До свадьбы заживет

— Эдик! — мама присела испуганно рядом. — Что случилось? «Да что случилось, боже мой, ровным счетом ничего, мы сейчас с моим парнем расстались!» — хотелось крикнуть Эдику, но он только изо всей силы прижал ладонь к глазам: не плакать, не завыть от тоски в голос, не говорить ничего. — А ну-ка пошли. Нечего на холодном сидеть, — мама подхватила парня под локоть, забрала Варфоломея, повела в комнату, — давай-ка в кресло вот. Анна смотрела на сына, машинально гладя кота. К бабке не ходи — поругались. И, конечно, ему сейчас кажется, что навсегда. Да пусть бы и навсегда! Анна покачала головой, жалея и… радуясь, наверно. Об ориентации она узнала случайно. Сначала просто не поверила глазам, когда на мониторе увидела это. Подумала, может, подружку приводил, да и залезла девчонка? Ну да, ну да. К геям на сайт. Когда сынок наряжается, чтобы по пять раз на дню мусор вынести, то как в окно не посмотреть и не увидеть высокого черноволосого парня, поправляющего Эдику сбившийся шарф? Сколько передумала-переплакала, как от мужа скрывала, как надеялась, что блажь это всё… смирилась и стала ждать, может, пройдет. Будучи врачом, знала, что такое не лечится. Главное, чтоб мальчик оказался «би», тогда есть надежда, что сейчас наэкспериментируется и переключится на девушек. А там уже жена, детки пойдут… Вот сидит кровиночка, и больно ему, и не помочь ничем. — Котенок, — Анна погладила сына по голове, — всё уладится. Вы помиритесь, вот увидишь. А не помиритесь, так все, что ни делается, к лучшему. Эдик обреченно-безнадежно помотал головой: нет, нет! — Я чай поставлю, будешь? Опять отрицательно мотнул волосами. — Я пойду посплю, мам, — хрипло сказал он. — Все хорошо будет, сынок, поверь. — Ничего уже не будет хорошо, — сказал Эдик, поднимаясь. Видеть такое отчаяние на лице своего ребенка было так тяжело, что сердце сжалось: — Да как же так? Может, и хорошо, что поссорились, значит, недостоин он тебя. Другого встретишь, а может, девушку, сынок? Эдик смотрел на мать больными глазами: неужели она догадалась? — Какую девушку, ма? — Нормальную! Я вот скажу твоему педофилу, что тебе всего семнадцать, а то ему и горя мало! — Ты думаешь, что в восемнадцать я переключусь на девушек? Хотелось кричать, что-нибудь разбить, можно даже голову об стену. — Ну а что? Ты хоть пробовал с девочками встречаться? Вон ты какой красивый! Любая согласится. — Ты что, не слышишь, что я говорю?! — в голове все кружилось, в глазах темнело. Эдик схватился за дверь. — Не нравятся мне девушки! Совсем! Не стоит на них, понимаешь? Я, когда влюбился в восьмом классе в первый раз, — это был парень. Мать смотрела на него, прижав ко рту ладонь, в глазах стояли слезы. И, чтобы добить ее окончательно, ведь когда так самому больно, хочется причинить боль другому, крикнул: — И вообще я снизу. Всегда! И мне это нравится! — с этими словами Эдик добрел до своей комнаты и рухнул в постель. *** Хоть и не спал всю ночь, но сна — ни в одном глазу. Горло царапает, и почему-то больно смотреть на свет. И тело заломило. Только душе гаже, чем телу. Втерся, влез в душу, взял ее, вывернул… Только сейчас Эд осознал, что Вадим действительно взрослый. Не просто старше, а именно взрослый. И до Затонского у него была жизнь. И любовь в ней была, и серьезные отношения. А Эдик… ну что — «Эдик»? Простофиля этот Эдик. Думал, что — легко удержать такого шикарного парня? На, выкуси, идиота кусок. Лег под него, да просто так, да быстро, как шалава. Вот и получил. Эд закрыл лицо ладонями. Дочка. Жена. А еще он про двоих тех рассказывал. И «тройничок» тот мудак в клубе упоминал. Капец. Эдик сглотнул. Больно горлу. Сок со льдом был — простыл, наверно. Сдохнуть бы сейчас к черту. На какой-то миг стало так жалко, так жалко прежних отношений, что Эдик даже потянулся к телефону, чтобы позвонить и сказать… а что сказать? Всё уже кончено. Где-то там у Решитова были свои интересы, не завязанные на Эдике. В клубе этом завсегдатаем был, снимал, конечно, там всяких. Эдик не дурак, знает, что таких, как он, называют «свежее мяско». Школьник, малолетка, давалка безотказная, да? Вот кем он для Дима был. А выеживался как! Со стороны, верняк, Вадим ржал над его «дам-не дам». Сразу и насквозь видел, что даст Эдичка, как миленький даст. И еще, небось, и не он один это видел? Эд, промучившись и так и не уснув, вылез из постели к обеду. Взъерошенный, красный, качаясь, еле дошел до кухни, которая плыла и раскачивалась. Пить хотелось неимоверно. Его трясло и было почему-то ужасно холодно. Мама что-то помешивала в кастрюльке и выговаривала Варфоломею. Парень вцепился в косяк, чуть не упав, Анна только глянула, ахнула коротко и тут же потащила назад, в кровать. В довершение ко всему еще и температура под сорок. *** Эдик не появлялся в школе уже третий день; что случилось, можно было только догадываться. Ну не мог же он, в самом деле, прогуливать уроки из-за ссоры со своим парнем или мог? А может, тот парниша в запале ссоры его ударил? И тут как раз так удачно классуха дала повод проверить, в порядке ли он. Десятый класс. Совсем взрослые, а только звонок с урока — срываются с мест, как первоклашки. Людмила Аркадьевна, бессменный руководитель у «бэшников», по-доброму улыбнулась. — Дима, Игорь, обождите-ка. Друзья обернулись. — Мальчики, вот тут у меня работа Затонского. Идет почти вровень с вами на отлично. Но не хватает заключительной части. Жаль будет, если от класса на конференцию только два проекта пойдет. Эдик и сегодня в школе не появился, его мама сказала, что он приболел. Если там не сильно серьезно, то пусть он заключение допишет и используемую литературу, хорошо? — В смысле, надо отнести ему реферат? — Гор потянул из руки классной стопку листов. — Ладно, сделаем. До квартиры добрались быстро. Только войти сразу не получилось — Гор, увидев сидящего на ступеньках парня со знакомым лицом, а сейчас взъерошенное и несчастное создание, немедленно притормозил: — Хоба-на… ты чего тут? Вадим поднял на парней измученные глаза и тихо сказал: — На звонки не отвечает. Мама его сказала, чтобы убирался, и не говорит, что с ним. А он в школу не ходит. Вы к нему? — Так с тех пор и не помирились? — тоже негромко спросил Димка. — Мы вас в «Чаше» видели. Из-за чего Эдька-то взбрыкнул? — Про мою дочку ему сказали… — Ебать! — нецензурно удивился Гор. — Ты женат? — Нет, и не был никогда. Не регистрировались, так жили, точнее, делали вид, что живем. Родители настояли. Надеялись, что ориентацию сменю. В общем, долгая история, — Дим потер обеими ладонями лицо, на котором стала проступать щетина. — Мужики, посмотрите, что там с ним: не могу больше. Скажите, что я тут, что просто пусть трубку возьмет, просто поговорить, ничего такого! — С левого номера… — начал было Дима. — Пробовал. Как голос услышал — сбросил. Теперь вообще отключил сотовый. А на домашний — мама его только берет. С ума схожу… — Вадь, ты не сиди здесь, слышь? Его мать дома, а ни тебе, ни Эдьке проблемы ни к чему, не нагнетай обстановку, — Игорь присел на корточки рядом. — Иди домой, отоспись, себя в порядок приведи. Мы там разведаем, и я к тебе зайду. Ок? Твой номер у меня есть, созвонимся. Дима тоже дружески ткнул Решитова в плечо: — Не боись, прорвемся. Вадим криво улыбнулся, и глаза у него приняли странное выражение: и недоверчивое, и умоляющее одновременно. — Эк его скрутило-то, — шепотом поделился Гор, когда незадачливый Эдиков ухажер медленно, постоянно оборачиваясь, уходил вниз по лестнице. — Звони давай. Тут Вадим, глядя прямо перед собой, пошатнулся и чуть не упал, вслепую попытавшись ухватиться за перила. Игорь, мигом слетев вниз, подхватил его под руку, спросил встревоженно, глядя на посеревшего парня: — Э-э, ты чего? Ты вообще когда ел последний раз? Тот стоял, прислонившись к стене, и молчал. — Вот что, давай-ка я тебя отведу домой. Дим, — вскинулись оба Дима, но Гор умоляюще смотрел вверх на своего, — сходишь к Эдику сам? Я пока Вадьку домой отведу, а ты потом подойдешь. — Ладно, — Димка переводил озабоченный взгляд с Игоря на Вадима, — идите. Попробую поговорить с ним и приду. *** — Эдик, к тебе пришли, — тихонько позвала мать, приоткрыв дверь в его комнату и пропуская Диму. Только что она давала сыну лекарство и знала, что он не спит. Шторы в комнате были плотно закрыты, создавая полумрак, и поэтому Эдику в первый миг показалось, что в дверях стоит Дим: высокая роскошная фигура и черные волосы, но вот он заговорил, и наваждение ушло. — Привет, симулянт. Тут классуха тебе передачу прислала, — сказал Дима, входя в комнату и придвигая к кровати компьютерный стул на колесиках. — Привет, — слабым голосом ответил Эдик и немного приподнялся на подушках, потеснив с одной из них роскошного рыже-белого кота, немедленно замурчавшего, — что там стряслось? Дима вытащил файл с бумагами и объяснил, что хочет учительница, потом осторожно поинтересовался: — Ну а ты как? С тобой что? Неужели тебя так от стресса перемкнуло? Эдик непонимающе смотрел на него. — Мы в ту ночь, когда вы поссорились, — пояснил Дима, — в том же клубе были. Слышать ничего не слышали, но как тебя прибило, видели. — Ничего не прибило. Все нормально, — сказал Эдик, отводя глаза, которые вдруг защипало. Чтоб одноклассник не увидел лишнего, Эд наклонился к Варфоломею, чуть не пряча лицо в его шерсти. — Это хорошо, что тебе нормально, а то вот Вадиму совсем не нормально: он уже третий день живет под твоей квартирой, похудел, стал весь серо-зеленый. И в самом деле, на фиг он тебе такой нужен? Эдик раздраженно посмотрел на жизнерадостно-саркастичного Арсенина и снова запустил руки в густую шубу кошака. — Что б ты понимал, — едва слышно пробормотал он. — Где уж нам, крестьянам, — делано обиделся Дима, — ты дурак, Эдька. Если человека любишь, то будет не все равно, что с ним и как, а если похрен, как тебе, то тогда, конечно, «все нормально». — Ты ничего не знаешь. Он меня как лоха использовал, врал, — глухо сказал Эдик. — Каким образом, изменял, что ли? И что он тебе соврал? Вылить все, что накипело внутри, хотелось и даже очень: с матерью таким не поделишься, и так наговорил ей лишнего. — Умолчал, чтоб ты знал! Он женат! И у него ребенок! Пользовал меня, словно… — Эдик задохнулся и после паузы добавил: — Вот ты б простил Березовскому такое? — Какое такое? Знаешь, дело не в том, что у Гора нет ни жены, ни детей. Кстати, Вадим твой тоже женат не был. Так что ты, прежде чем пороть горячку, выяснил бы все. И, можешь мне поверить, если бы я непонятно от кого узнал что-то про Игоря, то пошел бы к нему и вытряс из него всю правду, а потом уже решал, виноват он в чем или нет. Я люблю Гора, а он любит меня, — впервые Дима признался в этом кому-то другому, — и знаю, что он никогда бы не стал меня умышленно обманывать. Я доверяю ему полностью. — Так вы и знаете друг друга с пеленок, какие у вас там тайны… а я его вообще не знаю, как оказалось! И как я теперь могу ему доверять… — погасшим голосом устало сказал Эдик, мусоля в руках краешек пододеяльника. — Не думаю, что он тогда бы поселился под твоей дверью, — рассудительно заметил Дима, беря в руки кота, с одной стороны немедленно изобразившего трактор, а с другой, на всякий случай, вцепившегося в край одеяла. Эдик хмыкнул. Помолчал. — А ребенок? — Раз ребенок уже есть, значит, это случилось до твоего появления в его жизни. И потом, он же квартиру снимает, живет один. Пока ты будешь дуться, как истеричка, и выдумывать то, чего нет, правду не узнаешь. Лучше поговори с ним, если, конечно, он тебе нужен. Я ж не знаю, может, ты с ним просто развлекался, — с легкой улыбкой, глядя на негодующего Эдика, добавил Дима. Он повернул к себе неохотно отцепившегося от пододеяльника кота: — Красивая морда. Нашей бы Муське такого — вот котята были б классные. Тяжелый какой. Что ж вы его так перекармливаете? — Сам жрет, не переставая, — рассеянно отозвался Затонский. — А он про меня спрашивал? Температура прошла, но пятна на щеках всё равно горели. Эдик смущался. — На диету посадить и вся недолга, — Арсенин тискал индифферентно развалившегося у него на коленях Варфоломея. — «Спрашивал», скажешь тоже. Как клещ вцепился, узнайте да узнайте, как он там! Гор его домой поволок, он тут у вас на лестнице чуть в обморок не грохнулся от недосыпа. — Так он здесь был? — Эдик вскинулся. — Ты чем слушаешь, скажи, пожалуйста? Я тебе уже полчаса об этом толкую! «Чем слушаешь, чем слушаешь»! Чем надо. Значит, ему не всё равно? И для Решитова он не просто, а что-то да значит? Стоп. — Сколько он под дверью сидел? — недоверчиво переспросил он Арсенина, хотя ответ вспомнился и так. Дима только возвел очи горе. Крепко же по Эдьке долбануло. — С вечера среды. Думал тебя перехватить, когда в школу пойдешь, я так считаю. Эдик решительно сполз с кровати и стал одеваться. — Ты куда это собрался? — Димка удивленно смотрел на суетящегося влюбленного придурка. — Человечество сотовые изобрело. — Не телефонный разговор, — Затонский влез в комод, разыскивая одежду. — С головой не дружишь? Ты с температурой, ему выспаться надо после чуть не трех суток, соображай! Позвони ему, договорись о встрече, чтобы он там не дергался. Эд притормозил. А ведь верно. Ведет себя как эгоист. Дим сейчас, наверно, никакой… сидел там на лестнице, не ел, не пил. И не спал, не уснешь же на ступеньках! Затонский нерешительно потянулся к телефону. — Димка, — почти шепотом, глаз не поднимая, — а он точно не женат? — Е… понский городовой… — Арсенин встал, положив недовольно проснувшегося кота на кровать. — Зачем ты у меня спрашиваешь? Опять через третье лицо, нет чтобы у него всё узнать. Договаривайся с ним на завтра. А потом спи спокойно. *** — Дим, — так странно на язык ложится это имя, — а вот скажи, я тебе нравился когда-нибудь? — и, видя непонимающий взгляд Арсенина, добавил. — Ну внешне. Я красивый? — Ты что, охуел? — возмутился Димка. — Я тебе что, гей, чтоб внешность других парней оценивать? Пусть тебе твой Вадим говорит, красивый ты или нет. Эдик несколько мгновений пытался переварить услышанное: — Но ты ж сам сказал, что любишь Березовского. Он-то парень. — Ааа, Гор — это Гор, он часть меня, ну и что, что он парень, другие-то меня не интересуют, так что не могу быть ценителем твоей внешности, в отличие от Вадима. — Угу, Вадима… Может, он только это во мне и оценил. Тот мужик и про другое говорил, — Эдик передернулся, вспоминая слова Геры про групповуху и тройничок. — Какое? Эд отвел взгляд, не желая отвечать. — Ладно, — тяжело вздохнул Дима, — только ты ж не знаешь, правду ли он говорил, а может, наоборот, специально напридумывал, чтоб вас рассорить. И у него получилось. Ты его увидел первый раз и уши развесил, а с Вадимом ты сколько знаком? — С сентября. Димка присвистнул: — Девять месяцев почти! — посмотрел на Эдика с сожалением. — Ясно. Значит, тебе нахрен этот Вадим не нужен, раз ты его даже выслушать не удосужился, — он встал, — ладно, бывай, мне пора. А ты выздоравливай, че уж.