во сне. И Маккой ему не напоминает. Двери турболифта открываются.