Моя прелесть

                    - Ты всё собрал? Все свои наряды? Забирай всё, мы вряд ли вернемся. И не забудь пересчитать коробки, - донесся из гостиной голос Дерека, и Кай, беззвучно шевеля губами, послушно снова стал тыкать пальчиком в горку бархатных ларцов, что прятали в себе драгоценности. Увлекшись, он не заметил, как в дверях показался Хейл. Дерек с улыбкой понаблюдал за мальчишкой, потом тихо подошел и со спины обнял. - Ты прелесть, - сказал на ухо нежно. - Прелесть, когда такой сосредоточенный. Кай хмыкнул и завозился в руках - пусти, пусти, Дерек, столько всего еще нужно собрать... Хейл разомкнул руки и снова ушел к своим вещам паковать коробки. Их суета на этот раз была слаженной, командной. Добровольной. От прошлого, того самого, в котором Кай умолял Дерека остаться, их отделяло теперь почти что два с половиной года. Сейчас мальчишка с пылом и страстью говорил о возвращении, собирал чемоданы, увлеченно выслушивал который раз об этапах их путешествия - из их глубинки добраться до маленького аэропорта на границе с Колумбией было сложновато. Он рвался на желанную свободу, подготовленный Дереком и его рассказами о новой их жизни. Он, став самостоятельным, максимально отделённым от своего хозяина, которому был обязан жизнью, словно впитал за все эти годы его же черты, неосознанно перенял их, смешав в себе одном две сущности и став совсем на себя не похожим. Устав от вынужденного одиночества, нахлебавшись его вдоволь, забыв о своих же словах, что Дерек - его мир и больше ничего не нужно для счастья, Кай стремился раздвинуть своими тонкими руками горизонты, словно стены комнаты, в которой его держали все это время, как малолетнего преступника. Потому что малолетним он уже не был - от полного совершеннолетия его отделял какой-то месяц, и этот градиент почти достигнутой цели заставлял их обоих спешить, планировать отъезд как можно скорее, так и не дождавшись заветных двадцати одного. Это было первостепенной причиной. Так старался думать Дерек. Слишком давно - полгода назад - сдался наконец Джон Стилински, устав общаться с сыном на расстоянии и согласившись забрать свое заявление на розыск. - Дерек, вы можете... вернуться, - сказал он дрогнувшим мертвым голосом. Но возможно, этот уставший голос сильно искажала плохая связь. Это было, конечно, не всё. Долгие недели завершалась в полиции процедура амнистирования, подписания каких-то бумажек, и потом Джон, именно Джон с надеждой ждал решения суда, по которому его несовершеннолетний сын, заочно признанный недееспособным, переставал считаться жертвой похищения, заложником, проще говоря, и мог вернуться со своим условным похитителем в Штаты без боязни быть с ним разлученным. Дерек поставил Джону именно такое условие, зная, что некоторые проволочки судебной машины даже Стилински было не под силу изменить. Хейл все еще считался правонарушителем - за ним числилось, помимо прощенного похищения - сопротивление офицеру полиции при задержании, укрывательство, порча имущества... У Дерека оставались проблемы даже без главного обвинения в киднеппинге, но все же это было не так страшно, не так... необратимо для них всех, эти мелкие неурядицы с законом. Главный обвинитель в деле - отец - был теперь на стороне волка. - А мы... - послышался с другого конца комнаты робкий голос Кая, - мы будем жить... где? Дерек оглянулся на своего почти совершеннолетнего любовника, приподняв брови, своим молчанием пытаясь получить ответ от него же. Привыкнув к этому вопросу, который задавался ему по крайней мере, уже раза три. - Сам знаешь - где, - был неизменный его ответ. И после Дерек начинал отчего-то глупо улыбаться, уже зная, что на это скажет ему Кай. - Мы будем жить дома? - вопрос мальчишки звучал утверждением, которому Дерек мягко и благодарно улыбался снова. Их поднебесный лофт ждал своих хозяев. Питер на правах родственника добился возвращения недвижимости и имущества, пусть лофт и считался главной уликой, местом преступления. Комната с клеткой так и осталась опечатанной, дядя очень деликатно не полез туда, но все остальные помещения - гостиная, кухня, спальня, холл - все было готово к приему своих бывших жильцов, и Дерек был только рад, что Кай, как и он, назвал свою прошлую темницу домом, не вспоминая ужасного момента похищения, не рефлексируя об этом, как в принципе и должна рефлексировать обычная жертва. Кай не был обычным во всех смыслах, и Дерек глупо гордился этим. Дом был тем самым местом, на которое он возлагал столько надежд, мысля психиатрическими категориями и понимая - он очень жестоко приносит в жертву более жизнеспособного, сильного мальчика, возвращая его на место преступления; место, которое для Стайлза тем не менее могло стать спасительной гаванью, где он захочет появляться чаще. Где он захочет появляться в принципе. Все свои довольно обширные психиатрические познания Дерек рационально пытался применить к той ситуации, которая неразрешимо висела в воздухе вот уже больше двух лет с тех самых пор, как однажды ночью, спустя долгих шестьдесят семь дней в темноте спальни их виллы не очнулся в его руках Стайлз - потерянный в череде дней, недель, месяцев мальчик, который должен был вопреки всему жить. Так решил Дерек и менять решения не собирался. Очнувшийся после некрасивой их ссоры с Каем, он долго приходил в себя, осматривал виллу наутро, боязливо трогал голой ступней прохладную бирюзу бассейна, вяло пережевывал пищу, и так прошел завтрак, обед и ужин, после которых потерявший терпение Дерек насильно усадил его к себе на колени и влил пару бокалов терпкого южноамериканского вина с горных виноградников. Алкоголь Стайлзу всегда был противопоказан, но Дерек уже не знал, чем сможет он растормошить мальчишку, таким апатичным тот был. Его мало интересовала история приобретения виллы, он даже не спросил названия местности. Тоскливо глянул на рассыпанные у кровати учебники по экономике, которые Дерек выложил специально, и молча принял из рук волка очередной бокал с вином, третий по счету, не изъявив желания обсудить прожитый день даже в двух словах. - Скажи, если тебе чего-нибудь захочется, детка, - тихо шепнул ему на ухо Дерек, все еще гадая - какой из способов, им опробованных, заставил его первого мальчика появиться из забытья. Это было стратегически важно. Это знание можно было использовать в войне. И Дерек сначала склонялся к версии с таблетками, логично решая в пользу фармацевтики, которая исподволь, изнутри производила маневры разбалансировки одной личности в пользу другой. Внешние факторы Хейлом отрицались, как незначительные. Он никогда не считал, что как-то может достучаться до Стайлза, физически воздействуя на это тело, хотя все прошлые опыты как раз были построены на такой схеме. Он уверовал в силу химии, бросив надеяться на свои ласковые руки, на свои губы, что разучились нежно целовать, на свой твердый неутомимый член, волшебной эрекции которого всегда хватало на то, чтобы менять местами обоих мальчиков, но давшего сбой уже когда-то давно и то ли растерявшего волшебство, то ли превратив его в обычную рутину. Дерек запутался, и махнул рукой - Стайлз был здесь, с ним, рядом. Пусть непохожий на себя - лишь грустная оболочка, но это был он. Который так же грустно сказал очень важные слова. Внезапно раскрыв Дереку глаза на все его самовольные эксперименты с таблетками и показав, насколько неправильной была выбранная им терапия. Сначала, правда, говорил Дерек. Он говорил и говорил, рассказывал об их переезде, о старом смешном дядьке-вуйеристе, о чистой прохладе бассейна, о тихих бессмысленных вечерах, когда лишь созерцание золотого заката казалось правильным времяпровождением, и даже секс утрачивал от величия этого зрелища свою ценность. О том, как они с Каем - да, ОНИ с КАЕМ - ждали его, пытались вернуть, трахались, как кролики, и не потому, что хотелось, а потому, что это был единственный путь, который Дерек знал. И после череды неудач - были таблетки, много таблеток... - ... и мы уже давно здесь одни, представляешь? На жизнь хватает... я говорил тебе про семейные деньги, а помнишь те грязные комнатухи в бедном квартале Картахены? Помнишь? А белье, которое воняло кошачьей мочой? - Дерек смеялся нервно и осторожно, преподнося Стайлзу прошлое, в котором тот жил до своего двухмесячного обморока, кадрами из смешного фильма, где бедность не так уж страшна, если понимать, что жизнь прекрасна. Она была таковой, пока Стайлз был рядом, и стала уродливым миром полутеней, даже в роскоши, которой не хватало для полного счастья, потому что Стайлза рядом не было. Все было просто. Все было сложно. - ... и я с казал тогда ему - собирайся, мы уезжаем, раз Стайлзу не хочется здесь быть. Нужно ехать домой... - продолжал Дерек, не понимая, что Стайлз именно с этого момента слушает напряженно и внимательно - с момента, когда Дерек вот-вот мог сказать ему правду о том, что волка ждет дома, в Калифорнии. Что ждет Стайлза. И что - Кая. То, от чего оборотень бежал и чему противился. Что мнил абсолютным счастьем для них всех и чего пожелал лишиться сразу же, как понял - его действия, их побег, он только нарушил баланс сил, и они трое потеряли Стайлза. Или же нет, четверо - волк Дерека стал совсем бесконтрольным, а в полнолуния - почти самостоятельным, будто бы сам Хейл заразился некой раздвоенностью, имитируя симптомы болезни своего парня. - ...хочу уже завтра выехать, ты же не против, детка? Ты же хотел этого? Я отвезу тебя домой, и мы... - продолжал говорить Дерек тем временем, стараясь вложить в свои разрозненные фразы как можно больше информации. - Не нужно, Дер, - произнес тогда Стайлз тихо и одновременно оглушительно. - Не нужно никуда уезжать. Не увози ЕГО отсюда. Дерек прервал наконец свой поток бессмыслицы, ничего оказывается для Стайлза не значащей, и глупо переспросил: - Что? Что ты сказал? - Я сказал, - раздельно проговорил Стайлз, - чтобы ты перестал собирать вещи и оставался здесь. Я говорю о том, чтобы ты не принуждал его и не делал больно. Он посмотрел прямо на оборотня, словно прекрасно знал, что больно - было, и повторил: - Не нужно никуда уезжать. Он же не хочет. - Кто? - снова глупо переспросил Дерек. Стайлз незаметно скривился, но все же ответил на вопрос. Очень тихо: - Кай. Кай не хочет. - Откуда ты... - начал Дерек дознаваться, но сам себя прервал, таким несчастным показался ему мальчишка, которому приходилось сейчас брать на себя ответственность за какие-то решения. Словно вытащили его из тихого, уединенного монастыря силой и заставили разбираться с мирскими делами. Незначительными и кажущимися смешными для человека, который от них отрешился. Стайлзу не хотелось ничего решать, это было очевидно, но последняя битва Кая, в которой тот пробовал отстоять свое право на пребывание здесь, а не в опасной для всех них Калифорнии, она затронула и Стайлза; потревожила, вырвала из объятий потусторонней нирваны, вынудив вернуться в грешный мир. Дерек с затаенной обидой прозревал. Он ощущал себя выброшенным за борт. Тем, кто все это время считал, что он в команде, а оказалось - нет. Мальчишки чувствовали друг друга, возможно, даже лучше, чем чувствовал их он сам, и это очевидное и такое неожиданное предательство сбивало с ног, превращало его готовящийся новый подвиг в раскрытый давно заговор, который Стайлз явился разоблачить окончательно, доказав тем самым, что наконец-то понял и принял себя, запрещая Дереку вредить второму себе. А может, просто устав вспоминать то прошлое - плохое, обидное - в котором его двойник раз за разом отбирал из воспоминаний важные вехи жизни каждого человека - первый, самый первый раз с любимым мужчиной, например. Как отобрал, впрочем, и многое другое. Последние слова их общей матери. Да, да, те самые. - Как ты... - у Дерека даже не получилось закончить вопрос, Стайлз зажал ему рот ладошкой. - Я понял, что нужен... вам, - начал невнятно он и уже увереннее закончил, - и просто очнулся. Знаете, как бывает горько, когда ты сворачиваешь горы ради кого-то, ты разбиваешь себе голову о стены... о многие стены. Ты переворачиваешь свою жизнь, совершаешь глупости, перестаешь быть самим собой, и когда поставленная цель - вот она, в твоих руках, наконец-то, тебе говорят о слепом случае, который все решил. Или же о другом человеке, неосознанные усилия которого - не твои! - и выдали необходимый результат. Ябеда, ябеда, ябеда, в ярости думал Дерек, проклиная Кая за то, что даже будучи мальчишкой, он по-девчоночьи умел рыдать, да оказалось так громко, что разбудил своим плачем спящего мертвым сном Стайлза где-то на темной стороне их раздвоенной души. Хейл, насладившись, а точнее, отмучившись первые дни с вялым мальчишкой, эгоистично теперь не хотел радоваться полученному результату, которого добивался бог знает сколько времени. Он даже со зловещим предвкушением представлял, как снова поменяет мальчишек местами и снова попробует вернуть нужного ему, выбив из Кая необходимое жестоким, выматывающим обоих экспериментальным скандалом. И только представив себе это, этот грязный, психологический шантаж, Дерек ужаснулся. Как будто посмотрел на себя в зеркало и наконец увидел в нем отражение бандита. Нормального, не отягощенного совестью преступника, которому мучить даже ребенка совсем не сложно. Лишь бы самому было хорошо. Вот это самое "хорошо" не давало никак покоя. Хейл все думал - и почему теперь-то ему все еще плохо? Стайлз вернулся? Вернулся. Сидит вон, напротив, и даже смотрит с легкой, немного бессмысленной улыбкой на него, словно ждет самого главного вопроса от своего парня. Спросишь - "Любишь меня?", ответит - "Люблю". Что еще надо? Дерек кинул вопросительный взгляд на расслабленного Стайлза, расслабленность которого сегодня сменилась наконец с аморфной на нормальную ленцу. - Если ты хочешь... - начал подбирать слова, - если ты думаешь, что всем нам - троим - будет лучше здесь, я останусь. Стайлз кивнул. Улыбнулся чуть явственнее. - Но будут условия, детка, - непоколебимо продолжил Дерек, не побоявшись стать шантажистом, устав быть сторожевым псом, устав ждать и облаивать каждого, кто приближался к его спящему мальчику. - Какие? - уже совсем с нормальной человеческой заинтересованностью переспросил Стайлз и даже поднялся со спинки шезлонга, подавшись к своему волку поближе. - Ты попытаешься не исчезать так надолго, - сухо проинформировал его Дерек, словно пункты контракта сообщал, прекрасно понимая, что требует невозможного. - Мне нужно, чтобы ты был со мной хоть изредка. Понимаешь? Стайлз кивнул, и пауза, повисшая между ними, была столь явственна, что Дерек нехотя продолжил, откровенно стыдясь основных своих требований. - Мне нужно, чтобы ты звонил отцу. Регулярно. Однажды он может передумать и... Дерек вдруг понял, что страстно желает амнистии, пусть и добытой руками его парня, который мог бы уговорить отца и исправить хейлову ошибку. Ему необходимо было иметь успокаивающую пилюлю для папы Джона. Она, принимаемая им регулярно, могла вполне размягчить сердце отца. Стайлз же послушно кивнул снова, молчаливо приняв за непоколебимую истину то, что сам он может контролировать свои обмороки, пусть это было абсолютно не так. Он в первый же вечер набрал знакомый телефонный номер, и Джон, слушая голос сына, проплакал весь разговор. - Ты понимаешь, что он тебя очень ждет, Стайлз? - спросил его Дерек вдруг, в обход всей логики, с которой строил безопасную для них жизнь и, если честно, облегченно выдохнул, когда мальчишка наконец-то появился и попросил его не уезжать. Не потому, что Дерека ждала тюрьма и разбирательства, а чтобы Каю не было плохо. Тем самым делая плохо вполне определенному человеку, своему родному отцу. - Так ты уверен, что не хочешь вернуться? Из-за отца? - еще раз требовательно спросил Дерек, уже не ожидая никаких красивых слов, признаний, откровений, направленных на свою беглую, преступную персону. Стайлз посмотрел на него как-то странно и вдруг протянул руку, осторожно касаясь щеки, словно сквозь прутья железной клетки пытаясь приласкать оскаленную морду волка. Дерек отдернулся. Он ждал ответа. Знал, что нельзя так давить, что рано, что вообще - этого делать нельзя никогда, и рецидивы, они такие, приходят, когда их совсем не ждешь... И Стайлз, интуитивно верно решив промолчать, так ничего ему тогда и не ответил. Любые слова - правда и спасительная неправда - прозвучали бы неестественно, когда они, снова оказавшись вместе запертые уже не в поднебесном замке, а в уединении диких лесов, вернулись к тому, с чего начали. Присутствовала и неловкость, и боязнь сказать что-то не так, не то, не к месту. И главное, секс. Дерек не знал, как подступиться к телу своего парня, изученного вдоль и поперек, которого теперь будто едва знал. И даже прикасаться грязно не особо хотелось. Хотелось тихо сидеть на террасе, медленно пить рубиновое вино и говорить. Они говорили. Дерек, сам не зная как отказавшись от всех тем, которые казались опасными - а их было много, много - выбрал единственно верную. Рассказывал молчаливому, но внимательному Стайлзу о машинах. О том, как разнятся между собой, например, лаковые покрытия красного цвета. И если красный испанский на солнце всегда отливал чем-то оранжевым, то красный калифорнийский давал даже в закатных лучах чистый алый цвет. И как он навсегда влюбился в оппозитный двигатель, звучащий для чувствительных ушей волка истинной музыкой, когда ему пригнали откуда-то "японца". И что коробка-автомат сущее зло, и никогда не выстоит против механики... Рассказывать было легко, даже если Стайлз бесед не поддерживал. До времени, конечно. Наслушавшись своего парня, он, наконец, произнес: - Послушай, Дер, а какого ты вообще... В общем, почему ты стал финансистом, если, насколько я вижу, родился прирожденным автомехаником? Дерек глупо воззрился на задавшего вопрос Стайлза и вдруг рассмеялся. Вдруг понял, что не зря говорил и говорил с энтузиазмом. Не зря перестал обсуждать наболевшее, опасное. И так случайно, не без помощи проницательного своего мальчика, который только казался погруженным в привычную апатию, понял про себя самого простую истину: быть этим самым финансистом престижно и прибыльно, но стать самим собой - бесценно. - Ты знаешь, я подумаю над твоими словами, детка, - сказал он улыбающемуся Стайлзу, - тем более, что репутация моя, как руководителя, и так уже сильно подмочена. Поэтому... ..."поэтому, когда мы вернемся, я очень серьезно подумаю об открытии своего личного бизнеса", - хотелось сказать Дереку и он чуть этого не сказал. Потому что упоминание о возвращении было слишком опасно. Хотя именно с того самого момента он стал ждать его, как ненормальный. С твердым намерением выполнить поставленные условия каждого в их команде; соблюсти правила, не отступив ни на шаг, угодив абсолютно всем. Отсчитывая дни, недели, месяцы, проведенные в глуши. Перестав четко отслеживать чередование появлений своих мальчишек, пустив все на самотек. И махнув на всё рукой, получить подобие регулярности, которое было необходимо для периодических звонков Джону в далекую Калифорнию. Звонков, подтверждающих, что его сын жив. Кая было больше, Стайлза меньше. Если, конечно, так можно было обозначить нынешнюю схему. И Дерек не жаловался. Запрещал себе замечать, как время пребывания Стайлза в его объятиях все больше сокращается, тает, сводится не к дням - к часам, к минутам... Секс уже не имел значения. Тогда, после долгожданного появления Стайлза, после всех их односторонних бесед, инициированных Дереком, после ленивого ничегонеделания, когда заново привыкали они друг к другу, случился у них уже и нежданный волком романтический вечер. Такой обычный, классический. Вино, тихая музыка, касание рук... Дереку было классно. Дереку было, как в первый раз. Стайлзу, наверно, тоже. Они целовались осторожно и нежно, долго сидя у бассейна, до самых первых звезд. Потом кое-как добрались, не размыкая объятий, до шезлонга, и Дерек аккуратно взял Стайлза прямо на нем. Успокоив нервно сжимающийся анус слюной и ласковыми касаниями. Проникнув внутрь сначала языком, а затем двумя пальцами. Обхаживая своего мальчишку, будто девственника. Рядом с ними, стоя на полу, курилась дымовая антимоскитная шашка, испуская тонкий древесно-смоляной аромат, но все же отпугивая своим дымом кусачих тварей недостаточно - лежащий на Дереке потный, задыхающийся Стайлз внезапно дернулся, получив микроскопический прокол кожи, а Хейл, прекрасно видя в темноте - куда, смачно прихлопнул пищащую заразу, с оттяжкой жахнув мальчишку по белоснежной ягодице. Они со смехом убежали в спальню. Смеясь, ласкались, не останавливаясь. И занимали свои рты не разговорами - поцелуями. Так было проще, легче и приятней, в конце концов. Прожить правильно, наконец, так давно забытую ими их первую, неудачную ночь. - Спасибо, - выдохнул Стайлз, засыпая, - спасибо за все, Дер. - Не надо, - вдруг насторожился оборотень, поняв: в такие моменты, как этот, и произносят всякие откровения, которые могут потом мешать жить. - Нет, нет, послушай меня, - заторопил его Стайлз, отгоняя прилипчивый сон и будто боясь провалиться в него до времени, - я не хочу, чтобы ты... тебе было плохо, Дерек. Чтобы ты думал, как стал неважен. Послушай меня! Не перебивай!.. Я знаю, как это горько - стать лишним. Ну, или незначительным. Я, может, и сумасшедший, но не слепой. И я ценю твои усилия, правда. Может, не все, может, не так сильно, как нужно. Но я знаю о них. Ты просто должен понять одно - я в курсе, что отговаривая тебя возвращаться, встаю на сторону Кая. Я в курсе, что отговаривая тебя возвращаться, тем самым спасаю от тюрьмы. И я в курсе, что запрещая тебе это - да, запрещая - делаю плохо своему отцу. Дерек с мукой вглядывался в серьезное лицо мальчишки. В общем, он ясно увидел то, что было очевидным с самого начала. - Я очень сильно люблю тебя, Дерек, - подтвердил его мысли Стайлз. - Люблю любым - финансистом, механиком, беглецом, шантажистом, преступником... Мне, понимаешь, не просто было принять твое решение о побеге. И если честно, ты козел. Сволочь. Собственник хренов. Но я хочу быть с тобой. Так же, как хочет этого Кай. Даже если при этом мы сильно обидим папу. Дерек чуть не рассмеялся. - Обидите? - переспросил. - Джон повесит меня на первом суку. Когда поймает, конечно. Детка, "обида" здесь явно не тот термин. - Папа отходчивый, Дер, - как-то очень уверенно сообщил ему Стайлз и улыбнулся, словно уже составлял в голове своей план, который будет обязательно работать. - Он скоро позволит вернуться вам домой. Я точно знаю. Если бы Дерек услышал в словах его тайный смысл, какое-то лишнее слово, он бы наверно, занервничал, испугался. Банально став от счастья немного глухим, Хейл не стал вникать в нюансы. Уже успев проанализировать все и прийти к выводу, что им троим совсем необязательно страдать, принося себя в жертву, делая себе плохо, лишь бы другому было хорошо. - Мне и не плохо, - сказал Стайлз напоследок, уверив Дерека в правильности его выводов. - Я просто болен. И не знаю, как вернуться оттуда, где я совсем не помню себя. Я не умею возвращаться. Никогда не умел. Стайлз посмотрел жалобно, придвинулся к волку. А Дерек подумал, что теперь возвращать Стайлза не может и он. Разучился. Не властен. - И все же, Стайлз, - упрямо произнес он в сгустившуюся над их кроватью темноту, - я думаю, что в Калифорнии тебе помогут. Поэтому нам надо вернуться как можно скорей. Он жестко зажал мальчишке рот рукой, пресекая попытки перебить себя. - Я обещаю, что не будет никаких жертв. Не будет подвигов. И принуждения тоже. Я никого не буду заставлять. Вернусь, когда твой папа, возможно, нас простит. Или же когда ты станешь совсем... взрослым. - Согласен, - устало ответил Стайлз, не скрывая зевок и понимание того, что связь с ним, полностью совершеннолетним, уже не будет создавать для его невезучего парня известных проблем. Время лечит обиды. Возможно, месяцы, что понадобились Стайлзу для осознания своей, и были слишком тяжкой карой для Дерека, но они прошли, измучив его сильно, болезненно. Теперь же, прощенный, возрожденный к жизни, Дерек не сильно изменил своим стремлениям. Просто переменил тактику, оставив цель той же самой - исправить свои же ошибки, вернувшись домой. Они должны. Они обязательно сделают это. Только, конечно, без крови. Волчьей и человеческой. Без слёз. Утром, когда рассвело, Дерек с сожалением констатировал присутствие под боком Кая вместо Стайлза. И сожаление это было не так сильно, как хотелось бы. - Доброе утро, детка, - ласково коснулся он сонного мальчика. - Вставай, у нас теперь начнется совсем другая жизнь.

***

      Возвращение с войны всегда событие. Для тех, кто возвращается, и особенно для тех, кто ждет. И пусть поверженные, но живые, солдаты искренне принимают радость родных. И все же бывает, что возвращаются не все, бывает, что ты везешь на родину мертвого друга, не примирившись с мыслью оставить его на поле боя. Того самого друга, которого позвал с собой, обещая преинтереснейшее приключение - да что ты трусишь, война - это всего лишь стрелялка! А может просто обманул, тайком уговорив сбежать от родителей. И вот теперь, с его окоченевшим телом на руках, ты возвращаешься на родину, потому что солдаты должны возвращаться - мертвые или живые, с победой или без. Дерек чувствовал себя именно так, понимая, что не он, а болезнь так распорядилась, заставив Стайлза уйти в небытие, заставив поменять мальчишек местами, предоставив жить на солнечной стороне более жизнеспособному. И все же чувствовал ответственность за нынешнее положение вещей, все еще мучаясь временами бесполезным сожалением. Стайлз появлялся редко. Появляясь, он обязательно звонил отцу. Болтал с Дереком. Иной раз они занимались сексом, иной раз - нет, и Дерек был только рад исключить его, как обязательный ритуал из их общения. И когда появлялся Кай, Хейл не переставал исподволь готовить мальчишку к возвращению. Мягко, постепенно приучая к главной роли, приучая к ненавистным именам, которые ничего для Кая не значили. Дерек потихоньку готовил Кая к тому, что, кроме него, в его жизни будут еще несколько очень важных людей. Совсем немного. И к концу первого месяца муштровки, Кай вполне сносно отзывался о том самом живодере по имени Дитон. Вполне спокойно произносил имя "Джон". И даже с некоторым любопытством наполовину с восхищением расспрашивал о Питере: это тот самый твой дядя, который... да? Да, да, кивал Дерек, немного ревнуя, и снова по которому разу рассказывал Каю о сложной операции по его спасению из того подвала. История была мрачная и невеселая. Но Кай, забыв о своих злоключениях, оставил себе лишь те воспоминания, от которых захватывало дух, исключив из них боль и ужас. Порванный сосок. Оскорбления похитителей. И целую вечность без Дерека Хейла. Страшно представить - сутки! Он не хотел вспоминать плохое, с избытком нагруженный им еще до того момента, как появился на свет. Дерек, рассказывая о добром докторе Дитоне, прекрасно понимал, насколько непоследователен в своих собственных эмоциях. Насильно уговаривая себя же прекратить считать их психиатра злом. Забыть вполне очевидное предательство. Обосновать его желанием помочь пациенту, бросив за борт того, кто все эти месяцы поддерживал в этом пациенте жизнь. Желая мира, Дерек изо всех сил старался расправиться с врагами, переименовывая их в относительных друзей. Оправдывая каждый спорный поступок Дитона, каждое гневное слово Стилински-старшего. И думая, что будет очень хорошо, а вовсе не печально, если позорная процедура по его увольнению из знаменитой топовой фирмы, которая опрометчиво раздула публичный скандал из-за самовольно выдранного из плеча чипа, провороненного оператором, уже давно завершена, и он совершенно свободен. Дерек никак не называл свою нынешнюю стратегию, это была просто жизнь. Она изменилась снова, когда случился тот самый важный для него звонок, сорвавший его в новые аналитические размышления о том, что даже отрицая некую упорядоченность их жизни, подчиненную внутренним метаморфозам, а также внешним воздействиям, она всегда оставалась таковой. Четкой схемой, по которой они продолжали жить, пребывая в иллюзиях о спонтанности, присущей жизни обычной. Пытаясь не замечать, как регулярны звонки Дитона, выполняемые им словно по расписанию. И как стабильно раз в неделю теперь звонит Джон, а Дерек, подчиняясь сменам личностей своего мальчика, всегда отвечает ему тем же, когда появляется Стайлз - набирает номер, засевший в голове наизусть, передает телефон мальчишке и деликатно уходит подальше, чтобы не слышать, как сын говорит с отцом. В этот раз вместо Дитона им позвонил Питер, и это выбивалось из привычной для Дерека схемы: старший Хейл уже давно не баловал племянника своей болтовней. И только услышав его голос, он понял, насколько в строгом режиме жил, закрыв глаза на эту строгость и попросту считая нормой. - Важные новости, Дер, - сразу приступил к делу Питер. - Это официальный звонок. Ну вот. Вот оно. Снова. И снова. Дерек поежился, словно забыл, что давно уже привык к трагедиям и новая в принципе ничего не изменит. Все равно было жаль терять иллюзию затянувшегося штиля. - Официальный? То есть? - сухо переспросил он. Питер, почуяв тревогу родственника, тут же поспешил объяснить. - То есть, я звоню тебе как представитель семьи Хейлов. И от лица нашего адвоката - твоего адвоката - информирую, что главный обвинитель в твоем непростом деле о похищении забрал заявление из полиции. - Что? - заторможено переспросил Дерек. - Джон? Джон отказывается от обвинений и... - Да, - подтвердил Питер. - Стилински, видимо, заждался сына, и теперь делает все возможное, чтобы вернуть его. Вас. - А почему же тогда он сам?.. - начал Дерек спрашивать и сам же ответил на свой вопрос, так оказался очевиден ответ. - Он не стал сообщать мне эту новость сам, думая, что я не поверю ему? Так? - Да не важно, - перебил его Питер. - Наверно. Он позвонит тебе позже. А пока мы все решили, что лучше будет, если новость объявлю тебе я. Кстати, давно не болтали... Питер был такой душка, что и говорить, когда рассказывал Дереку последние новости. Наверно пытался дать ему время на раздумья. И через минут пять своей легкой, бессмысленной болтовни, уже серьезно спросил: - Так вы когда вернетесь? Что мне ответить его отцу? "Его отцу". Ха. У Кая были четкие понятия в жизни. У Кая не было никакого отца. Мужчину, который не справился с управлением, на данный момент он очень вежливо именовал Джоном. И это был хороший результат. - Так как, вернетесь? - настойчиво переспросил Питер. - Дерек, что ты молчишь? Свое молчание можно было списать на шок от радости. А можно было бы просто скинуть звонок: плохая связь, огрехи оператора... Но Дерек продолжал молчать. - Со Стайлзом опять проблемы? Да? - догадался Питер, и Дерек даже за несколько тысяч километров почувствовал, как тот качает головой. - Без разницы, Дер. Ты чего ожидал, вообще-то? Мальчишка болен. И вам нужно вернуться. Ты же хотел. Теперь самое время. Конечно, просто не будет. Будут проблемы с другими пунктами обвинения, но там уже не так всё страшно, мы рассчитываем отделаться штрафом. Возможно, при очень плохом раскладе дадут условный срок. Но это уже как слушание пойдет. Но главное - Джон. Он не против. Понимаешь? НЕ против ВАС. - Я понимаю, Питер, - размеренно ответил Дерек ему и, сам удивляясь своему равнодушию, спокойно пообещал, - мы обязательно вернемся, но мне сначала нужно закончить дела здесь и поговорить... поговорить с мальчишками. Потом я сам позвоню отцу Стайлза и скажу - когда. Когда мы приедем. - Тебе нужно время, - понятливо кивнул Питер, - чтобы Стайлз нагнал наконец свои двадцать один. Умно. Дерек так же невидимо кивнул в трубку - да, верно. И еще для того, чтобы окончательно подготовить Кая к той действительности, которая его ждет в Калифорнии. К самостоятельной жизни без Стайлза. Да. Если бы неторопливый Питер позвонил на неделю раньше! Хотя бы неделю!!! Дерек набирался сил хорошо разозлиться, но не мог. Не мог больше противоречить судьбе, сожалеть о невозможном, считать и складывать в копилку памяти все трагедии, что с ними произошли. Со спокойствием тибетского монаха он без эмоций констатировал новую белую полосу в своей жизни, которая так стремительно сменила черную. Слишком поздно... А впрочем, как всегда. Стайлз словно бы почувствовал, как его редкие разговоры с отцом меняют взгляды Джона, и он медленно и неосознанно пересматривает свои окончательные решения, принятые так давно. И даже если Дерек и не настаивал на том, чтобы Стайлз аккуратно касался темы их возвращения, беседы отца с сыном так или иначе были об этом. Мальчишка, живущий в двух вселенных, чутко предвидел готовящееся перемирие, и, выполнив свою миссию, готовился вот-вот исчезнуть, напомнив Дереку солдата, который не дожил до победы всего лишь несколько дней, но сделавший для неё больше, чем мог. Его регулярные появления в последнее время сменились нерегулярными, и Дерек с обреченностью проигравшего чуял, как скоро регулярность эта должна будет окончательно оборваться полным исчезновением. Делать Хейл ничего не стал. Не стал орать на Кая. Не стал требовать от него каких-то мер. Не стал лечить его ни фармацевтикой, ни сексом. Он продолжал жить. Но с маленькой поправкой - теперь вялотекущая операция по возвращению домой снова приобрела статус спасательной. Дерек не торопился - громких сцен не устраивал, лозунгов не кричал и не требовал от Кая невозможного. Требовал от себя - сохранения спокойствия и необходимой последовательности в обучении основам общения маленького дикаря, который теперь, после нескольких лет в глуши даже трусы разучился надевать, так и шастал по вилле сверкающим бриллиантами и голым. Что конечно не отменяло ежевечернего ритуала переодевания, и Дерек даже не замечал, как машинальным жестом закоренелого собственника он привычно за ужином гладит не джинсовую, а капроновую коленку Кая, чуть задевая пальцами край тонкого шелкового подола платья.

***

      - То есть, теперь тебя не посадят в тюрьму и нам разрешат быть вместе? Это был первый вопрос, который Кай задал Дереку, когда узнал о новостях с далекой родины. И получив утвердительный ответ, затараторил что-то о цивилизованной жизни, о брошенном и очень, к слову, хорошо обставленном доме, о новом этапе их отношений - публичном, в котором теперь-то, после всей этой беготни, они начнут практиковать официальные выходы в свет. - Ну, в самые известные гей-клубы, понимаешь, Дерек? Глазенки у Кая сверкали воинственно, а Дерек, продолжая слушать о подростковых мечтах, о дискотечных танцах до упаду (и не в вонючей Колумбии, заметь!) о классике фастфуда - картошке спиральками и прочей ерунде, не мог не улыбаться - нежно и завороженно. В который раз понимая - не любовь, а слепая преданность спасет его волчий мир. Та самая, с которой Кай теперь желал ненужной ему свободы, находя в ней свои прелести, лишь узнав, что разлука отменяется. Он по-прежнему никого там, в Калифорнии, не знал и не особо хотел знакомиться. Но тренировки Дерека не прошли даром и можно было не бояться, оставив его без присмотра, зная, что паники не будет, потому что с жестокостью олимпийского тренера Дерек заставлял Кая вслух проговаривать свои действия, когда они только прибудут на место и где их однозначно, пусть ненадолго, но разделят. - Давай повторим еще раз, - все же немного нервно требовал оборотень, - когда мы минуем пограничный кордон... - Бо-оже, Дер, - ныл Кай, - да сто раз уже повторяли... - Еще. Раз, - настаивал Хейл, добивался кивка мальчишки и слушал его нудный рассказ недовольным голосом снова и снова... - ...после пересечения границы с Мексикой нас будут встречать полиция и федералы. Мы спокойно пересаживаемся в патрульную машину, то есть, пересаживают меня, потому что... - ...меня скорее всего заберет в свой фургон ФБР, - закончил Дерек нетерпеливо. - Дальше. - Меня быстро допросят и, если это буду... я, то я поеду в клинику к доктору Дитону, - уже совершенно недовольно пробубнил заученную инструкцию Кай и продолжил, - а если вместо меня будет Стайлз, что маловероятно, то он поедет домой к отцу. Этот момент был самым обидным и непонятным для мальчишки. - А почему именно я должен буду ехать в психушку? - расстроенно вопрошал он и делал брови домиком. Дерек терпеливо разъяснял очевидное. У Джона специфическое видение ситуации, говорил он как мог иносказательно, боясь поначалу прямо заявить Каю - Джон боится его. Он никогда не приведет в свой дом чужака, оккупанта. Стоило видеть тот его взгляд в момент, когда отец когда-то давно идентифицировал в спасенном мальчике НЕ СВОЕГО СЫНА. В глазах немолодого уже мужчины мелькнул ужас, а затем отвращение. Люди, которые хотят забрать подкидыша из приюта, смотрят совсем не так. - Джон слишком... консервативен, детка, - вместо правды городил ерунду волк. - Вам будет довольно сложно поладить. Да ты и сам не очень любишь его, забыл? Кай медленно соображал, инстинктивно чуя вранье своего парня, но не смея не верить в него. Да, говорил, Джон Стилински не то, чтобы мой герой. Да. И стены психушки сразу казались ему более логичным и правильным выбором, чтобы дожидаться в них своего любимого преступника, Дерека Хейла. - Будь готов, что у Дитона скорее всего не найдется для тебя номера-люкс и придется вселяться в обычную плату. Без окон. С мягкими стенами. Абсолютно белую. - Угу, - передергивая плечами, вспоминал Кай свой первый и единственный опыт пребывания в том страшном месте, где Дерек длительно и жестоко насиловал Стайлза. - Я помню. Переживу. - Вот и отлично, детка, - кивал Дерек, - значит, пока меня не выпустят из участка, а я, думаю, все же пробуду там точно сутки минимум, ты будешь либо в "Кипарисах"... скорее всего в "Кипарисах", либо у Джона, в зависимости... да. Кай шмыгнул носом и вздохнул. А Дерек удовлетворенно наконец его обнял. - Ты молодец, мальчик, просто молодец, все правильно запомнил, - похвалил. И было за что. Неделя ушла у него на то, чтобы унять орущего мальчишку, который поначалу возмущался даже вынужденным кратким расставанием. - Тебя же уже оправдали, Дер! - орал он. - Какого черта теперь повезут в участок? Арестованным? Я не хочу оставаться без тебя! Я... не смогу! - Сможешь, - уверенно обрывал крик Хейл и терпеливо объяснял в который раз - на нем еще много чего висит, говоря тюремным языком. Он все еще преступник, и Джон не властен отменить эти обвинения. За них придется ответить. Но это ничего, это выполнимо. У Хейлов великолепный адвокат, Дерек наверняка отделается штрафом... - Давай дальше, - после недолгого перерыва требовал он, и Кай продолжал озвучивать их план. - Как только тебя выпускают из участка, ты забираешь меня домой и мы... продолжаем жить? - явственно вопросительной фразой обрывал свою речь Кай и взглядывал на Дерека. Он всё еще не верил в то, что Хейл так просто может отказаться от жестких военных действий, направленных на спасение рядового Стилински, затерянного где-то там, в лабиринтах собственного разума. Дерек и не отказывался. Так долго ожидая прощения от многих людей, будучи виновным лишь в том, что любил слишком сильно, он свято уверовал в то, что долгожданная амнистия и разрешение на возвращение из ссылки повернут время вспять. Время, которое понадобилось Каю, чтобы стать кем-то иным, не только недалеким мальчишкой с неприхотливыми желаниями. Он раньше был прост, но вдруг оказался сложен. И Дерек не знал теперь, как воздействовать, какой ритуал провернуть, чтобы с легкостью тасовать, как раньше, две личности в одном теле с умением прожженного карточного шулера. Это незнание тяготило, и Дерек практично заставил себя верить в то, что их возвращение будет достаточно стрессовой ситуацией положительного свойства, и оно поможет Стайлзу вынырнуть даже с той глубины, на которую его окончательно засосало. Дом. Голос отца. Знакомые стены Кипарисов. Профессиональные советы врача. Все это должно было изменить хоть что-то, приманить ленивого до жизни мальчишку в новый круговорот событий. Интегрировать в новую старую жизнь. Заставить существовать. Их план, который они проговаривали каждый день в упрощенном варианте, конечно был не так прост, и Дерек, лежа часто без сна рядом со сладко посапывающим, удовлетворенным только что любовником, думал и передумывал, добавлял различных нюансов к уже имеющимся, усложнял и так сложную схему их триумфального возвращения. Он перебирал в голове различные версии, в которых было много непредвиденного и старался предвидеть это. Как например Кай закатит истерику в Кипарисах, как будет скандалить и орать, кидаться на санитаров, впав в панику без своего парня, с которым в последнее время ни на секунду не расставался. И прогнозируя это, уже успел обсудить с Дитоном возможность применения успокоительных средств, дав на это разрешение. Сам же Кай рассуждал совершенно похоже, предполагая иногда совершенно фантастические варианты развития событий. Дерек тоже думал о некоторых из них. Кай мог поменяться местами со Стайлзом в любую минуту. Или же наоборот. Неплохо, если это случится в психушке. Просто ужасно, если у Джона Стилински дома. Дерек предупредил его о том, что... господи, он так долго и нервно мямлил что-то размытое в трубку, пока не заставил себя сказать четко и ясно очень жестокие для отца слова о том, что Стайлз, его сын, теперь нечастый гость в их реальности. Что этот психиатрический реверс был предсказан Дитоном очень давно, и черт возьми, Хейл отказывается брать на себя ответственность за это! Он устал быть виноватым во всём; в том, что постоянно происходит со Стайлзом, поэтому Джону все-таки придется привыкать к мальчику Каю, который, впрочем, умеет так же мило улыбаться тем же самым ртом. Джон, измученный разлукой, смирился. - Привози его любого, Дерек, - сказал грустно он. И Дерек пообещал ему это выполнить. Они возвращались. Стайлз уже не мог узнать об этом, затерявшись на темной стороне, но Дерек верил, что новое их приключение, словно временная перемотка назад, вернет его незамедлительно, как только, пройдя все формальности, подписав все бумаги и заново воссоединившись, запрутся они с Каем в их спальне на двадцать седьмом этаже поднебесья и нежной, чувственной магией постараются вернуть их всех троих на свои места.

***

      Мексика была позади. Позади было неожиданно трогательное прощание с их виллой и суматошный бестолковый секс прямо на пороге у собранных чемоданов. Жаль, такое откровенное представление никто уже не мог оценить - старый наркобарон умер, не дожив до прощального подарка скрытных соседей месяц. На границе их пропускали вне очереди по красному коридору. Вдалеке маячили красно-синие огоньки полицейских машин, и виднелся задымленный смогом горизонт над ближайшим мегаполисом. Джон держался. Насупленный Кай, уже разделенный с Дереком не только несколькими метрами, но и стеной из трех полицейских, послушно стоял рядом со Стилински-старшим, который не знал, неожиданно растерянный, куда деть свои руки. Дерек пытался не разрывать зрительного контакта со своим мальчиком, но все же пришлось, когда, не удержавшись, он сердито и хищно сузил глаза, переведя их на Питера и показывая ему свои руки, предусмотрительно скованные наручниками. "Да ладно тебе, - махнул на него старший Хейл молчаливо, - это простая формальность". Формальности. Их было слишком много, прежде чем Дерек смог разглядеть в глазах нервничающего любовника нарастающую панику. Она разгоралась в нем все сильнее при виде приближающегося Дитона в сопровождении двух санитаров. Белых халатов не было, разумеется, но даже так от троицы веяло чем-то больничным, каким-то еле заметным запашком страшных лекарств, которых на долю Кая выпало слишком много. Их небольшая группа из пяти машин стояла в отдалении от пограничного поста и все шло, как должно было, даже эта паника струсившего в итоге мальчишки. Это было запланированной нормой, за исключением реакций самого Хейла. Он видел, как его испуганный любовник делает шаг от растерянного Джона в сторону их машины, словно хочет снова сбежать. Как санитары, скорее машинально, привыкнув к строптивости буйных пациентов, напрягаются, готовясь скрутить, повязать больного во что бы то ни стало; как Дитон предостерегающе протягивает к ним руку, останавливая, а Кай, старательно следуя тысячу раз вызубренным инструкциям, пытается не сорваться в откровенную, животную панику. Смотрит на своего волка, пряча в глазах ужас и мольбу. Дерек не успел ничего предпринять, хотя в своих наручниках мало что мог сделать. Да и не следовало, теперь-то. Но он не мог не осознавать, что план их дает трещину в самом непредсказуемом месте - в его собственном сердце. Которое так не вовремя разрывается от немого крика Кая - "Не отдавай меня им!!! Не отдавай!!!". А организм, привыкший в последнее время ни в чем себе не отказывать, и уж тем более - противоречить природе, пытается мгновенно трансформироваться. Дерек почти пожелал вернуть себе в плечо спасительную электронику, потому что ни слабый, чувствительный, изнеженный им самим Кай, ни Джон, вымотанный разлукой с сыном, ни безымянные парни в полицейской форме, готовые сорваться по приказу в стрельбу, а он сам, оборотень Дерек Хейл, выдрессированный годами тренировок и собственным эго, был самым слабым звеном в их блестяще проработанной операции по возвращению. Дереку хотелось выть, глядя на маленького своего мальчика, уже почти совершеннолетнего и вовсе не маленького, не беспомощного, но будто бы оторванного от сердца этим вынужденным общим решением переждать расставание в стенах ненавистных "Кипарисов". Среди чужих людей, среди лекарств и иголок. Еще немного, и человеку, стоящему чуть поодаль с рукой под пиджаком, откуда явственно фонило запахом отборного аконита, пришлось бы свое оружие применить. Но непредвиденности бывают разными. Джон, вдруг очнувшись, стряхнув с себя радостно-горькое оцепенение, шагнул вслед за Каем, прекрасно понимая, что это не его сын, не Стайлз, схватил за руку и потянул к себе. - Дитон, - сказал окрепшим, твердым голосом. - Я думаю, будет лучше, если этот маль... если мой мальчик поедет ко мне. Не в больницу - домой. План летел к черту. Но это было лучшее, что мог представить Дерек, готовящий своего мальчишку к разлуке, к больничным стенам, к чужим взглядам и прикосновениям, к новой жизни, в которой будут не только его ласковые заботливые руки. Он совершенно забыл о том, что сердце отца наравне с его, волчьим, такое же чувствительное, такое же большое. Вместительное. "Спасибо", - одними губами сказал он Джону, а тот ему кивнул - давай, разбирайся со всем побыстрей и приходи забирать нашего парня. И не волнуйся, я позабочусь о нем. Наверно, Дерек выбрал правильный путь, вернувшись за месяц до полного совершеннолетия Стайлза, дав возможность Джону проявить лояльность, основанную не на безысходности, а на собственном решении. У федералов были конечно вопросы, но Джон, успевший сдружиться за годы сотрудничества с парнями, пресек их немного невежливой отмашкой руки - не сейчас, я дам вам допросить моего сына позже, куда он денется... У Кая был обалделый вид, но он совсем не был против. Джон обнимал его одной рукой, другой распахивая дверцу своей машины, а Дерек, с пробудившимся новым беспокойством вспоминая страшный эпизод аварии, все ждал и ждал, и ждал, когда же осознание накроет и мальчишку. Но Кай с неожиданной безмятежностью уселся на пассажирское сиденье рядом с Джоном, как будто бы не помня своих воспоминаний, как будто эта отцовская теплота, и ласковый прищур глаз немолодого усталого мужчины разом перечеркнули всё плохое, страшное. И беспричинно заставили доверять, как доверяешь только родителям. В общем, и кроме этого что-то происходило. Какие-то люди перебирали бумаги - огромные папки бумаг; кто-то, совсем Дереку незнакомый, их подписывал, кто-то говорил по рации, кто-то по телефону. Питер возмущенно указывал на наручники и что-то тихо говорил тому самому незнакомцу, который так и не выпустил из руки дорогой ручки, снова потянувшись к бумагам. План, который придумал себе Дерек, был выполнен, но у других людей были свои планы, и они спешили доработать процедуру этого возвращения, а точнее - закрытия дела до конца. Первой уехала восвояси ненужная машина скорой помощи. Следом за ней - скромный фургончик Дитона. Пара патрульных машин, убедившись, что никаких перестрелок не предвидится, тоже рванули к городу. Остались только федералы и темный джип Джона, за тонированными окнами которого сидел мальчишка Кай, оказавшийся не таким уж ненужным. Они уехали двумя машинами, вместе, словно люди вокруг них понимали, как неправильно было бы разлучить этих двоих. Так и домчали до Калифорнии в плотной связке, разделившись на трассе, когда машина Джона свернула к тихим коттеджным кварталам старой части города. Дерек тихо вздохнул и раздраженно погремел наручниками. Парень, который смердел аконитом, смешно закатил глаза и благосклонно железки разомкнул, многозначительно мелькнув в глубине пиджака расстегнутой кобурой пистолета. - Да понял, понял, - устало кивнул ему Дерек и вдруг улыбнулся, только сейчас чувствуя, как все хорошо, как замечательно просто. Вернуться домой, увидеть Джона Стилински и принять его прощение. Подставить плечо под увесистый хлопок ладони Питера. И, оказавшись в страшном одиночестве без своего мальчишки впервые с тех пор, как его похитил, понять, что Кай, даже если не с ним, наконец-то в надежных руках.

***

      ...Они давно уже кружили по городу. Кай немного удивленно смотрел на Дерека, который с удовольствием рулил, заворачивая на какие-то незнакомые улочки, снова и снова делая уже который круг то по одному, то по другому району. Как Хейл и предполагал, в участке его продержали положенные двадцать четыре часа. Дали позвонить Джону вечером, и тот сообщил, что все хорошо, они с Каем скоро садятся ужинать и жаль, что... В общем, просто жаль, что Дерек не с ними. Выпустили его в итоге после ночи в камере в город свободным, оправданным гражданином. Дерек, кое-как приведя себя в порядок в туалете какого-то кафе, сразу же рванул за Каем. Мальчишка повис на нем, словно не видел вечность. Такой скулящий, лохматый щенок, его личная стая. Но Дерек мягко отстранил его, попросив подождать в машине. - Я вел себя хорошо, - тихо и немного испуганно прошептал Кай Дереку, весь напрягшись. - Я знаю, - успокаивающе притянул его снова к себе Хейл, вздрогнув от этого неуверенного тона, словно бы он, подобно строгому социальному работнику, оценивал первый пробный день своего подопечного в приемной семье. - Я знаю, что ты был молодец, но мне просто необходимо кое-что обсудить с отцом... Стайлза. - Хорошо, - выдохнул Кай и, пугливо оглядываясь, потопал к машине. Первые две минуты они со Стилински-старшим провели в неловком молчании. Дерек не знал, что именно он хотел бы сказать Джону. Скорее, хотел услышать, что все хорошо, что... все хорошо даже несмотря на то, насколько все плохо. Джон первым нарушил молчание. - Я рад, что ты разобрался в своих проблемах... во всем, - сказал он Дереку. - Доволен результатом? Или же судебное решение кажется тебе несправедливым? Дерек пожал плечами - не знаю, доволен, наверно. - Тебя не беспокоит, что занимаясь твоим обвинением, полиция перестала расследовать первичное преступление? Даже я не смог ничего... Джон нервничал, задавая протокольные вопросы, будто смущаясь того, что совершенно точно знал, насколько неприглядна и его роль во всей этой истории. Но дело было не в этом. Дерек чувствовал, как изо всех сил Джон старается не затрагивать другую тему. - Мистер Стилински, - оборвал его Дерек слишком официально и заставил себя посмотреть ему прямо в лицо, - то дело закрыли, потому что я... Дерек нахмурился и заново объяснил то, о чем они и так оба знали: - ...сам частично виноват: не стал сотрудничать изначально, не дал доступа к месту преступления, не разрешил вламываться с обыском в лофт. Полиция опечатала комнату с клеткой, но это всё. Им неоткуда было начинать расследование, исполнители были слишком мелкими сошками, а у предполагаемого похитителя наверняка имелось железное алиби... ..."и кто бы вообще посмел марать допросами репутацию белой женщины, занимающую руководящий пост в одной из самых уважаемых компаний страны?" Дерек покачал головой, вспомнив Кейт. Не лучшее, скажем, воспоминание в его жизни. - В общем, я не хотел бы обсуждать то, первое похищение, - сказал он размыто, не называя имен. - Но все же это несправедливо, что обвиняя тебя, власти совсем забыли о том, что ты, по сути, тоже являешься жертвой, - заметил Джон, тоже намеренно не упоминая имени жертвы настоящей. - А никакой справедливости в мире нет, - чуть горько ответил на это Дерек, подумав, что когда Питер нашел тех парней, что держали Кая в подвале, он, может быть, и поспорил бы с самим собой... Дядя провел самостоятельный поиск, как только они узнали о том, что дело, негласно названное Хейлом "Делом Кейт", властями закрыто. Питеру даже напрягаться не пришлось, информация приплыла сама собой через одному ему известные каналы - один из бандитов был застрелен в какой-то потасовке, второй - пропал без вести на Аляске. А Кейт... Кейт была теперь вице-президетном Восточного филиала, занимая то самое кресло Дерека, которое так трудно ему далось... - Ты будешь... будешь что-то делать с этим? - полюбопытничал Джон скорее по-житейски, чем профессионально, хотя Дерек наверняка не знал. Поэтому ответил честно, но осторожно. - Мои подозрения насчет главной фигуры в этом деле, они останутся для закона подозрениями - доказательств прямых у меня нет. Так что... Дерек снова уставился в сторону, подумав, что жизнь расставит все на свои места. Если Кейт будет работать такими методами дальше, у неё есть все шансы оказаться когда-нибудь где-нибудь с перерезанным горлом. Или перегрызенным. Смотря кому дорогу перейдет... Джон понимающе прищурился: всё так, всё так... И только хотел задать новый вопрос, как Дерек оборвал его: - Хватит уже про это, - раздраженно сказал и закончил, - я никому не собираюсь мстить... Давайте поговорим о... Джон напряженно ждал концовки предложения, которое Дерек не планировал заканчивать, потому что он не знал. Он ничего не знал. Поэтому ждал от Джона первого шага. Джон сделал его, через силу проговаривая первые робкие комплименты тому, кого не признавал раньше. - Я рад, что... Кая не забрали в "Кипарисы", и ты позволил поехать ему со мной. Он хороший мальчик. Правда. Дерек вскинул голову, облегченно улыбнувшись. - Да. Хороший, - кивнул согласно. - Но я бы хотел вернуть своего, - тут же развеял секундное умиротворение между ними Джон. - Дитон говорит, теперь Кай - доминанта. Преобладающая личность, и есть риск... "И когда это он успел обсудить всё с Дитоном?", - ревниво подумал Хейл, пытаясь погасить в себе зарождающиеся крохи недоверия к бывшим врагам, которые он, как казалось ему, в себе окончательно уничтожил. - Доминанта? Риск чего? - переспросил глупо, а Джон только развел руками, показывая, как все это далеко теперь от него, и как тяжело даются термины эти, и разговоры по душам и с Дереком, и с психиатром, которого он так давно не видел, переложив эту обязанность на плечи Хейла... - Ты должен позвонить ему, Дерек, - попросил. - Пусть лучше он объяснит. Не важно - сейчас или позже. Ты, главное, верни мне сына. Ты... постарайся, хорошо? Джон смущенно теребил свои руки, не зная, куда их деть, уже не мысля никаких объятий между ними, как обнимаются всегда будущие родственники перед грядущей свадьбой. Смущаясь мыслям о том, как стыдно и порочно, как... непристойно выглядела официально прописанная семейным доктором терапия, так и не излечившая его несчастного сына. И с молчаливой мольбой прося ее продолжения, лишь бы она помогла. Дерек скованно кивнул, хотя Дитону звонить не хотелось. Не хотелось делать вид, будто они все еще приятели. Те, которые могут позволить себе расслабленную беседу, скрашенную необходимой в их ситуации пикантностью, к которой привыкли оба; беседу, лишенную всяческого официоза... У Дитона наверняка бы был отеческий тон и понимающее выражение лица. ... - Дерек, Дерек... Твои легкомысленные приключения совсем сбили с толку всех нас! Они, по моему мнению, ужасно навредили Стайлзу, надломили его жизненный стержень, заставив думать о некой своей ненужности. - Это было ложное чувство, - запротестовал бы Дерек, - и я ему сто раз говорил... - И не убедил абсолютно, - упрямо бы взращивал в оборотне чувство вины Дитон, говоря то, что Дерек и так уже знал. - Ты слишком его лелеял и опекал. Ты бесконечно спасал его от чудовищ. А он мужчина. Он имеет право решать. Поэтому мы имеем сейчас то, что имеем: необратимый реверс. Кстати, как ты справляешься теперь? Дерек пожал плечами. - Обыкновенно. Теперь я не веду никакого учета. В моей жизни, как и в моей спальне, по-прежнему полный бардак. И здесь, словно хвалясь хоть какими-то, пусть будущими, успехами в своем странном, несчастливом, но очень непохожем на остальных людей существовании, можно было бы добавить с заметным удовольствием: - Но мой новый бизнес, я уверен, пойдет прекрасно. Даже удивительно, как много времени я потерял, составляя аналитические отчеты. Стайлз - умничка. Сообразительный мальчик. А я столько лет его спасал, прежде чем понял, что это - его призвание. - И когда ты это понял? - заинтересованно спросил бы Дитон. - Не понял - начал осознавать, - признавался Дерек задумчиво. - Когда его буквально вырвало из бессознанки на помощь Каю. - И от кого же Стайлз его спасал? - поинтересовался Дитон, понимая, насколько большой временной кусок из жизни его пациента им пропущен. Дерек скривился, словно припоминая самое худшее, что происходило с ним за последние годы. - От меня, - честно сказал. И добавил: - Только не надо выспрашивать подробности, док. Это было не очень простое время для нас... - Ладно, - покладисто соглашался Дитон. - Это время прошло. Теперь-то что? - Теперь мы дома, и я не знаю, что делать, - сознавался Дерек, впуская в сердце сомнение за сомнением и все же продолжая верить в самое очевидное лекарство для Стайлза, которое ему поможет. Почему мы все так по-детски радуемся, оказываясь дома? Даже если и перешагнув тридцатилетний рубеж, ощущаем себя в безопасности в родном гнезде, которое давно покинули? Дерек так много лет провел вне семьи, забыв гвалт голосов, шумные застолья, что стал считать своим домом ту самую неприступную крепость на двадцать седьмом этаже. Поднебесье, что обязательно должно было излечить мальчишку, не заставлять всех думать, что Дерек, вернувшись из длительной ссылки, привез лишь его тень. Очень смешливую, развратную, милую, глуповатую, искреннюю и по-своему харизматичную. Другого мальчика, теперь ставшего доминантом. Номером один. Кай изменился. Он часто, странно на секунду замирая, прислушивался к себе, иной раз обрывая себя же на полуслове. Он делал это, уподобляясь беременной самке, что с тихой нежностью ощущает внутри себя новую зарождающуюся жизнь и ловит отголоски легких трепыханий меленьких ножек. Он делал это, неосознанно пытаясь помочь Дереку, старательно выискивая в себе эхо знакомого голоса Стайлза, что все еще звучало в их общем теле, но с каждым разом все тише, тише, тише... Он угождал своему любимому, показывая ему, как старается замечать предвестники перемен, которых не было. И вскоре это переросло у Кая в привычку - слушать себя, ища в глубине кого-то другого. Внутри него, повзрослевшего, клубилась тьма, та самая, которая прежде была в Стайлзе. Та самая, которая породила его чудовищ, следом заразив их всех, но которую Дерек научился усмирять всего лишь одним своим прикосновением. Но то ли прикосновения были недостаточно часты, то ли тьма - сильнее, но магии не происходило. А Дерек тоже - ложно или же нет - ощущал грядущие перемены, спасительно думая о них, как о симптомах пробуждения Стайлза. - Здесь, дома, все наладится, я уверен, - уже не так растерянно заканчивал он беседу с Дитоном, неистово уверовав в новую версию будущей ремиссии. Просто потому, что даже волку надо во что-то верить, чтобы жить.

***

      Они колесили по улицам родного города слишком пожалуй долгое время. - Ты снова пропустил поворот к нашему дому, - немного озадаченно произнес счастливый Кай. Дерек так же счастливо кивнул - "нашему" - и тут же подумал, что, может, лихо руля на своем стильном камаро, и мог бы отделаться россказнями об удовольствии управлять такой крутой тачкой после внушительного перерыва, но в том-то и дело - ехали они на старом додже, который Дереку любезно предоставил Питер. Так же любезно, точнее, издевательски прокомментировавший кислую мину племянника при виде не очень престижной машины - ну, не феррари, извини... Дерек не стал объяснять своей прихоти и снова бездумно повернул на какую-то улочку. Было удивительно приятно петлять по знакомым и не очень кварталам, изумляясь почти пуританскому их виду в сравнении со знойными, яркими, кричащими разноязыкими районами выгоревших под солнцем южноамериканских городов, всех этих пуэрто и дальше как-то там, которые они оставили позади себя в прошлом. Дерек и сам не понимал себя - ностальгировать он никогда не умел, но почему-то все никак не получалось у него вырулить к тому самому повороту, ведущему к ИХ дому. Справа проплыл сияющий огнями ночной клуб, и Хейл, наконец, очнулся. Он проводил глазами длинную очередь у заведения. Вспомнил тот самый вечер, когда, отстояв такую же, влился в толпу танцующих. Как заприметил у бара тоненького смешного пацана и как нахально остановил его, подловив из туалета. Он повернулся к притихшему своему пассажиру, который конечно же не мог знать этой банальной истории знакомства, потому что воспоминание это было не его, оно принадлежало Стайлзу и Дереку, и было так живо, что Хейл, воссоздавая по кусочкам из своей памяти всю мозаику целиком, вдруг предложил Каю... чашечку кофе. Они выбрали первую попавшуюся кофейню, наверняка не ту же самую, но бюджетные, все они так или иначе похожи друг на друга, поэтому было все равно, где вдыхать аромат кофейной пенки и смотреть на сумерки за окном. Вспоминать, как четыре года назад, боже, как давно, они так же сидели напротив друг друга и предвкушали. То есть, Дерек предвкушал, а Стайлз - трясся. Но белые молочные облака, нагроможденные в его капучино, при каждом новом глотке так соблазнительно оседали на верхней его губе, что Дерек предпочитал не замечать этого страха. Хейл был тогда прост и логичен, со всеми своими мужскими желаниями, не отягощенными глубиной только зарождавшихся чувств, и поэтому вспоминать себя, прошлого, такого легкого, пустого, и было так приятно. Как будто читать первую, написанную с небрежной безмятежностью главу приключенческой книги, не подозревая, что уже во второй все герои умрут. Неважно, что напротив него сидел сейчас совсем другой мальчишка. Нахально поедающий уже третье пирожное весьма сложной конструкции. Откровенным движением постукивая ногой в носке (и когда успел скинуть с себя кроссовок?) по запыленному ботинку Дерека. Кай, не понимая, что происходит, напрочь портил забытое прошлое, воссоздаваемое Хейлом, но Дерек не протестовал. Он не хотел замещения, ласково глядя на Кая и не представляя Стайлза; неожиданно смирившись со всем, что с ним произошло именно здесь, в этом временном отрезке. Осознав, как этим самым вечером ставят они окончательную точку, завершая цикл. - Поедем домой? - спросил, когда уже закончились пирожные и настойчивые намеки под столом стали уже совсем неприличными. Настолько, что Хейл, грозно нахмурившись, сразу же пресек возможные непристойные предложения: - Здесь в туалете трахаться не будем. Кай понятливо хмыкнул, вдруг не став возражать. Притушив в себе латиноамериканское, огненное. Став обычным юношей из приличной калифорнийской семьи. "Это общение с Джоном так на него подействовало, что ли?", - подумал еще Дерек и понял - ему нравится такой Кай. Новый, домашний, объевшийся пирожных мальчишка, который наконец-то обрел свой дом, в который они сейчас очень быстро поедут. Потому что нет сил ждать, нет сил терпеть, так хочется прикоснуться. - Ты чего? Дер? Дер... - попытался отстраниться Кай, когда Дерек, внезапно остановившись на полпути к машине, развернул его к себе и, обняв, уткнулся лицом в оголенный участок шеи. - Ну что ты, волчара? Ты же не любишь на людях?! Ладно, плевать. Давай обниматься. Ты только не... Ну, всё, не надо... Твой, твой... Они простояли так очень, казалось, долго. Потом торопливо дошли до машины, и в полном молчании, будто бы уже ничего важного не могли сказать друг другу больше, поехали домой. Дерек уже в прихожей, кинув на полку ключи привычным жестом, возвратясь сюда как будто после рабочего дня, а не из трехлетнего путешествия, осадил самого себя за эту поспешность, с которой после волшебной чашки кофе летел по вечерним улицам города; за страх перед предстоящей им ночью; за малодушие, с которым он, скрываясь от Кая, присосался к маленькой фляге, сделав порядочный глоток волчьего пойла и молчаливо поблагодарил того самого аконитового федерала, поделившегося с ним нежно-лиловым порошком, щедро добавленным сейчас в заветную фляжку. - Я в душ, - коротко бросил он скидывающему кроссовки Каю и громко щелкнул замком душевой, которым они едва ли когда-нибудь пользовались, почти всегда принимая водные процедуры вместе. Это делало продолжение вечера, очень напряженного и тяжелого, даже с учетом двух чашек кофе и трех пирожных, даже с учетом отравленного аконитом коньяка, не таким особенным. Но показная повседневность, с которой Дерек скрылся в запертой душевой, разбавив ее пуританской стыдливостью, немного сбивала с толку, и Кай, вдруг предоставленный самому себе, уставился потемневшими глазами на все еще опечатанную дверь комнаты, где стояла клетка. Освежившийся Дерек так и нашел его, сидящего напротив той самой страшной двери, откуда его выкрали, словно вещь. - Чёрт, детка, - развернул он к себе мальчишку за плечи, - прости, я совсем не подумал... Кай поднял на него свои глаза и мотнул головой. Ничего. Ничего, Дер. Мне больше не страшно. Ты только не оставляй меня одного. Никогда. Аконит в малых дозах имеет весьма специфический эффект. Нельзя предугадать, как он подействует на конкретную особь. У Дерека, например, разболелось сердце. Разнылось, как у старика, и даже в глазах, будто от старости, стало двоиться. Все чудилось, что под его руками уже другой мальчик, но почему-то с голосом и интонациями Кая. С его стонами и непристойными словечками. - Не бойся, не бойся, - шептал пьяный от любви и аконита Хейл, повторяя себя, прошлого, - я буду нежным с тобой, детка... Ему казалось, будо он называет Кая другим именем, путаясь и сбиваясь, и наверняка называл, но Кай совсем не обращал внимания на такую, казалось бы, обидную вещь, на несправедливость - еще вчера он был любовником, которого прячут, а уже сегодня он - муж и равноправный партнер со всеми привилегиями, кроме одной - быть тайной любовью, имя которой ненароком срывается с губ в темноте супружеской спальни. Кай необидчиво гладил Хейла по спине, по голове и, терпя немаленький вес своего любовника, сам вжимался в него еще больше, пытаясь что-то доказать, или же просто - сильнее притереться коже к коже, вплавиться в него насовсем. Уже потом, после, когда Кай заснул, обессиленный длительным сексом, ничего не изменившим, Дерек лежал рядом, смотрел в потолок, не умея расслабиться, просто разучившись делать это и проговаривал про себя дальнейшие их действия. В следующий понедельник возобновить сеансы терапии у Дитона в Кипарисах. Отметиться в участке, выплатить штраф. Отдать дрянную тачку обратно Питеру и попытаться стойко смолчать, выслушивая его шуточки. Увидеться с мамой и принять участие в семейном обеде или ужине. Познакомить всех с... Неважно. Навестить Джона. Нет. Регулярно навещать Джона Стилински вместе с неважно-с-кем. Арендовать просторный сухой бокс. Закупить инструменты. Начать бизнес. А сейчас постараться заснуть. Спи, Дерек. Спи, черт возьми. Перестань думать о том, как красиво кончает голый, влажный, дрожащий в твоих руках мальчишка, вдруг ставший таким цельным и все же до безумия похожим на Стайлза. Мальчика, которого больше нет. - Я думал, мы вернем его сразу же, как окажемся дома; вернем, если я вспомню, каким он был тогда, четыре года назад, - немного разочарованно прошептал Дерек в темноту и нежно коснулся губами виска спящего Кая. Тот завозился во сне и тихо вздохнул, подтягивая одну ногу к себе, неосознанно раскрываясь в интимной позе, показывая разъехавшиеся ягодицы и влажную щель между ними, откуда по белой ляжке сразу же потекло. Дерек отчего-то стыдливо отвел глаза и накинул на спящего покрывало, словно саван на лицо погибшему солдату.

***

      Нигде не спится так хорошо, как дома. На дорогом сатине калифорнийского качества и ортопедическом матрасе. После хорошего, разумеется, секса. Дерек лишь тихо усмехнулся, глядя на своего спящего мальчика Кая, который в редкие утра не пробуждался от поцелуя. Или же более откровенной ласки. Сегодня вероятно было именно такое. Дерек аккуратно вытянул руку из-под одеяла, перестав терзать поглаживаниями голую ягодицу и неслышно поднялся с кровати. Уходить из спальни не хотелось. Не хотелось покидать тепло одеял и невидимый густой кокон из их смешавшихся запахов - пота, спермы, слюны с терпкой коньячной ноткой. Но Дерек решительно пошагал в душ, затем вышел на кухню и принялся готовить им завтрак, старательно делая вид, будто ни вчерашний вечер, ни сегодняшний день ничего особенного в их существовании не значат. Практично делая пометку у себя в голове - позвонить Питеру и поблагодарить за то, что держал квартиру в порядке, регулярно нанимал уборщиков и к приезду хозяев забил холодильник продуктами. Быть может, одной только ночи недостаточно, надо обжиться, сделав это заново, старательно копируя прошлый их быт, чтобы повседневность въелась под кожу намертво, дав некое ощущение безопасности и дома. И тогда все станет, как прежде. Он вернется. Обязательно. Чуткий слух волка уловил изменившееся дыхание проснувшегося мальчишки, и тут же в спальне с грохотом что-то упало. Дерек зеркально выронил из руки нож, который с характерным певучим звуком впился в паркетную доску очень опасно рядом с его голой ступней. Он наклонился за ним, слыша приближающиеся к кухне шаги, неуверенные и робкие. Он улыбнулся, чуя желанную перемену в чуть изменившихся движениях того, кто шел сейчас к нему на запах пригорелой яичницы. - Ну почему так долго? Боже... - выдохнул Дерек счастливо, поднимая лицо. Замирая от ощущения встречи, которой ждал слишком долго. Боясь произнести любимое имя и поскорее желая сделать это. У двери стоял красивый черноволосый парень с яркими, знакомыми глазами цвета расплавленного темного янтаря. Он отчего-то близоруко щурился, пытаясь вглядеться в лицо Дерека. Он отчего-то стыдливо прикрывался тонким покрывалом, чопорно держа его у своего паха. Он удивленно осматривался, взмахивая девчачьими ресницами, и в глазах его была новая, незнакомая Дереку Хейлу вселенная, имени которой он не знал. О существовании которой даже не догадывался. И почему-то совсем не удивленный таким поворотом в своей судьбе, закаленный разнокалиберной психиатрической литературой до состояния хладнокровного стазиса, Дерек спокойно отложил зажатый в руке стальной нож и, не ощущая ровным счетом ни грамма разочарования, не ощущая вообще ничего, спокойно поприветствовал незнакомца с лицом Стайлза: - Доброе утро. Завтракать будешь? Мальчишка смотрел волчонком и не двигался. А Дерек, бросив искать глазами заброшенный куда-то сотовый, отбросив мысленно взывать к Дитону и его спасительным советам, ни один из которых не помог бы ему сейчас, попробовал вернуть этому утру состояние обыденности, как бы смешно и нелепо это не звучало. Сказал, грустно глядя на испорченную болтунью: - Вообще-то завтрак пропал. Давай так: я приготовлю новый омлет, а ты пока оденься, одежда в гардеробной, - он махнул рукой в нужную сторону, указывая путь и продолжил, - потом сделай нам кофе. Машина во-он там. Мне черный, без сахара, без сливок. Себе... себе какой хочешь. Мы плотно покушаем, а после я всё тебе расскажу. Мальчишка, все так же стыдливо прикрывающий свою наготу, свое тело, изученное Дереком вдоль и поперек, прищурился сильнее и серьезно кивнул. - А ты... Ты Дерек? Да? - спросил робко и неуверенно. Получив кивок, он неожиданно всхлипнул, пошатнулся, как будто бы его переход из одной вселенной в другую был слишком тяжел и окончательно его вымотал, да и не принес абсолютно никакой радости, а вот только эту страшно оскаленную в подобии вежливой улыбки морду заросшего щетиной оборотня. Дерек понимал. Он изо всех сил пытался почувствовать то, что чувствовал сейчас этот незнакомый ему мальчишка с родным лицом Стайлза. Он не мог не принять его. Поэтому стремительно сделал шаг навстречу, даже если и недовольный результатом долгожданного перевоплощения; даже если и ждал совсем другого мальчика, не этого. Он в каком-то больше отцовском порыве обнял трясущегося незнакомца, не смея опускать взгляд на его еле прикрытое обнаженное тело, словно еще не имея на это права, спрятал лицо его у себя на груди и постарался молчаливо, по-волчьи успокоить, инстинктивно синхронизировав бой своего сердца с мальчишеским, тем самым авансом обещая посвящение в семейные тайны, обещая защиту, забирая в свою стаю. - Дерек... Дерек... - пробуя на слух его имя все повторял сонный мальчишка с незнакомыми интонациями. И следом с явной вопросительной, не зная толком, как сформулировать вопрос, не показавшись истинным безумцем, произносил неоконченное: - А я? Я?.. Вот с этим как раз-таки было всё просто. Дерек крепче притискивал к себе такое знакомое тело, вмещавшее внутри столько вселенных, и, даже не зная имени своего нового щенка, пряча больную, тоской пропитанную обиду на него, не виноватого, за то, что вовсе не тот, кто ему нужен, но понимая, что обречен теперь любить и его тоже, ласково шептал в чернявую макушку, вдыхая родной запах: - Ты? Ты - моя прелесть.