До свадьбы заживет

Акрил. Провести филбертом по бумаге, и вот уже появляются плечи, торс, руки: сильные, красивые. Теперь нанести несколько слоев полупрозрачной разбавленной краски, и смуглая кожа словно засветится изнутри мягким золотистым светом, станет настоящей, живой. Акрил — не масло, не поможешь пальцами, не притронешься, не размажешь. Только кисть. Гор неловко улыбнулся. Рубенс оставил на своих картинах отпечатки пальцев, которыми добавлял широкие мазки… ну Игорь-то не великий фламандец. Но вот на картине появляются стройная, крепкая шея и лицо… у Димы открытый и вдумчивый взгляд, но в глубине его чудесных синих глаз затаились смешинки. Так и кажется, что он сейчас засмеется открыто и искренне. И хочется смеяться вместе с ним. И не нужно больше страдать над портретом, можно просто подойти и обнять, поцеловать. *** В эту субботу Игорь, как и всегда по выходным, ночевал у Димы. Точнее, в пятницу они шли домой к Гору, он переодевался, и возвращались к Димке, а в воскресенье снова шли к Березовским, чтобы взять одежду для школы и учебники. Вот и получалось, что вроде бы и дома помелькал и в то же время постоянно был с Димой. Засыпать и просыпаться с ним в одной постели было истинным наслаждением, если, конечно, не считать постоянный болезненный стояк. Одних поцелуев было явно мало, наоборот, они разжигали такой огонь в теле, что жутко хотелось его загасить, вот только дрочка помогала на очень короткое время, к тому же постоянно уединяться в ванной было бы подозрительно. Иногда Игорю даже обидно становилось: он не был уверен, что Димка его тоже так сильно хочет — тот ни словом, ни делом себя не выдавал. Дима был не просто самым родным человеком, но и самым желанным. И дело не только в его неоспоримой красоте — к ней, в конце концов, можно привыкнуть, а в том, что только с ним ощущаешь себя цельным, словно он и есть твоя недостающая половинка. Хотя чего это «словно»? Тут, скорее, не «словно», а «потому что». Игорь выплывал из сна с большой неохотой: снился ему, как и почти постоянно, Дима, с которым они занимались самыми приятными вещами, такими, до каких в реале пока не доходило. Все, что они делали в любой подходящий момент в жизни — это целовались, обнимались и гладили друг друга, и то не опускаясь ниже пояса, точнее, могли слегка задницы друг другу потискать, но хотелось намного большего. Вот во сне и приходилось добирать эти ласки, а приводили они к вполне предсказуемому результату. И перед другом, хотя теперь уже перед любимым, было ужасно неудобно. Хоть Димка был намного раскованнее по жизни, тем не менее он и намека не подавал на что-то большее, а разве его не должны мучить те же проблемы? А проснулся Гор от своего же стона, который непроизвольно у него вырвался, когда во сне он вдавился каменным стояком в Димку и стал об него тереться. Проснулся и отодвинулся в ужасе от того, что Дима мог заметить его манипуляции. Осторожно выбрался из его объятий и рванул в ванную, радуясь, что в доме никого кроме них двоих нет: Сашка остался на ночь у подружки, а тетя Наташа сказала, что рано утром едет с его мамой и Дашкой за город на вещевой рынок. Он заскочил в ванную, стянул трусы — единственный предмет одежды, в котором он спал, как и Дима, ведь обниматься в постели кожа к коже было так здорово. Игорь отрегулировал воду и залез в кабинку, не успел задвинуть дверцу и стать под душ, как по спине прошел прохладный ветерок. Гор обернулся и утонул в синеве Димкиных глаз. Диму тоже разбудил тихий стон Игоря, он ощутил его вжимающуюся в свой бок возбужденную плоть, и так захотелось обхватить ее пальцами, провести ладонью вверх-вниз, как Гор панически сбежал. А он только собрался осуществить свое желание! Дима разочарованно вздохнул и слегка сжал свой твердо-каменный стояк. А что, собственно, его останавливает? Дома никого, теперь главное, чтобы Гор не закрылся в ванной на замок. Игорь смотрел на Диму и чувствовал, как краска заливает его лицо, спускаясь на шею и плечи. Дима улыбнулся и шагнул в кабинку, задвигая за собой дверь. — Доброе утро, — сказал он и приник нежным поцелуем к губам Гора. Тот пошатнулся от неожиданности и, чтобы не упасть, схватился за Диму. Дима с удовольствием обнял его одной рукой, прижимая к себе, а вторая, как и мечталось обоим, скользнула вниз и обхватила возбужденную плоть Гора. Тот застонал, обнимая Диму крепче, двигаясь толчками в его кулаке и яростно, глубоко целуя, врываясь своим языком в его рот. И только почувствовав сквозь марево новых ощущений каменный Димкин стояк, потирающийся о его бок, Гор, с некоторым внутренним трепетом, тоже опустил руку вниз и взял в ладонь тяжелый налитой Димкин член. Дима провел языком по влажной коже шеи Игоря, стал вылизывать и целовать ее и ключицы, чувствуя, как Гор вздрагивает и постанывает, начиная быстрее двигаться в его кулаке. Почувствовал, как Гор замер и напрягся, и, понимая, что еще немного и сам сейчас кончит, Дима прикусил местечко, где шея переходила в плечо. Гор вскрикнул и излился ему в руку, а за ним, обдавая горячим дыханием мокрую кожу, кончил Дима. Ноги не держали, и он сполз вниз, потянув за собой Игоря и усаживая его себе на колени. Они купались в наслаждении, в разы превышающем то, что достигалось собственной рукой: ощущения были намного ярче, когда на члене была рука любимого, а рот или шею терзали его губы. — Больше не убегай от меня. Хорошо? — чуть хрипловатым голосом сказал Дима. Игорь уложил голову ему на плечо и закрыл глаза. Ну конечно, хорошо! Что он совсем дебил, убегать от такого удовольствия? Он молчал, так как говорить не было ни сил, ни охоты, но Дима и без слов все понял, прижал к себе покрепче, стал гладить по спине. Рядом горячим дождем лилась вода. С тех пор взаимная дрочка в ванной стала обычным явлением. А в один действительно прекрасный день был совершен следующий шаг в их ласках, и сделан он был снова Димой. *** Оксана Твердыня была обладательницей двух толстенных пшеничных кос по пояс, своего сайта по разработке схем для вышивки и характера под стать фамилии. Нефедов, с которым сия суровая богиня сидела за одной партой, сразу просек, что даже называть соседку, как это делала добрая половина класса, «Куин Сана» нужно еще заслужить. Главное, совершенно неясно, как это сделать. Вспоминая, как под Новый год пытался вручить ей подарок — две довольно дорогие шелковые ленты с машинной вышивкой, произведенной в трудолюбивом Вьетнаме, Антон до сих пор сгорал от стыда. Мельком бросив взгляд на прозрачную коробочку, которую улыбающийся Нефедов небрежно пристроил ей на колени с дурацким вопросом «Ну как?», дама одобрительно сказала: «Тебе пойдет», и вернула подношение. Мизансцену с отдачей каким-то сверхъестественным образом видел чуть ли не весь класс, и потом одноклассники, с самыми серьезными рожами, советовали, где можно купить колготки такого же цвета и кофточку с похожим рисунком. Первому такому остряку Антон успел только угрожающе сказать: «Ну ты!», как Твердыня повернулась к нему всем корпусом и выразительно прищурила глаза. И движение этой изящной невысокой девушки почему-то вызвало ясную ассоциацию с развернувшимся башенным орудием у танка, и Нефедов сдулся, закончив фразу бормотанием вроде «шутки дурацкие». Неизменная староста, она уже пятый год железной рукой правила своими одноклассниками, охотно признававшими авторитет справедливой королевы иголки и мулине. Что из себя представлял Антон Нефедов, она просекла на счет раз и, как и было свойственно ее натуре, взялась за его воспитание. Заносчивый маменькин сынок воспитанию поддавался охотно, но с настойчивостью, достойной лучшего применения, всё время норовил морочить голову своими страданиями, жаркими взглядами и вечной готовностью помочь. Помощь охотно принималась, всё остальное — нет. Вот и сейчас. Отец-дальнобойщик в отъезде, электрика нужно вызывать чуть ли не за три дня до поломки, и вообще — неужели, чтобы поменять люстру, нужен какой-то особый навык? Нефедов, прошедший ускоренный мастер-класс по подвеске люстр у своего отца, шел к неприступной королеве с набором инструментов, в котором присутствовали также молоток и лобзик, прихваченные, видимо, для солидности. Дом у Твердыни был построен еще в начале прошлого века, а потому вид имел весьма потрепанный жизнью. В нем даже водились мыши, которые деловито грызли всё подряд, включая провода, и не дохли от отравленной приманки. Но как-то наступил благословенный момент, когда мыши исчезли. Почти совсем. То есть их сильно снизившееся поголовье днем тихарилось и делало свои шуршащие дела по ночам. *** Откуда хозяин его привез, Гоша не помнил. Куда только тот на своем судне не ходил! Вот и сейчас ушел в очередной рейс, а Гоша воспользовался случаем и смылся из комнаты, где жил в скучном прозрачном ящике, который опрокинула престарелая мамаша хозяина. Мамаша только перекрестилась, когда «этакая страсть» ускользнула в неизвестном направлении, и решила рассказать сыну жалостливую историю о том, как «ужасть» склеила ласты от тоски по нему. Впрочем, оставшись на самообеспечении, Гоша был сыт и доволен. Он никому не мешал, тихонько ползал себе в перекрытиях дома и никого не трогал. Ну, кроме мышей, естественно. Мыши были вне конкуренции. Мышам Гоша, по неясным ему причинам, категорически не нравился. Может, этим эстетам не нравился его окрас. Или хвост. Или то, что он ими питался, кто там этих грызунов разберет. Дом был теплый, на улице тоже установилась почти плюсовая температура, и молодой любопытный Гоша стал осваивать окружающий мир активнее. И не надо напраслины! Гоша не глухой! Гоша прекрасно слышал всем телом возню и дребезжание вооон там. И свет, внезапно появившийся в перекрытии, тоже был внове. И любопытный Гоша выполз на этот свет. И свесился из отверстия в потолке. — ЗМЕЯ!!! — завопила Оксана и бабочкой взлетела на диван. Слегка сбледнувший с лица Нефедов замер на стуле, поставленном на стол. Старая люстра с треснувшим плафоном, помнившим Сталина, дрожала в одной руке, а во второй подрагивала отвертка. Не самый лучший набор для борьбы с пресмыкающимися, а навыков изгнания змей, свойственных исключительно святым Патрикам и то в Ирландии, у Антона не было. Гоша висел крючком и раздвоенным языком пытался ощупать температуру окружающего. Ему было сложно разглядеть недвигающиеся предметы, а Нефедов двигаться почему-то не желал. — Так и будем стоять? — спросила с дивана Оксана, и Антон ожил. Неловко, но храбро махнув рукой с зажатой в ней отверткой, он стукнул Гошу поперёк туловища, и тот не удержался и выпал из перекрытия весь. Решив не задерживаться в местах, где порядочных змей встречают отвертками, Гоша пополз под диван, с которого немедленно раздался душераздирающий вопль. Мужественный Нефедов чуть не навернулся со стула от такого количества децибел, но, понимая, что от него, как от мужчины, ждут действий, решительно спрыгнул на пол. Смутно припоминая, что змей рекомендуется хватать за шею сзади, чтоб избежать ядовитых зубов, Антон завертел головой в надежде найти какую-нибудь рогатину, дабы прижать пресмыкающееся к земле. Рогатин, по неясным причинам, в доме Твердыни по углам не наблюдалось, а ползучий гад замаскировался под низким диваном и явно замышлял недоброе. Это, наверно, был самый геройский поступок в Нефедовской жизни. Антон решительно шагнул к дивану, на котором, поджимая пальцы на ногах, стояла прекрасная Оксана, и под которым лежал наверняка готовый атаковать ядовитый змеюк. Схватив в охапку Куин Сану, парень решительно вынес девушку за порог комнаты, сунул телефон «звони в зоопарк, вызывай змеелова» и отважно вернулся к змею, так и не вышедшему на бой. Гоша невозмутимо лежал у самой стенки, размышляя, вероятно, о бренности сущего, когда в поддиванное пространство влезла и завозилась во все стороны швабра. Не имея желания встречаться с нестерильным предметом, Гоша отодвинулся в угол. — Может, вам показалось? — Ну конечно! Двоим сразу! Я же говорю: выпала из дырки в потолке, а потом сюда поползла! Вот такая! — разведенные в стороны руки Гоше, безусловно, польстили бы, так как он был несколько мелковат в силу возраста. — Ну давайте доставать, — вздохнули где-то над диваном, и после натужного «взяли!» Гошу снова осветило солнце. — Ух ты, глядите-ка — удавчик! — Сильно ядовитый? — Та не! Они ж душители, нету у них ядовитых желез. — Ой, он же мог нас тут в постелях передушить! — Мам, перестань. Он в стенах ползал, зачем ему на тебя нападать? — Откуда я знаю, о чем эта анаконда думает? Спасибо, Антошенька! — Да не за что… — Ты иди люстру давай вешай, герой! — И куда его теперь? — Ежели зоопарк не возьмет, то в «Хвостики» везти придется… мы вам адресок оставим. Гоша флегматично лежал, свернувшись кольцами, в холщовом мешке и философски не подавал признаков жизни. В конце концов его действительно повезли в Центр. *** — Ну что, в люлю? — улыбаясь, спросил Димка у Игоря, только вернувшегося из ванной. Тот кивнул, внутренне подрагивая от предвкушения и тихо защелкивая дверной замочек. Димка тут же стянул с себя футболку и спортивки и, откинув одеяло, вальяжно развалился на постели, поблескивая глазами и периодически облизывая губы. Гор глухо застонал и, сдирая на ходу с себя всю одежду, повалился сверху, сразу впиваясь поцелуем в самые вкусные губы на свете. — Бляяя, как же я тебя люблю, — отрываясь на секунду, чтоб вдохнуть воздух, сказал он. — И я тебя, — Дима гладил Гора по спине, спускался ниже, чуть сжимая ягодицы, снова поднимался вверх, запутываясь пальцами в его шелковистых, немного влажных после душа волосах, — тоже люблю, так сильно, что слов не хватит описать. Игорь спустился поцелуями к шее. Боже, какая она красивая! Провел языком по бьющейся в такт ударам сердца жилке, поднялся к уху, обвел его по контуру, лизнул внутри, Димка вздрогнул и поежился, но при этом прижал Игоря к себе еще крепче. — Не тяжело? — спросил Гор, чувствуя своим стояком твердость Димкиного. — Нет, — Дима поддал слегка бедрами вверх, — хорошо. Да, хорошо, но мало, хотелось уже чего-то более существенного. — Какого ты трусы не снял? — Игорь сел верхом и подергал упомянутый предмет. — Может, я хочу, чтобы ты меня раздел, — капризно напухлив губы, сказал Дима. Игорь заржал: — Ну да, у тебя ж тут пояс с чулками и кружевные бикини. Как же не раздеть? Он приподнялся и потянул вниз Димкины трусы, выпуская на свободу налитой член. Гор качнулся вперед, и его стояк проехал по Димкиному. — Ах… — Тише, не хватало, чтоб твоя мама прибежала выяснять, что здесь происходит, — прошептал Игорь, ложась снова сверху и делая поступательные движения тазом, играя своим членом с Диминым, потираясь об него. Дима, не выдержав, просунул руку между их телами и, обхватив оба члена сразу, начал дрочить, одновременно глубоко целуя Гора. Ослепительный оргазм был наградой, внутри все пело. До чего приятно лежать после, сплетясь пальцами и плавая в волнах постепенно отступающего наслаждения, а в душе чувствуя любовь ко всему миру. Правда, центром этого мира для Димы был Гор, а для Гора — Дима.