Coldplay – The Scientist
Константин бежал по гравиевой дорожке. Майка прилипла к спине, ноги едва держали. Забежав в дом, он бросил взгляд на голову, зарывшуюся в пуховые подушки, и затрусил к ванной. В новом доме Константин настоял на покупке душевой кабины: ванна всегда напоминала ему о пьяных ночах и несчастливых годах в Москве. Теперь он принимал контрастный душ, крепко стоя на кафельном полу. Он терпел то ледяные, то обжигающие струи исключительно ради собственного здоровья. Переодевшись и налив стакан апельсинового сока, он прошёл в кабинет. На дубовом столе остался вечерний беспорядок: в последнее время Константин старался заканчивать работу до пяти часов, потому что хотелось проводить время с семьёй. За последние шесть лет жизнь резко изменила направление: от хмельного прошлого остались только шрамы по всему телу и аккуратное кольцо из белого золота на правой руке. Константин ни о чём не жалел. Ему нравилось бегать по утрам, работать над книгой до обеда, затем, налив бокал вина, обедать в одиночестве. А после дневного сна возвращаться к работе, ожидая их возвращения. Затем они ужинали вместе, иногда приглашая друзей, ходили гулять в парк, что был неподалёку, а вечером, уложив Еву спать, читали книги вслух, смотрели новые фильмы или заваривали чай и шли на террасу, где молча вдыхали свежий воздух. После расставания с Натальей Константину казалось, что у него выбили землю из-под ног. За год она проникла в каждый атом его жизни: в пустой квартире она пила с ним кофе по утрам, критиковала героиню новой книги, улыбалась, когда он доставал из шкафа новый костюм. По ночам он просыпался от того, что кто-то ворошил ему волосы. Каждый день ему хотелось её вернуть. Он мог позвонить ей, приползти к порогу квартиры с букетом цветов, клясться всё исправить. Константин ни разу этого не сделал. Он до сих пор каждые несколько дней проверял её страницу «ВКонтакте», рассматривая яркие фотографии с вечеринок и участившиеся объявления о свободных местах на съёмку. Насколько он знал, она стала довольно известным фотографом. Не звездой, но уважаемой многими. Пару раз они сталкивались на вечеринках, коротко кивали в знак приветствия, а дальше притворялись, что не знают о друг друге. Оба громко смеялись, болтали с друзьями, не имея понятия о теме разговора, стреляли глазами в противоположные стороны комнаты: смотрит? Многочисленные взгляды, брошенные друг на друга, никогда не совпадали во времени. Впоследствии, думая об этом, оба были за это благодарны. Она была третий раз замужем. В этот раз — за известным звукорежиссером. Каждый раз, когда он слышал её имя от знакомых, у него сжималось сердце. Интересно, уходит ли любовь, если она была настоящей? Константин в этом сомневался. Иначе какой смысл в чувствах, если они могут в любой момент исчезнуть? Всю свою жизнь он не умел забывать людей: они всегда оставались бледными тенями на периферии сознания, кружащимися в хороводе невесёлых мыслей. Как можно забыть человека, которого ты когда-то беззаветно любил? Он налил ещё один стакан сока и устроился в плетёное кресло: хотелось ухватить уходящее утро, задержать его на минуту-другую. Он до сих пор не пил по утрам.***
В день, когда она забрала свои вещи, он выпил бутылку виски. Или их было несколько? На следующий день — тоже. Первые две недели он помнил вспышками: вот он грызёт наколотый на вилку засохший мёд, потому что это последнее, что осталось из еды, вот он выбрасывает телефон в окно, потому что звонок его раздражал, вот он лежит в пустой ванной с её забытой в спешке плюшевой белкой. Он лежал на диване, разлив бутылку минералки, когда раздался грохот. Перевернувшись на другой бок, он продолжил лежать, закрыв голову подушкой. Стук не прекращался. Послышались голоса, потом — трель дверного звонка, звук ударяющих в дверь рук и ног, крики, становившиеся всё более испуганными с каждой минутой. Наконец, он сполз с дивана и, хватаясь за стены, побрёл в прихожую. Там мучительно долго маялся с замком. Только он открыл дверь, как полетел на пол от быстрого удара в челюсть. Ослабевшее от голода тело не выдержало удара и свалилось на пол. — Ну ты и уёбок. Мы думали, ты там окочурился уже, хотели дверь ломать. — Туфля с острым носом несильно пнула его в спину. — Боже, Костя, что тут произошло? — По осколкам от бутылки захрустели балетки. — Чего ты развалился? Поднимайся, выходи на свет Божий. — Мясистая рука подняла его. — Пора вылезать из этого дерьма, Костя. — Что вы тут делаете? — язык Константина едва ворочался. — А как ты, чёрт тебя подери, думаешь? Мы тебе трезвонили всю неделю. Вначале думали, что вы свалили куда-то с Наташей. Женский голос продолжил: — Сегодня мы ей позвонили. Оказывается, вы не виделись уже две недели. Мы бросились сюда, потому что подумали, что ты уже… — Она дала Константину пощёчину. — Не смей, не смей так больше делать. — Ты головой вообще думаешь или последние мозги пропил? Я всегда знал, что у тебя не всё в порядке с головой, но не настолько же. Что ты тут делал? — Господи, Костя… — Лена бережно, смахивая осколки, подняла фотографии и поставила их на полку. — Оставь, не трогай. — Он попытался дотянуться до них, но запутался в ногах и упал на пол, поранив осколками щёку. — Ты эти штуки брось. Знаю, любил её ты очень сильно, но сдохнуть мы тебе здесь не позволим. Лен, тащи этого мудака в гостиную. — Да оставьте вы меня… — Вот уж нет. Пару лет я смотрю, как ты ломаешь собственную жизнь. Я не могу забирать у тебя бутылку из рук, но здесь ты перешёл все границы. Помнится, обработав щёку, Лена убежала в магазин. Олег, мрачно поглядывая в сторону дивана (на челюсти расплывалось красное пятно), бродил с пакетом для мусора, собирая бутылки. При воспоминаниях об этом дне Константина всегда удивляло, насколько он их тогда ненавидел. Казалось, если бы у него были силы, он бы вытолкнул их из квартиры и выпил бы ещё бутылку. Чего угодно. Однако сил хватало только на злой взгляд с кожаного дивана. Лена купила еды, они заставили его поесть, чуть ли не насильно запихивая еду в рот. Олег дотащил его до единственной чистой кровати в доме, грубо швырнул на неё и закутал в одеяло, заботливо подоткнув его. Впервые за две недели Константин провалился в глубокий, милосердный сон. Когда он открыл глаза, за окном было уже темно. В квартире было тихо. Константин зашёл в гостиную и обнаружил Лену, сидящую на диване с книгой в руке. — Который час? — Полтретьего ночи. Олег уехал. Обещал приехать завтра и привезти одежду: тебя вырвало на полку с рубашками. Мы тут убрали чуть-чуть, — она смущённо махнула небольшой рукой. — Он забил кухню и чулан продуктами так, что ты теперь ещё год, наверное, в магазин ходить не будешь. Хочешь печенье? — она протянула ему коробку с золотистыми кругляшами с сыром. Константин проглотил рвотные позывы и отвернулся. — Как хочешь: мне же больше останется. Там бутылка воды стоит: пей. У тебя, должно быть, сильное обезвоживание. Константин огляделся. Вещи были расставлены по местам, пол помыт, пыль вытерта. Шторы, которые он случайно оборвал, были сняты и лежали аккуратно свёрнутыми в углу. — Не стоило, я бы как-нибудь сам разобрался… — Нет, Костя. Именно, что не разобрался бы. Ты бы продолжил пить, пока не умер от голода или не захлебнулся рвотой. Мы не могли тебя просто так оставить, как бы ты ни хотел: это было бы убийство. Ты, наверное, не помнишь даже, как здесь было ужасно. Константин промолчал. — Присядь. — Он повиновался: сил спорить не было. — Я знаю, тебе сейчас очень плохо. Ты её любил: когда ты рассказывал о ней, у тебя глаза зажигались. За годы знакомства я тебя таким никогда не видела. Не знаю, почему вы расстались, но со временем тебе станет лучше. Константин посмотрел в её яркие синие глаза, которые убеждённо смотрели в его зелёные. — У нас с ней никогда ничего не получалось. Я любил её, она — меня, но этого никогда не было достаточно нам обоим. — Он положил голову на ладони. — Мы оба перечитали книжек, мы мечтали о высокой любви, нам хотелось раствориться друг в друге, но, вместе с тем, мы неспособны этого сделать. Мы просто не хотели замечать, как мешаем друг другу жить. — Вы не могли поговорить о проблемах? — Она была права насчёт меня. Я действительно безвольная скотина, которая только и может, что глушить водку. Неудивительно, что всё сломалось. — Послушай, Костя, я была с ней мало знакома, но у Натальи были свои проблемы. Ты не можешь в одиночку брать ответственность за развалившиеся отношения. — Мы все постоянно хотим увлекаться и увлекать. Мы и книги читаем только потому, что герои испытывают сильные эмоции, на которые мы сами не способны, понимаешь? Мы с Натальей застряли. Мы не можем любить так, как хочется другому. Мы все как эмоциональное инвалиды. Все, все люди, за редким исключением. Все. Вновь спокойный, изучающий взгляд ярко-синих глаз. Её нежные пальцы бережно приподняли его подбородок и подгладили запавшие щёки. — Не говори так. — А как еще? Я развалил всё. Весь год мы только и делали, что портили другу жить и думали, что так и надо любить. Господи, как же болит голова. — Он взял бутылку воды и выпил половину. — Я не думаю, что она когда-то меня сильно любила. Так, немного. — Я не могу поверить, что она даже не проверила, как ты. Я отправила ей СМС, что ты в порядке. Костя, мне кажется, она любила тебя так, как могла. В конце концов, она была с тобой. — Старалась? Мне постоянно кажется, что только я таскал на себе валуны отношений и пытался решать проблемы. — Не знаю. Может, ты и прав. Но если человек не говорит о своих чувствах, это не значит, что он их не испытывает. Вы часто говорили о проблемах? — Нет, наверное. Константин смотрел на потемневший от пролитой когда-то выпивки паркет. — Сергей не против того, что ты здесь? — Он не знает. Ещё с утра ушёл к друзьями игру смотреть. Мы в последнее время мало с ним разговариваем. — Неужели мы все не заслужили счастья? — Константину показалось, что последняя фраза прозвучала особенно жалко. — Заслужили, но Богу на это определенно плевать. — Она покрутила крестик, висевший у неё на цепочке под майкой: подарок мужа на какой-то религиозный праздник, насколько помнил Константин. Они помолчали, купаясь в тусклом свете напольной лампы. Как и всегда, когда не спишь ночью, кажется, что мир перестаёт существовать. Всё затихает, и кажется, что нет ни времени, ни пространства, ни жизни как таковой. Только комната, ночь и ты. — Хочешь, расскажу, как будет? Молчание. — Тебе будет хотеться пить. Постоянно. Ты будешь бороться с собой, побеждать и проигрывать. Тебе покажется, что даже встать с кровати — достижение. Каждый час будешь проверять, нет ли от неё сообщений. Их не будет. Затем каждый день. Потом — раз в неделю. Встретишь красивую девушку. Потом ещё одну. Потом ещё. Затем ты встретишь ту, которую захочется видеть старой и сгорбленной, с выпавшими зубами и сморщившимися руками. Вы поженитесь, у вас будут дети. Однажды вы будете лежать ночью в кровати, и она спросит у тебя: «У тебя когда-нибудь было ужасное расставание?». Ты ответишь: «Было». И ты вспомнишь красивую кареглазую девушку с большой камерой, в которую когда-то был влюблен. Ты поцелуешь жену, она заснет, а ты будешь думать о том, как странно складывается жизнь. Потом и ты заснешь, обхватив рукой свою жену, которая улыбнётся во сне, когда ты поцелуешь в лоб. Константин поднял голову.***
Во многом, так оно и вышло. Единственное, что Лена не учла, — себя. После той спокойной ночи, когда они пили бесконечный зелёный чай из огромных кружек, началась битва за его здоровье, подорванное алкоголем. Она и Олег проводили часы у него в квартире. Естественно, её муж ненавидел это. Константин не мог его за это винить. Постепенно дружеские объятия превратились в мягкие, неуверенные поцелуи двух испуганных взрослых людей. В один из дней Лена появилась у него на пороге со слезами на глазах и стерильным словом: «развод». Тогда, помнится, он впустил её в квартиру и больше из неё она не уходила. — Ты как всегда рано. — Лена упала к нему на колени и обвила шею руками. — Ева ещё спит. У нас, наверное, единственный младенец на земле, который не просыпается с петухами. — Я вспоминал Наталью. — Ну и? Константину нравилось, что у неё в голосе не было ни тени волнения или ревности. Они оба знали, что любят и любимы, хотя в человеческом — не литературном масштабе. — Я всё равно по ней скучаю. Я её не люблю, но всё равно скучаю. Лена внимательно слушала, прикусив уже накрашенную яркой помадой губу. — Это нормально. Гораздо хуже, если бы ты забывал людей, стоим им только выйти из дома. — Мне интересно, как она живёт, счастлива ли она. По соцсетям ничего не поймёшь. Когда я её знал, она не могла любить кого-то сильно, даже если и хотела. Нас тогда убил разрыв между книжным идеалом и реальностью. — Как ты думаешь, она по тебе скучает? — Не думаю. Лена мягко улыбнулась. Константин задумчиво накрутил локон на палец: — Знаешь, сейчас я хочу лишь, чтобы она была счастлива. Звучит глупо, наверное, что взрослый мужик так сентиментально говорит о бывшей? — Нет, отнюдь нет. Ты хороший. — Она мягко поцеловала его, наверняка измазав помадой. — Поэтому я за тебя и вышла. Я ей тоже желаю счастья, но подальше от моего мужа. Константин шутливо ущипнул её за бок: он боготворил её пышное тело. Лена ударила его маленьким кулачком. Завязалась их обычная потасовка, которая кончилась тем, что Лена, растрепав светлые кудри, положила голову ему на грудь. На них опустилась сонная воскресная тишина. Луч солнца медленно полз, разрезая светлый кабинет. За окном их загородного дома шелестел мясистыми листьями клён, отбрасывая прохладную тень, неподалёку отъезжала машина и лаяла собака. Раньше Константину казалось, что любовь должна быть как в книгах. Нет, он продолжал писать романы, но перестал относиться к ним, как к низкой, глупой и недостойной деятельности. Он перестал скачивать описания с сайтов и смеяться над своими героями. Бурные ссоры больше не казались фальшивыми. Сейчас о нём писали, как об одном из самых проникновенных и нежных писателей мира: хотя бы за то, что он не боялся сложных тем. Олег всё ещё работал с ним: он так и не женился. Какое-то время он планировал переезд в Америку, но, познакомившись с Николаем, который жить не может без Родины и России, остался здесь. Из коллеги он превратился в друга семьи: каждую неделю, не считая рабочих встреч, они собирались на ужин. Олег был в восторге от Евы, но на лице всегда была затаённая грусть, что своего ребенка он завести не в силах. Они втроём основали небольшое издательство по публикации нестандартной литературы. Помогали талантливым, но неизвестным авторам. В первые года дела шли довольно тяжёло, но репутация Константина и связи Олега позволили им поставить дело на ноги. Сейчас их компания появляется в разных книгах по бизнесу как пример интересного и успешного дела. Пришлось, правда, заплатить издателю неустойку за разрыв контракта: Константин просто продал машину, которая напоминала, к тому же, о тогда ещё свежем разрыве. Машину купила семейная пара со сворой собак: они до сих пор присылают фотографии из разных частей света с машиной и пятью счастливыми брюссельскими грифонами. Константин был счастлив. Он спокойно открывал глаза каждый день и энергично брался за каждую задачу, что ставила ему жизнь. Как оказалось, ему нравится жить спокойно и, как хотелось надеяться, осмысленно двигаясь к своим целям. Это было не жаркое безумное счастье, о котором он читал в книгах, но спокойный ручеёк довольствия с улыбкой дочери и бокалом хорошего вина за ужином. Однако он до сих пор чувствовал ожоги от жизни. Это одна из тех ран, что слегка беспокоят даже в самый приятный день. В нём больше не было юношеского запала и уверенности в себе, но не было и бездонной толщи уныния и презрения. Константин не считал жизнь лёгкой и спокойной: она виделась ему как безумная пляска с дьяволом. Ему, правда, удалось найти свой темп. И он очень надеялся, что Наталья до сих пор носит то белое хлопковое платье.КОНЕЦ