Покойся с миром

Артур печатает на своем ноутбуке, набирает длинное письмо Майлзу о парадоксальной архитектуре, когда Мол заходит в комнату и садится позади него. Больше в аудитории никого нет, и Артур едва замечает Мол, пока она не начинает говорить: – Кто такой Нил Маккормик? – Один из моих псевдонимов, – Артур не поднимает взгляда от экрана. – Когда я свалил из армии, мне понадобилась парочка новых имен. А что? – Просто любопытно, – говорит Мол и ненадолго замолкает. – Я сегодня читала армейский отчет. Артур продолжает печатать, слишком увлеченный, чтобы замедлиться или вслушаться в ее слова. – Кто научил тебя разделенным снам, Артур? – Армейские. – А еще кто? – Дом и Майлз, – отвечает Артур. – Тебе об этом известно, Мол. – Напомни мне, когда мы впервые встретились? Артур прекращает писать и коротко, с горечью вздыхает: – Мне не особо нравится, когда ты задаешь вопросы, ответы на которые знаешь. Что ты ожидаешь услышать? – Просто ответь, – Артур не видит ее лица, но голос звучит печально, и он не может не ответить. Он ни в чем не может отказать Мол. – Это было год и два месяца назад, когда ты была беременна Филиппой, в аудитории твоего отца в Париже. Я пришел искать работу. Ты мне ее предложила. Он слышит, как она встает с места, и чувствует нервозность, когда она садится напротив и смотрит ему в лицо. – Ты правда не помнишь, – Мол изучает его. – Мол, – начинает Артур, потому что он не понимает. – Что случилось с твоим акцентом? У тебя был другой. – Какой ак… В смысле канзасский? Я переехал оттуда, когда мне было восемь, я не говорил с тем акцентом много лет. Мол, что ты?.. – Ты не все помнишь, – отвечает она. – У тебя есть дыры в памяти? Провалы? – Это нормально, – говорит Артур. – Нас предупреждали в армии, когда мы только начинали с разделенными снами, что у нас могут быть потери памяти. У тебя они тоже наверняка есть. Говорят, это побочный эффект сомнацина. – Неужели, Артур? – Мол снова опечалена. – Мол, – повторяет Артур, не уверенный, что он чувствует – нетерпение или раздражение. – В этом допросе есть какой-то смысл или?.. – Бедняжка, – мягко говорит она. Он отшатывается, ножки стула скребут по полу, когда Мол тянется над столом, чтобы прикоснуться к его лицу. Его сердце бешено скачет, и он не понимает почему. – Не трогай меня, пожалуйста, – резко говорит он. Мол выглядит ошеломленной, и от этого Артур чувствует себя еще хуже. – Прости, – говорит он. – Мне не нравится, когда меня трогают. Мне неприятно. И ты об этом знаешь, не добавляет он. Она все еще выглядит такой грустной, что он решает позволить ей прикосновение, несмотря ни на что, если ей это так важно – даже хотя ему это не нравится. Но она отодвигается и встает. – Конечно, Артур. Извини, что потревожила тебя. Она уходит, и Артур облегченно вздыхает. Качает головой и возвращается к письму. – Черт, – бормочет он, замечая, что написал вместо слова «школа». Он в раздражении жмет на бэкспейс, пока слово «шлюха» не пропадает с монитора. * * * Свернувшись в комок на кровати в своей арендованной квартире, Артур даже не замечает Мол, пока та не опускается рядом с ним на матрас. – Ох, Артур, – ее голос звучит мягко. Она бормочет несколько слов по-французски, потом добавляет: – Mon chéri, опять? – Опять? – хрипит он, не понимая. Его голова раскалывается, болит так сильно, что он не видит одним глазом; он задыхается, потому что не может дышать через нос. Ему кажется, все лицо в слезах – боль такая сильная, что это его не удивило бы. Что удивительно, так это то, что он смог что-то сказать и не заорать. И его не вырвало. – Я уже видела тебя в таком состоянии однажды. Ты не помнишь? Он зажмуривается и дергает головой. Мол вздыхает и поднимается. Следующий час она ухаживает за ним, нежно, как мать: укладывает его в постель, меряет температуру, выключает свет и задергивает шторы, устраивает холодную влажную ткань на лбу и достает обезболивающее из своей сумочки. Она выкидывает пакет, когда его рвет, и приносит новый – просто на всякий случай. Артур смущен, но она делает это все так, словно ей не трудно. Даже беременная вторым ребенком, Мол всегда находит любовь для Артура. Через пару часов боль немного отступает, и он даже может сесть. – Прости, Мол, – он приглаживает волосы в тщетной попытке выглядеть хоть немного презентабельнее. – Ты не должна была видеть меня в таком состоянии. Она слегка шлепает его. – Чепуха. Скажи, что случилось, дурачок. – Я… я не знаю. – Он трет глаз ребром ладони, стараясь прогнать расплывчатость. Он спрашивает себя «Как я тут оказался?» – и решает продолжить, только убедившись, что помнит все. – Я был… там был Имс… мы обсуждали работу. Что-то… что-то случилось, он ушел, а я… Он прекрасно знает, как глупо и жалко все это звучит, и это смущает еще сильнее. Но с Мол это проще, чем с Коббом или Имсом. – Попробуй вспомнить, о чем вы говорили, – Мол держит его за руку, и ощущения не такие неприятные, какими должны бы быть. Артур смотрит на ее гладкую, бледную, идеальную руку, пока говорит. – Он сказал, как здорово снова со мной работать и какой у меня красивый костюм. И спросил, не хочу ли я пойти выпить, когда работа закончится. Я… я сказал ему идти к черту. А потом мы вернулись к работе, но… когда он уходил, он задержался и… потрогал меня, и… – Артур сглатывает, чувство вины скользит, как масло, вниз по его горлу при воспоминании о горячей руке Имса на его плече. – И он сказал, что не шутил насчет приглашения, и… Господи, он сказал, что мой костюм будет еще лучше смотреться на полу его номера в отеле. Я вытолкал его – это все, что я помню. Он сглатывает головокружение. Это не все, что он помнит – еще он помнит, как привалился к двери, и прижал пальцы к месту, к которому прикасался Имс, и как рыдал… Но это он говорить не собирается. – О, Артур, – снова говорит Мол, еще нежнее. – Он просто тебя дразнит. Ты же знаешь, что он просто дразнит тебя. Ты настолько профессиональнее его, что ему просто нравится над тобой подшучивать. – Он имел это в виду, – бесцветно говорит Артур. – Каждый раз он делает что-нибудь такое. Зачем он меня трогал? Наверняка заразил вирусом или вроде того… – Не думаю, что ты болен. – Со мной что-то не так, это точно. Инфекция или… – Думаю, что-то терзает тебя – больше, чем ты предполагаешь. Она легко прикасается к его груди, и Артур отшатывается. – О чем… о чем ты? – Артур, – произносит Мол. – Не обижайся на то, что я скажу. Я знаю Имса много лет, и иногда он может быть немного назойливым и даже казаться дерзким. Но я не думаю, что он нарочно хотел тебя ранить. – Что? – растерянно спрашивает Артур. – Ранить? Мол, ты думаешь… ты думаешь, я его боюсь? – он начинает слабо смеяться. – Я не боюсь Имса, поверь мне. Думаю, это ему стоит бояться, если он распустит руки. Дело не в этом… Он умолкает. – А в чем? – Это… я пока не могу сказать. – Ты можешь сказать мне что угодно, Артур. Всегда. Артур испускает прерывистый вздох. – Просто… иногда – мне кажется, меня к нему влечет. – Артур давится этим словом. Он чувствует, как его глаза наполняются слезами и начинают щипать, и старается подавить слезы, глубоко дыша. – Мне кажется, мне нравится, когда он ко мне прикасается. Стыд душит его. Он жалеет о своих словах немедленно – на вкус они хуже желчи. Он чувствует себя ужасно грязным, когда Мол обнимает его, прячет его голову на его плече – и он позволяет себе просто отдаться объятию. – Артур, – она прижимает его еще теснее. – В чувствах нет ничего плохого. – Это извращение. Я знаю, что это извращение. – Так ты себе говоришь? – Мол отстраняется, держа его на расстоянии вытянутой руки и внимательно изучая. – Что то, что ты чувствуешь, ненормально? – Ты не понимаешь, – задыхается он, – я не могу. Я не могу испытывать влечение к мужчине. – Почему нет? Он не может объяснить это чувство: как его тошнит каждый раз, когда Имс задевает его, проходя мимо, как вожделение похоже на боль в животе, как ужасно неправильно это все у него в голове – словно принадлежит не ему, а кому-то другому. Он отлично справляется, а потом Имс просто появляется и толкает его в водоворот смущения и желаний. В конце концов все к тому и шло – что он физически развалится от одной мысли о руках Имса на нем и его простых заигрываний. – Ты с ним говорил? – спрашивает Мол, когда понимает, что ответа не будет. – Я не могу, – Артур изможден. – Это последнее, что я могу сделать. – Имс один из лучших в нашем деле, – Мол прикасается к животу, который только начал округляться. – Пройдет какое-то время, прежде чем я снова начну погружаться, а тебе и Дому понадобится помощь. Это не может так продолжаться. – Может. – Артур глубоко вдыхает. – Это просто… небольшое затруднение. Я справлюсь. Я научусь это контролировать. – Ты меня не слушаешь? С тобой такое и прежде было, Артур. Ты не видишь, как много ты подавляешь? Ты не можешь сдержать еще больше – ты не такой счастливчик. – Если это единственный способ работать с Имсом, – упрямо отвечает Артур. Мол качает головой. – Ты ему нравишься. Что такого плохого произойдет, если вы поговорите? От одной мысли Артура охватывает ужас. Он ненавидит Имса. Нет ни единого шанса, что тот не использует влечение Артура против него же самого, если узнает. И Артуру будет больно – не эмоционально, нет, у него нет правильных эмоций для этого, – но физически. Он чувствует это как наяву: боль, похожую на воспоминание. Боль, и кровь, и унижение, и этого слишком много для одного человека. Смешавшись, это поднимается в нем волной тошноты, и Мол хватает корзину, стоящую рядом с кроватью – вовремя. Он свешивается над кроватью, пока его рвет – мечтая сбежать, жалостно умоляя «Пожалуйста, уйди, пожалуйста», потому что мысль о том, что Мол видит его таким, невыносима. Но та остается, сидит рядом с ним и гладит его по спине, пока его не выворачивает в последний раз. Он задыхается, вытирает рот рукавом, и Мол уносит корзину. Когда она поворачивается, в ее глазах ни тени улыбки и ни капли насмешки в опущенных уголках ее губ. – Что-то убивает тебя изнутри, – говорит Мол. Он без сил. Абсолютно измотан. Он сразу верит ей – и не знает почему. – Можно мне… – слабо начинает он, – не могла бы ты… остаться? Тут? Ненадолго… или пока я не усну… – Конечно, дорогой, – нежно отвечает Мол. Она устраивается на кровати, и гладит его по спине, и напевает что-то. Он слишком устал, чтобы просить ее перестать, и к тому же ему вроде как нравится. Прежде чем он снова тонет в мигрени, он находит силы порадоваться, что Мол не вытащила из него самый главный секрет: что иногда ему кажется, будто Имс мог бы сделать его счастливым. Если бы Артур позволил ему. – Когда-нибудь я сделаю так, что тебе станет лучше, Нил, – кажется, он слышит голос Мол, когда снова корчится в кровати, полуослепший от боли и головокружения, голова безжалостно пульсирует. Мол сжимает его плечо. – Я узнаю, что ты с собой сделал, и все исправлю. Но он не помнит подробностей утром – небольшое облегчение. Мол следит за ним весь день, но он не видит – он замечает только взгляд Имса и лихорадочные вспышки ужаса и возбуждения каждый раз, когда Имс подходит слишком близко. * * * Рождество приходит внезапно, и когда Имс понимает, какой сегодня день, он на мгновение задумывается – позвонит ли Нил матери. Потом Имс вспоминает, что Нилу достался телефон Артура с номерами в нем. Имс проводит праздники один, в Лондоне, с виски и своими картинами, точно так же он проводит Новый Год, и остаток января, и февраль, и все месяцы за ним. Поначалу он посылает Коббу емейлы, просто спрашивая, как дела у Нила. Но ответы Кобба редкие и не особенно информативные, так что Имс прекращает, потому что это причиняет страдания – что Кобб может быть так близко к Нилу, а Имс нет. Потому что Имс ранит его. Он пытается на этот раз быть не таким жалким, но это пустые попытки – он все еще не может заставить себя работать. Он слишком привык работать с Артуром, делить комнаты в отелях и вместе есть. Так что единственное, что он делает – это рисует, и единственное, зачем выходит из дома – купить еды, и это довольно безрадостное существование. Но в конце концов, думает он, Нил будет самую каплю счастливее, когда между ними континент и Атлантический океан. Он надеется, что Нил счастливее. Проходит шесть месяцев, и однажды он возвращается из магазина, снаружи сырая, и серая, и отвратительная погода, и когда Имс заходит в квартиру и бросает сумки, что-то разбивается вдребезги сквозь грохот крови в ушах, потому что Артур сидит за стойкой на кухне. Имсу приходится сказать «Артур» – волосы аккуратно зачесаны назад, под кожаной курткой отутюженная рубашка, дорогие брюки и этот острый, всезнающий блеск в глазах. В пальцах он крутит красную игральную кость. – Я вернулся за тотемом, – говорит он, задирая брови, как будто это самое очевидное объяснение на свете. Имс просто тупо смотрит на него. Наверняка у него отвисла челюсть. Привидение ловко соскальзывает на пол и приближается. Имс бессознательно прижимается спиной к двери, неуверенный, но Артур просто изгибает губы в маленькой усмешке. А потом он изо всех сил бьет Имса по лицу. Имс шатается, в глазах все пляшет несколько секунд. Потом он чувствует гладкую руку на лице – ладонь обхватывает щеку – и слышит мягкий голос Артура, шепчущий в ухо: – Это за то, что ушел. Прежде чем Имс успевает подобрать возражения, Артур целует его, жадно и настойчиво. Целует как любовник: уверенно, вторгается в рот Имса, пробует каждый изгиб, пока у Имса не начинает кружиться голова. Наконец Артур отстраняется и поглаживает его по щеке. – Это за то, что вернулся. Имс издает слабый придушенный звук, больше похожий на рыдание. Артур снова улыбается – немного мягче в этот раз. Большим пальцем он стирает кровь с губы Имса. – Идем, – зовет он, берет Имса за руку, и Имс может только идти следом, послушный, как ягненок. * * * На нем кожаная куртка, которую Нил купил в Риме на деньги Имса: тонкая итальянская кожа, на ощупь мягкая, как масло. Странно, что Имс раньше не замечал, что у Нила были такие же дорогие вкусы, как у Артура – по крайней мере, он знал, что ему к лицу. Все его мысли сейчас – такие бессвязные наблюдения, потому что мозг отказывается функционировать. Артур усаживает его на кровать и приносит пакет со льдом из холодильника, который прижимает к пострадавшей губе. У него все еще устрашающий правый хук. Это и успокаивает, и пугает одновременно. – Я слышал, ты в меня влюблен? – спрашивает Артур, улыбка прячется в уголках губ. Имс просто беспомощно смотрит. Он не может думать, не тогда, когда пальцы Артура на его лице, когда глаза Артура смотрят на него так прямо. Ему кажется, Артур дразнит его, но он не уверен. – Ты выживешь, – Артур забирает пакет со льдом. – Можешь что-нибудь сказать. Единственное, что приходит Имсу в голову: – Как мне тебя называть? – Если хочешь, можешь звать меня Артуром, – он поднимает бровь в ответ на неуверенный взгляд Имса. – Я был им много лет. Это никуда не денется. – Ну, однажды делось, – голос у Имса хриплый, как от простуды, и он не может его контролировать. – Ты до смерти напугал меня. Все эти годы ты был одним человеком, а потом вдруг превращаешься в то, что ты всегда ненавидел, запутываешь меня, пока я не знаю, что думать… Он резко прерывается и трет ладонями лицо, пытаясь восстановить дыхание. – Извини, что напугал тебя, – говорит Артур после паузы. – Я оплакивал тебя. Я думал, я никогда тебя больше не увижу. И когда мне показалось, что увижу – ты велел мне убираться. Ты для меня все, Артур, разве ты не знаешь? И я даже не… – он снова прерывается, бессмысленно качает головой, делая глубокий вдох. – Я не понимаю. – Думаешь, стоит начать с начала? – спрашивает Артур. – Лучше с того момента, когда ты велел мне уйти. Артур смотрит на покрывало. Он садится наискосок от Имса, скрещивая ноги, слегка сутулясь. Он дергает торчащую нитку несколько секунд, потом стаскивает куртку и пристраивает рядом с собой. Протягивает руку ладонью вверх, рукав задирается, обнажая запястье. Имс подается вперед и видит толстый шрам, горизонтальную черту, розовую на фоне бледной кожи Артура. Имс невольно отшатывается. Артур задирает второй рукав, показывая точно такой же шрам, затем снова опускает манжеты. – Артур, – сипит Имс. – Это случилось через день после твоего отъезда, когда я был дома один. Но я запаниковал и вызвал неотложку. – Как ты мог? – выдыхает Имс. Мысль об Артуре, ранящем себя, оглушает его. Он не может ее выносить. – Как ты мог так поступить? Артур безрадостно смеется. – Это не в первый раз. Имс хватает его за запястье, поворачивает руку и задирает рукав до локтя. Артур дергается: – Имс, нет, не надо… Он почти невидимый, но спутать с чем-то другим невозможно: длинный, тонкий шрам, пересекающий вены на сгибе локтя. Имс отпускает запястье – его мутит. – Артур. Артур смущенно расправляет рукава. – Это было давно. – А полгода назад? О чем ты вообще думал? – Не знаю. Я… я не знаю. Мне казалось, это имеет смысл. Но потом я увидел всю эту кровь и… передумал. – И все? – требует Имс. – Ты передумал, потому что увидел кровь? – Ну, сначала я так думал. Но потом, когда меня заштопали, за мной приехал Кобб. И все, что он сказал по дороге домой – «А если бы получилось? Что бы я сказал Имсу?» – Он так сказал? Артур кивает. Он выглядит печальным, и несчастным, и очень юным. Имс моргает: Кобб более восприимчив, чем он думал. – Так что из-за этого я и передумал, раз уж ты спросил, – заканчивает Артур. – И тогда я решил поправиться и пошел к психологу. Имс смеется. Смех просто вырывается, прежде чем он успевает среагировать, – Артур так обыденно упоминает психолога. Артур снова опускает взгляд на покрывало. – Нет, прости, – Имс приходит в ужас, когда видит выражение его лица. – Это не смешно. Прости. Мне просто трудно это вообразить. Я имею в виду, как ты даже начал объяснять?.. – С большим количеством правок. – Он помог? – спрашивает Имс. – Психолог. И тогда Артур улыбается, наклоняясь вперед и берет его за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. – Это ты мне скажи. * * * Имс делает чай, пока Артур бродит по квартире, задерживаясь в его маленькой студии. – Неплохо, – говорит он, когда Имс приносит ему чашку, и показывает на копию Мане. – Возможно, твоя лучшая работа. – У меня была грандиозная возможность усовершенствовать мастерство за прошлый год. Совместно с умением киснуть взаперти. Губы Артура изгибаются. – Они хороши, но твои собственные работы мне нравятся больше. – А мне нет. Они слишком честные. Артур улыбается ему, и эта улыбка напоминает о взгляде, который Мол подарила ему в Лимбе – немного печальном, немного ждущем. – Могу я быть честным с тобой? Имс кивает. Но Артур просто стоит там, кусая губы, пока Имс не кивает головой в направлении узкого столика на кухне, того, за которым он никогда не ест. Чтобы есть за столом, нужно иметь кого-то, с кем можно разделить трапезу. Они садятся, и чашка Артура наполовину пуста, когда он коротко, тихо вздыхает, ставит ее на стол и говорит: – Поехали. * * * Когда Артур говорит о детстве, в его речи проскальзывает легчайший намек на акцент – такой слабый, что заметит только тот, кто обратит внимание. Имс удивлен, что сейчас ему это нравится – почти исчезнувший акцент Нила и точные слова Артура. Слышать все это все равно тяжело. Они сидят за столом, но Артур постоянно двигается: качает ногой под столом, встает и ходит туда-сюда, как животное в клетке. Имс точно знает, что он рассказывает не все, и кое-что из того, что рассказывает, звучит совсем как речь психолога, как будто Артур цепляется за возможность оправдать хоть что-то из того, что делал. Но Имс не встревает. Он просто уверен, что что-то осталось за кадром, особенно когда лицо Артура болезненно кривится при упоминании второго мальчика – Брайана. – Он был совсем сломлен, – блекло говорит Артур, и Имс не добавляет «Больше, чем ты?» – Я встретил его однажды в Канзасе, когда мне было восемнадцать. Мы поговорили о том, что случилось. Я не мог поверить, что он так сломан – я начал думать, а что, если это был бы я? В тот момент мне так захотелось стать кем-то другим. Артур перестает метаться и медленно опускается на стул. Он смотрит на свои сцепленные на столе руки. – Это было на следующий день после того, как меня изнасиловали в Нью-Йорке. Его дыхание дрожит. Имс медленно качает головой. – Именно поэтому ты изменился? – По большей части, – неуверенно соглашается Артур. – Прежде… Я всегда верил, что делаю то, что мне нравится. Секс нравился мне. То, что мужчины сходят по мне с ума, платят, только чтобы потрахаться… Господи, я это обожал. Его глаза полузакрыты, знакомое выражение лица, как и интонации голоса. Его глаза внезапно смотрят на Имса, и когда он продолжает, в голосе печаль. – Затем я переехал в Нью-Йорк, но фокус не удался. Конец. – Подай назад, – мягко говорит Имс. – Это не все. Артур хмурится и смотрит на стол. – Все, что тебе нужно знать – это что меня изнасиловали. Он назвал меня шлюхой, и потом я плакал, и меня рвало, и у меня болела голова, и именно с этим я начал связывать секс и влечение. Потому что я так себя ощущал. Как шлюха. Я думал, что все контролирую, но все эти клиенты думали, что я шлюха. Они все использовали меня, начиная с моего… тренера. Просто использовали, всю мою жизнь. И я… был уверен, что он любил меня, так или иначе, но потом я встретил Брайана и подумал, что мог бы закончить, как он. И значит, тренер не любил меня, иначе он не стал бы все это делать. Ну… все, что я ему позволял. Я сам ему позволял. Имс уверен, когда Артур замолкает, что тот не собирался сказать так много. Он все еще хмурится, и он не такой прямолинейный насчет всего этого, каким был Нил – но и не такой закрытый, каким обычно бывал Артур. – Ты был ребенком, – напоминает Имс. – Но в Нью-Йорке я делал то же самое. Позволил этому произойти. Я даже не пытался сопротивляться. Кто так поступает, Имс? Имс думает о том, как безрезультатно Нил пытался сопротивляться ему, и чувствует стыд. Теперь ему ясно, почему Артуру было так важно научиться самозащите, даже если он сам до конца не понимал зачем. Он чувствует беспомощность. Он не знает, как заставить Артура перестать винить себя. Артур тем временем хватается за чай, отпивает глоток и кривится, обнаружив, что тот остыл. – В любом случае. Я больше не мог этим заниматься, клеить мужчин. – Он печально улыбается. – Психолог сказал, я всегда видел секс только как способ манипулировать людьми и получать, что хочу. Мне не понравилось, когда это использовали против меня. – А теперь? – Я не знаю, – улыбка Артура наполняется горечью. – С тех пор у меня не было секса. Ну… я имею в виду, пока… ты знаешь. – О, – соображает Имс. – О. Господи. Артур… – Не надо, – предостерегает Артур, отмахиваясь, – не начинай извиняться. – Прости меня, – все равно говорит Имс и закрывает лицо ладонями, – правда прости, я так сильно тебя хотел, всегда хотел, я даже подумать не мог… – Имс, – резко перебивает Артур. – Перестань. Перестань это делать. Вести себя так, словно я два разных человека. Ты не извинялся раньше, так с чего начинать сейчас? – Я просто не понимал, – беспомощно произносит Имс. – Как ты можешь быть уверен в один момент, а в следующий… – Тебе не нравится Нил, верно? – встревает Артур. – Он просто, – слабым голосом начинает Имс, но тут же поправляется: – Ну, ты просто… – Это и есть Нил, – Артур указывает рукой на себя. – Это я. Я торговал телом. Ты можешь это вынести? – А ты? – Я могу научиться с этим жить. – Артур слабо улыбается. – Но к чему я на самом деле веду… Я не жду, что тебе понравится Нил с той стороны, с какой ты его узнал. Я чертовски уверен, что когда мне было восемнадцать, ты мне не понравился бы. Но это все еще огромная часть меня. И если ты презираешь человека, которым я был, так сильно, тогда как ты можешь утверждать, что любишь меня? Как я узнаю? – Я тебя не презираю, – бормочет Имс, внезапно обиженный. – Просто… ты был не ты. – Я не тот, кем был или мог стать Нил, если бы все пошло иначе. Я то, что осталось, когда он вымарал кое-какие части себя, которые ему не нравились. Я все еще он. – Но теперь твоя память вернулась. – Да, – в лице Артура на миг мелькает что-то темное, и Имсу автоматически хочется его обнять. Потом он моргает, и все исчезает. – Я все еще привыкаю. То есть… господи, я привык бояться твоих прикосновений. Но я думаю, ты мог бы мне помочь. Ну, если ты все еще меня хочешь. – Конечно. Я всегда буду, – Имс с усилием сглатывает, – всегда. Артур слегка улыбается, поднимая взгляд на лицо Имса. Он скользит рукой по столу, и Имс хватается за нее без раздумий. – Мне кажется, я могу любить тебя, – говорит Артур. – Тебе кажется? – Не знаю. Я никогда не был влюблен. Но я бы хотел. И мне кажется, я мог бы влюбиться в тебя. Имс пытается почувствовать себя оскорбленным или раненым, но Артур подносит его руку к губам и целует костяшки – и все, что Имс мог бы сказать, умирает в горле, потому что Артур смотрит на него с таким открытым доверием на лице, что Имс снова влюбляется и клянется добиться взаимности. Любыми средствами. – Артур, – порывисто спрашивает он, – можно пригласить тебя на свидание? В темных глазах Артура появляется опаска. – На свидание? – Да. Ну, ты знаешь – на ужин. Ты когда-нибудь ходил на свидание? – Нет, на самом деле, не ходил. – Ну так вот я хотел бы тебя пригласить, – Имс решительно выпрямляется на стуле, – и очень надеюсь, что ты согласишься. Было бы слишком жалко идти одному. – Это просто смешно, – говорит Артур, но уголки его губ вздрагивают. – Но я должен тебя предупредить. Я больше не занимаюсь сексом с мужчинами. – О, – произносит Имс, стараясь подавить укус разочарования. – Да. Видишь ли, когда дело касается секса, я теперь предпочитаю быть с одним мужчиной. – О, – повторяет Имс и начинает ухмыляться. – Это прозвучит глупо, – в усмешке Артура теперь слишком много от Нила. – Просто… У меня был секс со многими, но у меня никогда не было любовника. – Думаю, я могу тебе помочь. – Тогда хорошо. Думаю, я пойду с тобой на свидание, мистер Имс. Имс наклоняется и целует его, просто потому что может, и чувствует, как оживляются определенные части его тела, когда Артур целует его в ответ без намека на колебания. * * * Забавно, что Артур ведет себя так, словно пытается быть неуверенным, но ему это до конца не удается. Он нервничает, когда Имс везет его ужинать, но в его движениях сквозит уверенность. Имсу кажется, это чудесно, успокаивающе знакомо, и в то же время есть незнакомый элемент, придающий всему оттенок неожиданности и волнения. – Разве это не странно? – спрашивает Артур как минимум дважды. – Нет. Мы и раньше ходили поужинать, знаешь ли. – Я знаю, но… не так, – Артур обводит рукой ресторан, и место действительно более официозное, чем те, в которых они бывали. Имсу очень хочется сделать все правильно. – И я думал, все будет иначе, когда я… – Когда ты что? – любопытствует Имс, занятый намазыванием булочки маслом. – Когда я разрушил все твои иллюзии, полагаю. Я имею в виду, – Артур кривовато улыбается, – ты наверняка думал, я был отличником в школе, и меня там били одноклассники. А вовсе не соблазнял сорокалетних мужиков за деньги. Это еще один пример его прежнего поведения. Он изображает застенчивость, но без проблем говорит подобные вещи. Но Имс совсем не возражает. Возможно, ему даже нравятся эти маленькие нахальные колкости, или хотя бы то, что Артур не фильтрует слова в разговоре с ним. Он убедился, что чем лучше Артур принимает себя, тем проще Имсу принять это все. Гораздо проще. – Можно я кое-что спрошу? – спрашивает Имс, наблюдая, как он ест. – Конечно. – Как звали твоего тренера? – Он мертв. Я его уже искал, – Артур даже не поднимает взгляд от салата. Ответ настолько быстрый и пренебрежительный, что Имсу даже кажется, что Артур вовсе ничего не говорил. – А что о… том клиенте, в Нью-Йорке? Его имя ты знаешь? – Нет. Я даже не особо помню, как он выглядел. – Он поднимает взгляд и видит лицо Имса, полное сомнений. Он слегка улыбается и говорит мягче: – Я это не подавлял. Просто со временем такие вещи забываются. Все забывается. Просто раньше я этого не понимал. – И правда. Имс платит за ужин. Артур приподнимает бровь. – Мистер Имс, надеюсь, вы не думаете, что я сдамся на первом свидании – только потому, что вы заплатили за ужин? – Я джентльмен, – заверяет его Имс. – Мои намерения исключительно чисты. Артур только ухмыляется на это. Но он действительно сдается. Они трахаются в кровати Имса, поверх покрывал, двигаются вместе с молчаливой взаимной нуждой. Имс думает, что это похоже и непохоже на ночь год назад. В этот раз Артур требует смазку и презерватив, и в нем нет той прежней торопливости, и когда Имс нависает над ним, они слепо прижимаются друг к другу, целуясь, лаская каждый дюйм тела руками и губами. Но у него осталась уверенность Нила: каждое движение рассчитано и выверено, каждое прикосновение языком, каждое сжатие мышц вокруг Имса и каждый ленивый толчок бедрами предназначены для того, чтобы вырвать у Имса стон. Имс проводит пальцами по армейским жетонам Артура, тем самым, которые Артур до сих пор носит – даже тогда, когда больше на нем ничего нет, и внезапно он выдыхает: – Прости, прости, что бросил тебя в коме… – Имс, заткнись, – приказывает Артур, и если это не Артур – тогда Имс не знает, кто еще мог бы быть им. * * * – Что ты думаешь? – спрашивает Артур. Он постоянно приглаживает волосы, и теперь они красиво обрамляют его лицо, мягкие и небрежные. Имс берет его за руку и целует пальцы, второй рукой проводя по волосам Артура. – Знаешь, а мне нравится. Артур морщится, когда пряди попадаются в глаза, позволяя Имсу убрать их. – Давай уже покончим с этим. Он не видел мать и не возвращался в Хатчинсон с тех пор, как поступил на военную службу. Имс всегда воображал, что Артур приехал из чистенького, симпатичного городка вроде Вермонта или из энергичного места, похожего на самого Артура, вроде Нью-Йорка. Хатчинсон довольно скучный. Блеклый и… ну, настолько привлекательный, насколько может быть хоть что-то в Канзасе. Такси отъезжает от тротуара, оставляя их стоять рядом с домом. Осталось только подойти, но Артур заметно колеблется. – Тут ты вырос? – спрашивает Имс. Артур смотрит на дом с пренебрежением и качает головой. – Она переехала. Я рад, в какой-то момент меня стало тошнить от старого места. Они все еще стоят на месте. Забавная мысль посещает Имса, и он невольно смеется. – Артур, ты не уверен в себе? Артур смотрит на него смущенно. – Думаешь, ты сможешь потерпеть канзасский акцент еще несколько дней? – Думаю, я выживу, – Имс гладит его ладонью по щеке, стараясь успокоить. Он любит это – прикасаться к Артуру, когда хочет, и не получать в ответ угрюмый взгляд, или проклятье, или пинок. – Не стесняйся, это милый акцент. – Ты на самом деле так не думаешь. – Я научусь так думать. Артур просто мягко фыркает, улыбается и встряхивает головой. – Тогда пойдем. Он еще на секунду задерживается на крыльце, в последний раз осматривая себя: джинсы, клетчатая рубашка, кожаная куртка – похоже на Нила и в то же время совершенно не Нил, – и звонит в дверь. Его мать открывает почти сразу. И немедленно роняет полотенце, которым вытирала руки, и обхватывает Артура в крепком объятии, выдыхая: – Нил. – Когда ты в последний раз видел мать? – спросил Имс по дороге сюда, и Артур в ответ послал ему недобрый, хмурый взгляд и сказал: – Сразу после изнасилования. Так что Имсу кажется, объятие давно запоздало. И Артур просто тает. Десять лет напряжения вытекают из него на глазах. Он так долго отказывал себе в прикосновениях – Имсу интересно, как он ощущает что-то настолько простое, как материнские руки. Минуту они держатся друг за друга, как выжившие в крушении. Затем его мать неохотно отстраняется, быстро вытирает глаза и говорит: – Дай я на тебя взгляну. – Она держит Артура на расстоянии вытянутых рук и изучает, пока он терпеливо ждет, и Имс топчется на месте, чувствуя себя чужаком. В конце концов мать Артура мягко, удивленно произносит: – Ты вырос таким красивым. – Мам, – тихо упрекает Артур. – Посмотри на свою фигуру. Никогда не думала, что скажу это, но армия пошла тебе на пользу. – Мам, – повторяет Артур и берет ее за руку, – это Имс. – О боже, простите, – она смеется со слезами на глазах и поворачивается к Имсу, протягивая руку. – Где мои манеры? Я Эллен. – Рад встрече, – Имс отвечает на рукопожатие. Ее глаза вспыхивают. – О, он еще и англичанин, – она явно очарована. Они заходят в дом, и Имс себя не обманывает – он по-прежнему третье колесо. Он тут в основном для моральной поддержки – и почти физически чувствует, как ненавистен Артуру этот Хатчинсон вместе со всеми воспоминаниями. Но сейчас тут, со своей матерью, Артур полностью расслаблен. И хотя Эллен пытается быть вежливой, она тоже смотрит только на него. Имс ее не винит. Насколько он знает, для нее Артур провел почти десять лет под глубоким прикрытием на военной службе. (– Это смешно, – ровно сказал он, когда Артур разговаривал с матерью по телефону, рассказывая, что ему наконец-то разрешили объяснить ей, почему он никогда не приезжал в гости и почему он всегда писал из-за границы. Артур в ответ толкнул его на кровать и ткнул в лицо подушкой, продолжая расспрашивать все тем же спокойным голосом, когда он может приехать домой.) Так что он использует возможность, чтобы немного осмотреться, потому что он надоедливый тип – не то чтобы дом настолько большой, чтобы многое скрывать. На самом деле, он выглядит немного одиноким. Единственная интересная вещь, что Имс находит, – прачечная. Там сложена куча барахла: несколько заклеенных скотчем коробок с надписью «Нил», накарябанной несмываемым маркером. Эллен заказывает обед на дом, и Имс мечтает всегда видеть Артура таким – расслабленным и счастливым. Вместе с акцентом это как получить Нила назад, но в этот раз это не кажется неправильным. Артур позволяет их бедрам соприкасаться под столом, и это ощущается как что-то естественное и приятное. – Я никогда не видела его таким счастливым, – признается его мать Имсу, когда Артур убирает со стола. – Думаю, он рад вернуться домой. – А я думаю, это из-за вас, – она улыбается Имсу с теплотой, и она ему нравится, потому что ни на секунду не обратила внимания на то, что ее сын заявился с бойфрендом, в отличие от многих матерей. – Я просто рада, что он нашел хорошего человека, – добавляет она с неуверенным смешком, – я думала, он вечно будет в поисках, как его мама. Она даже не представляет, и Имс этому рад. Если бы она знала, она исчезла бы из памяти Артура, как все остальное. Ночью, когда Эллен отправляется спать, Имс и Артур уходят в гостевую комнату. Имс падает на спину и позволяет Артуру вжимать себя в матрас. Они жадно целуются, пьют дыхание друг друга в попытке не шуметь, хотя это трудно, когда Артур трахает Имса так яростно, и так изгибает бедра. Он такой довольный, настолько в гармонии с миром, что Имс почти верит, что его достаточно, чтобы сделать Артура счастливым. После того как Артур засыпает, он ждет еще час или около того, прежде чем выскользнуть из постели, натянуть кое-какую одежду и тихо вернуться в прачечную. Включив свет, он достает перочинный нож и вскрывает ближайшую коробку с надписью «Нил». Он не пытается шпионить. Он не собирается раскопать что-то большее, чем уже знает – и Имс думает, что знает достаточно о жизни Артура. Остается только одна вещь, и ему просто необходимо найти ответ в одной из этих коробок. Большая часть содержимого выглядит так, будто принадлежала подростку: диски, парочка потрепанных книжек в мягкой обложке. Порно, замечает Имс с усмешкой. Что-то, что подозрительно похоже на бульбулятор. В следующей коробке он находит одежду. Следующая. Он проводит почти час на коленях в прачечной, прежде чем находит что-то стоящее: фотография в рамке. Имс стирает со стекла пыль, и его пульс учащается. Это определенно фотография «Малой Лиги». Как только он поворачивает фото к свету, чтобы разглядеть, Артур набрасывается на него. Он выдирает фотографию из рук Имса с такой яростью, что пальцам больно. Рамка врезается в стену и раскалывается, и Артур нависает над Имсом, кипя от ярости. – Не трогай его! – рычит он. Имс смотрит на него и чувствует боль, и эта боль не имеет отношения к пальцам Артура, впившимся в его предплечье – скорее она относится к панике в его глазах. Все его притворство, весь сделанный прогресс – и он все равно не может стряхнуть призрак Нила, никогда не сможет, потому что прошло двадцать лет, и все возвращается к его долбаному тренеру… – Не трогать кого? – выплевывает Имс, желая услышать это. – Брайана! Артур выглядит потрясенным, даже не успевая договорить. Имс тоже потрясен. Оба молчат. – Черт, – тихо произносит Артур после паузы, глядя на треснувшую рамку. – Это единственное его фото, которое у меня есть. Он оставляет Имса и осторожно поднимает рамку. Изучает ее несколько секунд, и Имс вынужден признать – он пропустил второго мальчика, а ведь Брайан очень важен во всей этой истории. Когда Артур нежно укладывает рамку фотографией вниз на мягкую кипу одежды, Имс помогает ему снова заклеить коробку. – Я просто хотел узнать имя этого ублюдка, – говорит он, – прости меня. Артур бесцветно смотрит на него. – Он мертв. Я говорил тебе, он мертв. Имс не может сказать, что он не особо доверяет Артуру в том, что касается этого человека, но в этот раз он, кажется, понимает, о чем Артур молчит: «Я не знаю. Мне все равно, для меня он мертв, разве этого недостаточно?» Так что он просто спрашивает: – А что с Брайаном? – Он тоже умер, – продолжает Артур. – Это моя вина. Звучит совсем как рыдание. Имс крепко обнимает его. Он слышит, как Артур всхлипывает ему в грудь, его неровное дыхание. Несколько минут они сидят на полу, рядом с останками прежней жизни Артура, останками Нила, пока Артур не напрягается в его руках и не говорит: – Эй. Артур отстраняется, и Имс вдруг понимает, что он не плакал. – Никакой тошноты. – Он прикасается к виску. – И никакой мигрени. – Когда она была у тебя в прошлый раз? – Полгода назад. Я бы запомнил теперь, я уверен. Имс не отвечает, потому что знает, о чем оба они думают, на что надеются: что у Артура больше не будет приступов. – Эй, – снова говорит Артур. – Давай начнем сначала, ладно? Он садится ровнее и убирает с лица прядь волос. Глубоко вдыхает. Потом протягивает Имсу руку, сдержанный, каким был всегда. – Привет. Меня зовут Нил. – Имс, – Имс пожимает ему руку. – Рад познакомиться, Нил. – Можешь звать меня Артуром. Имс улыбается. – Привет, Артур. Артур наклоняется и целует его, и Имсу кажется, он наконец-то может выйти из того душа в Нью-Йорке. Это первая ночь их оставшейся жизни. Вместе.