До свадьбы заживет

Сколько мальчишки себя помнили, День рождения они всегда отмечали вместе. А одиннадцать это вообще для них особая дата, ведь они закончили младшую школу и перешли в пятый класс. Начиналась совершенно другая жизнь, в чем-то более взрослая. Игорь по-прежнему ходил в музыкалку на вокал и гитару, правда, там сейчас тоже были летние каникулы, как и в бассейне, куда они ходили оба. Точнее, бассейн работал, но родители считали, что летом полезнее походить на море, благо оно рядом. Сашка закончил лицей и поступил в университет вместе со своей подружкой. Лиза училась в параллельном классе и была одной из самых популярных девчонок: красавица и умница. Но с одной большой проблемой, ей все время хотелось запихать Сашу себе под каблук, и за два года ему это так поднадоело, что Наташа подозревала, что их отношения долго не протянут. Лизка и так его отбила у девчонки, с которой он начал встречаться в середине девятого класса. Света как раз была очень славной девочкой, но, к сожалению, к ней прилагалась ее мама, которая контролировала каждый шаг своей доци, да еще периодически звонила Наташке, убеждая, что детей нужно рассорить, так как они еще маленькие встречаться. По крайней мере у Лизы были вполне адекватные родители, к тому же девочка была настолько красива, что Наташка не могла ею налюбоваться. *** Этим летом тоже было решено в поездку в деревню взять с собой Березовских, вместе с Игорем ехали его мама и маленькая сестренка Дашка. Ехали сами, потому что мужья были в рейсе, Андрей уже два месяца, а Валера пару недель, как ушел. Сашка оставался один на хозяйстве, и, уезжая, Наташа его предупредила: — Кто экономит на презервативах — разоряется на памперсах. Сашка только нагло заржал. — Ты не смейся, я не шучу! А то я как-то еще не готова бабушкой становиться. В деревню ехали на машине Маринки. Дети сидели сзади, Игорю-то что, он привык с мелкой дома возиться, а вот Дима был не в восторге. Он вообще предлагал маме оставить тетю Марину с Дашкой дома, а в деревню поехать втроем. Дорога на машине заняла около двух часов, так что вскоре все уже могли размять ноги на подворье бабушки Доси, которая вышла из летней кухни, щурясь на солнце и улыбаясь: — Наталка, доченька, приехала, а это у нас кто? Наташа обняла бабушку и притянула за руку Марину, держащую Дашку: — Это подруга моя Марина с дочкой Дашулькой, мама Игоря. Баба Дося грозно взглянула на Игореху и сказала то, что всегда говорила в каждый его приезд после случая с лошадью: — К Звездочке чтоб на десять шагов не приближался. Да сколько можно? Он к ней и так уже три года не приближается. — А что Валерка-то? Опять в рэйсе? — Да, — Наташа улыбнулась, — в рейсе, ушел две недели назад. Он, кстати, купил участок, будем дом строить. — Дом — то добрэ, доця, добрэ. А де ж участок-то? — У нас в городе, в частном секторе. — То дорого, не? — Дорого, бабуль. А где девчонки? Мы им гостинцы привезли. — Попрятались пигалицы. Стесняются. Щас покличу. — А Настя с мужем? — В огородах, у фермеров работают. Бабушка пошла звать девочек, а гости стали разгружать машину и переносить сумки в дом. Им выделили две комнаты, одну заняли женщины с Дашей, а в меньшей, как всегда, разместились мальчишки. Прибежали девчонки, как мышки за бабушкой прячутся, но сами же не выдержали, выскочили: смех, обнимашки. — А Саша где? — это пятнадцатилетняя Олеся поинтересовалась. — Не приехал в этот раз, — улыбнулась Наташа и стала знакомить их с Мариной и смущенной вниманием Дашкой, — это, кстати, тоже Даша. А вы выросли, девочки. Она вручила всем кульки с подарками: девчонкам всякие маечки, футболки, косметику, бижутерию и прочие мелочи, в основном то, что Валерка привозил из рейса, но Наташе не подходило, бабушке — меховую жилетку, троюродной сестре Настьке — духи, а ее мужу — бутылку рома. Бабушка, как увидела, рассмеялась: — Ой, доцю, шо ж ты такое привезла. Они тут сами гонят самогон, чистый, как слеза, а ты водку заморскую, еще и дорогущую небось. — А что мне ему подарить? Сахара для самогонки или дрожжи? Выставила на стол всякие вкусности. — Ну что, пошлите заселяться, или вы с Дашулей на корову пойдете смотреть? Малышка радостно захлопала в ладошки: — Коову, хочу коову! Садово-огородная помощь мальчишками почти не оказывалась, они наловчились очень хитро смываться из-под ока бдительных взрослых сразу после завтрака. Мчались на речку кататься на тарзанке, прятались в малиннике или на сеновале, гоняли на великах. У Олеси и Даши были совершенно мужские велосипеды, так что было не стыдно. Как-то заскочив в дом, перехватить кусок хлеба с маслом или пирожок с вишней, они увидели, что в кухне сидит зареванная, но счастливая двенадцатилетняя Дашка, а довольная собой Олеся убирает иголки, вату, бутылку с самогонкой и прочие псевдо-медицинские причандалы. — У вас чо тут было? Пытки иголками и огнем? — поинтересовался Димка, хватая пирожок и глядя на горящую конфорку. — Мне Леся уши проколола, — Дашка горделиво повернула вправо-влево голову. — Класс, — протянул Игорь и было видно, что в голове у него особенно усиленно закрутились шестеренки, — а где наши мамы? — Ах да, они, кстати, вас разыскивали, — Леся недовольно смерила пацанов взглядом, — вечно вы где-то шляетесь, не дозовешься. — Что, опять вишню рвать? — Нет, — ехидно сказала Даша, — они в райцентр на машине поехали, хотели вас с собой взять. Вы что, не увидели, что машины нет? — А мы со стороны огородов пробирались, — ответил Дима. — А надолго они в райцентр этот? — поинтересовался Гошка. — К вечеру будут. — Слушай, а давай ты мне тоже ухо проколешь? Димка побледнел и задергал друга за футболку. — Ты что, девочка? — засмеялась Даша. — Ты, блин, такая темная, что не знаешь, не только девчонки уши колют. — Да ладно! — А ты не боишься? — прервала их перепалку Леся. — Чего? — Ухо протыкать — это больно, между прочим. Слышали б вы, как Дашка ревела, громче Зорьки, нашей коровы. — Я не боюсь, — цыкнул сквозь зубы Игорь. — Хорошо, проколю, только не плачь. Вставай, Даш, пусть он на стул садится, ты, Дима, встань сзади, чтобы он тебе головой в живот упирался и не дергался, а то еще в глаз попаду. Ты его за лоб прижимай к себе. Димка из белого стал зеленоватым. Игорь, зная его фобию, не мог придумать, как бы его вообще отправить из кухни, чтоб не признаваться перед девчонками, что тот боится уколов, не по-дружески как-то будет. — Не, пускай Даша сзади станет, мне будет приятнее, если она меня будет к себе прижимать, а Дима пусть идет к пацанам, скажет, что мы позже выйдем, чтоб они не ждали. — Каким пацанам? — Да вашим, местным, мы договорились на тарзанку пойти, вот заскочили в плавки переодеться, — безбожно врал Игорь. Дима вышел, и началась экзекуция. В импровизированном медпункте встал главный вопрос: а сережка? У Даши были серьги, подаренные ей на день рождения, но у Игоря подобных подарков не имелось. — Можно шелковую ниточку втянуть, — изрекла мудрая Олеся, — она вроде раны обеззараживает. — А где ее взять? — спросила Даша. — Тетя Наташа в прошлый раз подарила маме шелковую ночнушку, — задумчиво сказала Леся, — не, не пойдет, не стоит ее портить. Дашка кинулась в комнату и притащила огромную шкатулку, набитую катушками с разноцветными нитками. С горем пополам были найдены подходящие нитки. — Ну садись, будем из тебя Джека Воробья делать. Игорь сел на стул, с опаской косясь на катушку грязно-белых ниток, выбранных Лесей. Та налила в маленький стаканчик самогонки, накалила кончик иглы с втянутой в нее ниткой и опустила все в стаканчик для обеззараживания. Выдержав пару минут, вытащила иголку, смазала левое ухо Игоря самогонкой, оттянув мочку, проткнула ее по центру и втащила нитку. Игорь, задержав дыхание и зажмурив глаза от боли, чувствовал, как сначала игла, а потом нитка проходят по живому. — Готово! Глаза открой. Гошка открыл глаза и увидел прямо перед собой зеркало, он повернул голову вправо и внимательно изучил висящую в розовом проколе нитку. — Не, я не там хотел. — Чего?! — Леська смотрела на него как на невидаль. — А где? — Ближе к краю. Дайте мне бумагу и ручку или карандаш, я нарисую. — Раньше надо было рисовать. Теперь уже поздно. — Почему? — спокойно спросил Игорь. — А как в одном ухе носят чуть ли не по десять сережек. Даша принесла школьную тетрадку и пенал, и Гошка нарисовал ухо и маленькое широкое колечко, охватывающее край мочки. — А что с этой ниткой делать? — спросила Леся. — Вытаскивай. К приезду мам ухо уже дергало не на шутку, но Гошка старался левой стороной не светить, чтобы никто, кому не положено, не заметил. На следующий день Игорь жестоко пожалел о своем решении стать круче пирата, так как оба прокола воспалились. Промучившись до вечера, охреневший от боли Гошка догадался, что надо что-то делать, и пошел с повинной к маме. Та пришла в ужас, были объявлены срочные сборы, и все вернулись в город. — Ну а что, — ныл по дороге Игорь, — у меня через неделю днюха, вот и подаришь мне сережку. — Какую сережку? Ты меня спросил? — разъяренная Маринка гневно смотрела вперед. — Ничего, приедем, вытащу эту нитку, спиртом намажем, и заживут твои дырки. Это ж надо додуматься сделать две! Мучайся теперь от боли. — До свадьбы заживет, — пробурчал Гошка. — А чего? Мне нравится, когда у парня в ухе серьга, — вступилась Наташа. — И ты, Брут? — Ну а что? Дело уже сделано, вон как ребенок мучается, если он уже решил, то все равно когда-нибудь проколет, так пусть уже остается. *** Так что первого сентября на линейке Игорь уже щеголял золотым колечком в ухе. Через пару недель Наташа заметила, что как вторник, так Димка ищет причины не пойти в школу. Оказалось, в классе такой он был не один. Переговорив с несколькими мамашками, Наташа выяснила, что учительница рисования была с большими требованиями к рисункам, при этом ей невозможно было угодить даже работами на вольную тему. На таких, как Игорь, ее претензии не распространялись, но всем остальным пятиклассникам, не обладающим художественным даром, приходилось туго. Как только это все выяснилось, Наташа отправилась к завучу. — А вы разговаривали с учительницей? — было первое, что спросила та. — Зачем? Я с ней не смогу спокойно разговаривать, поэтому пришла к вам, а вы уже разберитесь. Рисование — не математика, где ребенок мог что-то не выучить и получить плохую оценку, оно идет не из разума, а из души. Они же дети, рисуют то, что чувствуют, и когда Светлана Григорьевна им ставит низкие оценки или осмеивает их, то плюет им в душу. Завуч скривилась, но пообещала разобраться. Больше никаких претензий со стороны Димки не было. В целом, учеба не так уж и отличалась от младшей школы, стало больше предметов и учителей, а к кабинетной системе они в какой-то мере были готовы, ведь на музыку и в первом классе приходилось ходить в музыкальный кабинет. Шестой и седьмой классы тоже ничем особенным не обозначились. Ребята росли, Игорь по-прежнему занимался в музыкалке и акробатикой, Димка пошел еще в пятом классе на дзюдо, по возможности ходили в бассейн, у Саши была очередная пассия. Вообще Игорь не расстался с мечтой заниматься паркуром, но каких-то секций по нему не было, поэтому он пошел на акробатику, попутно отрабатывая дома и в зале, при возможности, упражнения паркура, скачанные из интернета. Когда у них выпадали свободные часы, то они зависали у Димки, играя на приставках. Постепенно Гошка превращался в Гора, а Димка в Димона. *** Нечто неожиданное произошло в восьмом классе. У них появился новенький пацан, точнее, в этом как раз не было ничего неожиданного, в классе постоянно кто-то убывал, кто-то прибывал. Новичок Эдик Затонский, парень довольно приятной славянской наружности — симпатичное лицо с тонкими чертами, серые глаза и светло-русые волосы — почему-то сразу обратил внимание на Игоря с Димой. Первые дни он просто пристально следил за ними, а потом поинтересовался у Алены Савченко, с которой сидел: — Они что, братья? — С чего ты взял? — удивилась девочка. — Просто друзья. — Ну они так все синхронно делают, или один начинает, другой заканчивает, как у близнецов. — Да нет, — пожала плечами Аленка, — дружат с детства. Они всегда так. — Педики, что ли? Сказал он это достаточно громко, так, что, несмотря на шум в классе, обернулись все рядом сидящие и стоящие. Только Игорь с Димой сидели за своей партой, склонив друг к другу головы, что-то выписывая на бумажке, тихо переговариваясь и не слыша больше никого. — Ты чо, охренел? — Стас Тихонов с силой толкнул его в грудь. Эдик охнул и, отскочив на пару шагов назад, чуть не упал, его поддержали другие руки, и чей-то голос сказал над ухом: — Еще раз такое ляпнешь, язык вырвем. Эдик заозирался: — Вы чо, ребят? Они чо, реально педики, а вы их покрываете? Задумывался ли кто-то в классе о своей, а тем более о чужой ориентации, неизвестно, но позволить обижать чужаку своих было недопустимо. Поэтому Эдика быстро скрутили и пихнули лицом в парту: — Педики они или просто друзья — это никого не касается, понял, долбоеб? Для убедительности его еще раз стукнули головой об стол и отпустили. Неожиданная тишина заставила Игоря с Димой поднять головы и оглядеться, они решили, что начался урок, а они не услышали звонок. Учителя еще не было, все делали, что хотели, и мальчишки снова склонились друг к другу. Но Эдик успел увидеть ярко-синие глаза и белозубую улыбку, быстро промелькнувшую на загорелом лице Димы. Он не заметил, что затаил дыхание, и понял это только тогда, когда услышал собственный выдох. И решил, что попытается с Димой подружиться. К огромному сожалению Эдика, из этого ничего не получалось. Дима был реально занят тренировками, бассейном и, конечно, своим дружком Березовским. Насколько мог, он сблизился с друзьями, но стать еще ближе к ним так и не получилось. Ему даже удалось как-то побывать в гостях у Димы. Он уже обрадовался, что «лед тронулся» и теперь они начнут больше проводить времени вместе, но не тут-то было, все оставалось по-прежнему. Как-то опорочить ребят в глазах друг друга тоже не получалось, в школе это было невозможно не только потому, что Дима с Игорем всегда были вместе, но и еще одноклассники не позволили бы, а после школы Эдик мог в лучшем случае пройти с ребятами до подъезда. Приближалось 14-е февраля, и именно на этот день Эдик возлагал большие надежды, причем в его планах центральное место отводилось Игорю.