ID работы: 4425181

Моя прелесть

Слэш
NC-17
Завершён
849
автор
Чибишэн бета
Размер:
373 страницы, 25 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
849 Нравится 423 Отзывы 352 В сборник Скачать

XXIII.

Настройки текста
                    У Пабло Моралеса был повод гордиться итогами своей, уже почти прожитой, жизни. Прекрасный особняк, скрытый от палящего солнца пышными кронами деревьев, был роскошен и выстроен с любовью на те самые деньги, из-за которых он и числился в первой сотне самых разыскиваемых Интерполом криминальных личностей. Пабло дом свой любил, любил вышколенную прислугу и своего шеф-повара. Своих собак, целую свору маленьких смешных шпицулек, и плевать, что при его-то комплекции и весе в сто пятьдесят килограмм ему бы лучше подошли какие-нибудь мастино неаполитано. Пабло вообще был любвеобильным мужчиной, который уж очень печалился, что собственных детей у него нет. Но были племянники и племянницы. Были собаки. Дюжина раритетных авто в огромном гараже и полная умиротворенность, преследовавшая его, ушедшего от бизнеса на покой, вот уже пять лет. Легкая тревожность из-за проклятого участка земли с выстроенной небольшой виллой рядом с его великолепным домом, который упертый собственник даже под давлением не захотел продать именно ему, добавляла в эту нирвану необходимого адреналина: отсутствие соседей, а точнее, возможность вскоре обзавестись ими, всегда была некоторым фактором беспокойства. А ну как купит угодья какой-нибудь Майкл Джексон, земля ему пухом, выстроит там Диснейленд, и прощай спокойная жизнь! Но страхи оказались напрасными, дом никто не покупал, ввиду его чрезвычайной удаленности от стратегически важных для социальной жизни мест, поэтому вскоре Пабло успокоился и даже перестал подходить к большому, пугающе дорогому телескопу, направленному в сторону белоснежной виллы. Его объектив был настроен показывать небольшую каменную террасу второго этажа, непременное архитектурное завершение всего ансамбля в духе изысканных креолов. И он был очень удивлён и даже отчасти заворожен, когда, проходя мимо, случайно, машинально глянул в лупатое окошко, обнаружив перемены, которые показывал ему волшебный окуляр. Перемены были не страшными, не пугающими, и демонстрировали замершему у телескопа Пабло не Майкла Джексона, а какого-то мальчишку, привольно раскинувшегося в шезлонге под появившимся над террасой, сделанным наспех, льняным белым навесом. Было ему не больше восемнадцати, брюнетистая голова с вихрами в разные стороны лениво свешивалась с низкого ложа, и мальчишка что-то методично чертил тонким пальцем на полу, все еще пыльном и загаженном птичьим помётом. Белые узкие брифы совсем не напоминали плавки, поэтому Пабло отчего-то стыдливо отвел глаза, не собираясь больше глазеть на нового соседа, еще мальчика, развалившегося перед ним в одном белье. Но было чертовски любопытно, словно начало закрученного сериала, которые Пабло смотреть любил и периодически зависал у огромной плазмы часа на четыре, просматривая сразу по несколько серий. В случае с мальчиком, сюжет развивался весьма медленно, что очень злило, но и придавало необходимую интригу, поэтому уже к третьему дню Пабло понял, что попался, что теперь торчит у проклятого телескопа постоянно и ловит в прицел его всё, что удаётся словить. Мальчишка оказался на вилле не один. Конечно, думал бывший наркобарон, куда там малолетке потянуть такую недвижимость. Он знал, что участок стоил дорого, а продавец был той еще упертой сукой. Когда рядом с брюнетом нарисовался еще один - постарше и посолиднее, стало ясно, что дом выкуплен или арендуется скорее всего им, а мальчишка, так, красивое приложение, наверняка постельная игрушка. В мире Моралеса такие союзы не были редкостью, он сам, что уж говорить, несколько лет делил спальню с молоденькой, тоже едва восемнадцатилетней девчушкой. Он в принципе, уже к сорока, пресыщенный всеми возможными удовольствиями, был бы не против попробовать и мальчика, да только со своей закостенелой гетеросексуальностью совладать так и не смог. Побаловался оральными шалостями, надоело потом. В общем, хмурого мускулистого мексиканца с трехдневной щетиной он не осуждал. Ни за его пристрастие к незрелым юношам, ни за очевидную любвеобильность, с которой тот частенько уводил своего любовника с террасы в спальню, зашторивая плотные гардины, и перекрывая Пабло всякий доступ к известному удовольствию вуайериста. Мальчишка был ярким и наверняка вызывал в определенных мужчинах определённые желания. С белой кожей, усеянной родинками, с яркими, блестящими проколотыми сосками и почти безволосый, он был готовой куколкой для утех, и Пабло гадал, что он вообще забыл в этой глуши, где прятался он сам уже пять лет от полиции и федералов. В общем, соседи ему нравились, он даже подумывал пригласить парочку на ужин, но после вспоминал, что все они, скрывающиеся в косматых джунглях, не очень-то ценят гостеприимство, предпочитая жизнь тихую и не наполненную новыми знакомствами. У всех них, кто затаился здесь в маленькой южноамериканской стране, были не очень хорошие истории, а некоторые из них заканчивались кровавым следом, ведущим прямо на электрический стул. Поэтому ужин отменялся. Но не удовольствия. Мальчик оказался с секретом. И вскоре белые трусики его сменились на розовые кружевные. В тот день исчез он, повинуясь властному жесту своего хмуробрового, уж слишком быстро с террасы. Как впрочем и в случае с леопардовыми шортиками, с такой низкой талией, что даже Пабло рассмотрел курчавые волоски паха чернявого мальчишки. Потом были просторные белые рубашки, которые еле прикрывали узкие бедра, и явно намекали на теперь уже полное отсутствие трусов. Они сменились какими-то новомодными плавками, напоминающими чертов лепесток, крепящийся неизвестно как на бедре и ловко обнимающий тонкой полоской ткани член и яички мальчишки. Пабло тогда сделал вывод, что вилла теперь уже обжита окончательно и даже бассейн наполнен. Ему даже почудился плеск воды и веселый молодой смех. Звуки, конечно, с такого расстояния не могли донестись до него, но бассейн точно функционировал, Пабло рассмотрел на поверхности одной колонны, что поддерживала террасу, колышущуюся рябь, словно отражение водной волнующейся глади. Взрослый мужчина частенько появлялся весь в каплях воды, ошибочно принятой Пабло за капли пота, и теперь он знал, что это просто вода. Хмурый купаться любил, а вот его любовник - нет. Мальчишка был знатным ленивцем, единственное, что он проделывал с истинным энтузиазмом, так это сосался со своим мексиканцем. Сосался страстно и будто на камеру - так классно и горячо у него это выходило. Жаль конечно, трахались они только в спальне, Пабло бы посмотрел...

***

      - Кай. - М. - Пойди окунись, ты перегреешься. - Не-а. - Пойди, я сказал. - Я под навесом. Дерек, чего пристал? - Навес этот - просто насмешка. Он вообще не защищает от солнца. На днях должны прислать нормальный, но, к сожалению, к этому времени ты уже будешь вареной курицей. Пойди окунись. Дерек, развалившись на разобранной постели, листал книгу, пытаясь читать, и посматривал в сторону повернутого к нему спиной шезлонга, где раскинулся его мальчик. После их краткой перепалки из-за спинки вдруг показалась тонкая лодыжка, поднимаясь выше, потом крупная мальчишеская ступня покрутилась перед взором Дерека, демонстрируя лоснящийся блеск натянутого на нее капрона, и Дерек не выдержал. - Какого черта ты их надел? Нога поднялась выше, показывая причудливое кружево, облепившее стройную ляжку. - Я сколько раз говорил тебе не дразнить нашего наркобарона! - с упреком продолжил Дерек, сразу определив - для кого, собственно, карнавал. - У старика так сердце откажет: я слышу его аритмичное сердцебиение даже через три километра, нас разделяющих. Он скоро просто помрет от твоих выкрутасов, и кто знает, кому достанется его поместье. Может, каким дурным родственникам? - Я всего лишь надел чулки, Дер, - лениво протянул мальчишка. - Нельзя, что ли? - Ты еще лифчик кружевной примерь! Или сразу потрахаться перед ним предложи, - совсем не злобно произнес Дерек и пружинисто встал с кровати. Наклонился над спинкой шезлонга, ловя запрокинутое лицо своего любовника в ладони. - Тогда он точно умрет от инфаркта. - Зато счастливым человеком, - поддел тут же Кай и соблазнительно засиял лукавыми глазами на своего волка. - Ладно, мистер благотворительность, я обязательно подумаю над этим, - Дерек добродушно хмыкнул и строго повторил: - Теперь иди в бассейн, белоснежка. Я лучше трахну тебя там. Без чулок. - А сразу не мог сказать, да? - весело отозвался приободрившийся Кай и через минуту его смело с террасы. Лишь на полу остались лежать двумя шелковыми змейками ловко снятые с мальчишеских ног чулки.       Дерек не мог сказать, что заниматься анальным сексом в воде было достаточно просто. Скорее уж - невозможно. Поэтому он просто сидел на бортике их вновь наполненного бирюзовой прохладой бассейна, который по рассказам бывшего владельца виллы, не функционировал почти пять лет, болтал ногами в воде, блаженствуя и даже не зная, отчего больше, оттого ли, что запыленные его пятки, уже с месяц не знавшие обуви, ласкала живительная влага, или же от влажного языка своего умелого любовника, который, в свою очередь, ласкал его член. Когда слишком долго ходишь босиком по запыленной потрескавшейся земле, кожу начинает нестерпимо печь; она сохнет и трескается. И то блаженство, когда погружаешь ноги в прохладную воду на жаре сложно переоценить. Даже если тебе одновременно с этим мастерски отсасывают. Периодически Дерек властной рукой отстранял голову Кая от своего паха и погружал ее под воду, упорно не слушая недовольного бурчания захлебывающегося водой мальчишки. Потом вылавливал его снова, весело отфыркивающегося, из воды и притискивал к разведенным ляжкам, пошло хлопая своего русала налившимся кровью членом по губам и щеке. Кай ртом ловил красную головку, покорно втягивал ее обратно, старательно сосал, держась за волосатые ноги Дерека своими тонкими руками, просто пытаясь не уйти под воду снова. Дом, в котором они поселились, прекрасная вилла с бассейном и прилагающимися угодьями, Дерек купил совершенно случайно. Хотя, ничего случайного не было в том, что когда он прошел уже окончательную, финальную стадию погружения в свою новую жизнь автомеханика в бегах, ему позвонил Питер, словно учуял мысленный тоскливый вой своего состайника, и будничным голосом, никак не объясняя вообще, каким образом он узнал этот номер дерековой мексиканской симки, на прекрасном испанском предложил своему племяннику не страдать херней, таскаясь по притонам, какими считал почти все их арендованные квартиры в различных городах третьего мира, а воспользоваться долей семейного капитала, которая хранится в закрытом банке Швейцарии. Никаких имен, никаких чеков, только наличные. И их как раз хватило, чтобы купить этот прекрасный мини-дворец в тихой южноамериканской провинции, скрытый от остальной цивилизации. Остаток средств пошел на обычные бытовые нужды: Дерек посчитал, что был механиком достаточно, чтобы позволить себе этот ленивый сибаритский отпуск. Он рассчитывал тунеядствовать примерно год. Тогда бы как раз закончились деньги, может быть тогда же папа Джон оттаял бы, забрав из полиции заявление, и был бы рад вернуть домой не только сына, но и Дерека. Их вместе. Новый дом был прекрасен. Но Дерек даже сейчас, когда прожили они в нем достаточно долго, не торопился с обустройством остальных, пустующих комнат. Они так и остались запыленными, продуваемыми влажными ветрами с далекой Амазонки. И пусть обжитые ими спальня, гостиная и огромный мраморный холл были роскошно, хоть и лаконично обставлены заказанной Дереком мебелью, а окна задрапированы легчайшими невесомыми шелками вместо банальных занавесок, кровать оборудована безумно дорогущей москитной сеткой, которая ни пропускала сквозь себя ни одного москита, сохраняя кожу нежного Кая нетронутой, Дерек всегда знал - прекрасная вилла их всего лишь времянка, которая не станет настоящим домом ни при каких обстоятельствах. Обживаться окончательно Дерек не спешил. Дело было совсем не в финансах, тающих, как снег в июне. Он просто не терял надежды вернуться. Хотел бы стать снова нормальным. Правильным. Законопослушным. Тем самым примерным оборотнем, которому доверял Стилински-старший. И которому доверил своего сына. Совершеннолетие которого почему-то не наступало и не наступало, словно мальчишка застыл в этой прекрасной, роковой поре чуть повзрослевшей лолиты навечно. Дерек не мог ждать три года. И даже год уже казался ему пожизненной ссылкой. Ему нужно было домой - туда, где даже стены лечат. Где был крохотный шанс повернуть течение рецидивирующей болезни вспять. Он не думал, конечно, что личное участие предавшего его Дитона помогло бы лучше, и все же исподволь уверовал в волшебство родных стен, пусть даже если это были бы стены "Кипарисов", той самой психушки, куда он так не хотел отдавать Стайлза. Которого увез, чтобы не потерять, и все же потерял. В дни особенного своего отчаяния Дерек мог думать даже о таких вещах, как гипноз, или же выискивать в сети методы альтернативной медицины, стараясь не вспоминать, как месяц назад, когда он выбрался за чем-то необходимым в районный центр - обросший бородой для пущей конспирации, в его ладонь чуть ли не силой впихнули ветхую промасленную бумажку с написанным от руки телефоном. "Шаман Алонсо, избавление от душевных мук" было написано на импровизированной визитке, и дома Дерек очень долго отмывал в уборной запачканные шаманским волшебством руки, которое воняло копченой рыбой, нищетой и откровенным вымогательством. Поэтому отчаиваться Дерек себе запретил. Как и альтернативную медицину. Не говоря уже о шаманской инквизиции в лице неизвестного ему Алонсо. Дистанционная терапия оказалась не так уж плоха: она тоже помогала. Дерек хотя бы знал, какими таблетками пичкать Кая, потому что делать хоть что-то являлось для него жизненно важным сейчас. Необходимостью, чтобы уничтожить ощущения полного бессилия и заменить бездействие свое хоть чем-то, призрачным плацебо, что ли. ... - Когда у нас сеанс связи? Сегодня? - вытирая губы полотенцем, спросил его Кай, минутой ранее вытащенный сильной рукой оборотня из бассейна. Дерек расслабленно натягивал на себя выцветшие пляжные шорты, поправляя в них вяло болтающийся, выдоенный ртом мальчишки член. - Сегодня, - подтвердил и привычно засмотрелся - Кай, наоборот, раздевался: стянул с себя промокшие от липкой спермы плавки, небрежно отшвырнул их в угол к корзине для грязного белья и голым, белым, тоненьким прошествовал к открытому душу, смывать с себя остатки хлорки и семени. Через минуту из-за матовой, но ничего впрочем не скрывающей перегородки донеслось уже не такое бодрое, а скорее обиженное: - Тогда скажи своему фашисту, чтобы поменял мне таблетки. Меня от них тошнит. Дерек кивнул белой стене, поморщившись. - И еще они не помогают, - сказал про себя тихо. Он хорошо помнил тот день, когда эхо прошлого, эхо оставленного ими большого мира ворвалось в их уединенную обитель и вся эта разномастная фармакология вернулась на свое законное место. Как раз в тот момент, когда он смог снова общаться с большой землей, до этих пор оповещавшей их о своем существовании редкими звонками Питера. Старший Хейл всегда звонил с разных номеров и в разное время, с каких-то закрытых каналов, и Дерек удивлялся, что их разговоры не были ограниченны по времени. Питер смеялся - это в детективах про шпионов звонок можно отследить за несколько минут, которых всегда определённое количество. Сейчас технологии таковы, что как отследить, так и спрятать что-то очень легко. Надо лишь знать - как. Тогда же, устав от своих личных неурядиц, Дерек кратко обмолвился о них странно заботливому дяде, выдав себя мрачным молчанием на вопрос о состоянии мальчишки. И в тот же день после звонка старшего Хейла, буквально через два часа телефон зазвонил снова: так Дерек услышал голос того, кого слышать он не особо хотел. Дитон, вживую наконец-то услышав Дерека, был не очень-то удивлен, скорее впечатлен техническими возможностями родственника Хейла. Их разговор кончился минутой позже, когда разъяренный оборотень, не выдержав и пары вопросов о Стайлзе, швырнул телефон о стену, тут же обратившись в рычащее чудовище. Кай еле успокоил его, не допустив полной трансформации в альфа-форму, которой, впрочем, ничуть не боялся. Через неделю Дерек позвонил Дитону уже сам, наученный хитростям оставаться невидимкой. Он благосклонно позволил врачу задавать вопросы, отвечал на них, желая в душе, чтобы тот начал догадываться уже сам, что к чему и как все плохо, ужасно просто, и срочно, срочно нужна помощь - любая, чтобы попробовать вернуться на орбиту их прежних жизней, заставив биться снова выжженные любовной лихорадкой сердца. Дитон удовольствие поболтать с известным похитителем малолетних психов старался растянуть. То ли профессионально любопытствовал, то ли максимально длительного разговора требовали федералы, наверняка сидящие на линии. - Как я понимаю, ты не скажешь мне о вашем местонахождении, - не боясь нового срыва Хейла, произнес он. - Джон, знаешь, волнуется очень. Он все-таки отец мальчишки. - Мальчишка звонил ему. - Ага. Два с половиной месяца назад. Потом вы пропали, - Дитон говорил эти бьющие наотмашь слова спокойно и ровно, будто бы Дерек и сам не понимал, каково это - не получать от единственного сына вестей так долго. Но все же, когда они нашли способ, да, месяцы назад, безопасно для них связаться с Джоном, Стайлз сразу же сделал это, своим звонком доказав отцу, что он не заложник; что жив, в конце концов. И что не вернется, пока Дерек в розыске. Даже этот минутный разговор обошелся им очень дорого. Пришлось спешно сниматься с места, как только стало понятно, что их вычислили - тогда еще Дерек не умел маскировать звонки. Они петляли по незнакомому городку, снова удирая от полиции, и около двух недель искали новое убежище, не доверяя никому. Конечно, они пропали, как заметил Дитон. Больше моментов для связи у них не было - Дерек был озабочен заработками, вечной сменой квартир, запутыванием следов, так сказать. И еще тем, что происходило между ними. - Теперь ты можешь сказать ему, что я звонил, - кисло улыбнулся Дерек в трубку, отвечая на упрек. - И что у Стайлза все в порядке. - Ну, ты же понимаешь, Дерек, - вкрадчиво начал Дитон, - такая информация должна исходить прежде всего от самого заложника. - Стайлз не... - Не заложник? Его всё еще считают таковым, - перебил его Дитон. - Те самые люди в черных костюмах, которые сейчас слушают наш разговор? - И они в том числе, - сразу же признался Дитон. - Но главное - Джон. Джон не должен так страдать. Дерек промолчал. Говорить хоть что-то на тему отцовской любви казалось бессмысленным - они оба, и он, и Стилински-старший, оказались сейчас в патовой ситуации: Джон не собирался прощать побега им двоим, и оттого Дерек не мог вернуться, банально не желая попасть в тюрьму, как главный виновник затеянной авантюры. - Если бы он смог пересмотреть взгляд на всю эту историю... - начал он. - Он поступил бы точно так же, - продолжил за него Дитон. - Как и ты, Дерек. В любом случае, ничего уже не исправить. Так что ты все-таки хотел? Что-то случилось? У Стайлза усиление приступов? - Сначала скажи ребятам на линии, что звонок они не отследят, - начал Хейл. - И слушать нытье оборотня-гея им будет неинтересно. - Может, тогда дашь нам послушать звонкий голос твоего заложника? - снова завел ту же песню врач, будто специально заставляя Дерека злиться. И он злился. Было на что. Например на то, что дать послушать голос Стайлза он никому не мог вот уже пару месяцев. Он сам его не слышал. Он все бы отдал, чтобы вернуть знакомые интонации в похожем голосе и боялся этого. Увидеть серьезные глаза, которые почти забыл и снова разглядеть в них упрек, сожаление, обиду... - Стайлз не хочет разговаривать с тобой, - сказал он откровенную ложь, не смея произнести того же в отношении Джона. И тут же переводя разговор на другое. - Мне нужно узнать название лекарств. - Что, все так плохо? - даже не удивился Дитон. - Давай-ка, привози мальчишку домой. - Тех самых таблеток, чтобы унять его гиперактивность и заставить нормально спать, - будто не слыша сладких увещеваний, ровно продолжал Дерек. - Еще новых, голубых, с насечкой посередине, которые принимал Стайлз в последние время, и я, к сожалению, не запомнил ни назначения, ни названия. И посоветуй нормальное снотворное, чтобы утром от него не трещала голова. - Это для тебя, я полагаю? - почти что иронично спрашивал Дитон и покорно надиктовывал весь список принимаемых в последнее время Стайлзом таблеток. Объяснял схему приема, даже не интересуясь, чего вдруг противник всяческой химии Дерек Хейл вдруг стал таким любителем попичкать своего любовника отборной фармацевтикой. Впрочем, о причинах Дерек проговорился сам. - Какие-нибудь новинки выходили за это время? Что-то... новое, не опробованное им? - поинтересовался он скучным голосом, выдавая себя с головой. - Какого плана? - специально не замечая непривычный интерес Дерека, спросил Дитон. - Седативные? Барбитураты? Амфетаминовая группа? Что? То, что раскачает его сознание в обратную сторону, пытался без слов объяснить Дерек. Что заставит мальчишку снова привычно двоиться по заведенной схеме. Что вернет ему Стайлза, которого не видел он уже шестьдесят семь дней. - Ладно, забудь, - оборвал он врача. - Я буду пробовать старые препараты. Он, даже не прощаясь, дал отбой, зная, что невежливость эту ему простят, да и дела у Дитона теперь есть поважнее - отчитаться перед федералами, позвонить Джону... Задуматься над тем, что же случилось с его невезучим пациентом. Когда на следующий день Дерек привез пакет с таблеткам из ближайшей аптеки - половину, конечно, пришлось заказывать не здесь и заплатить много денег, Кай безропотно принял первую дозу. Он принимал их уже два месяца, послушно запихивал в рот целую горсть, запивая водой, и хмурым истуканом сидел на кровати, пуча глаза на застывшего рядом Дерека. - Чувствуешь что-нибудь? - спрашивал его волк. - Чувствую, что меня снова тошнит от этих голубеньких, - мрачно вещал Кай и ерзал. Он вроде как отчаянно хотел, чтобы они принесли результат и помогли, а про себя как-то не думал, интуитивно именно сейчас понимая, что в этом их новом сценарии роптать нельзя. Нельзя капризничать, нужно стараться изо всех сил порадовать своего мужчину. Хотя бы послушанием. Иной раз, особенно в первые недели, когда стало от таблеток мутить, Кай пробовал обижаться. - Мне кажется, испытывать на мне фармацевтические приемчики несколько... "...подло", - продолжал за него Дерек мысленно, зная, что мальчик его, бывший примерным пациентом все эти недели, не скажет так - побоится. Поэтому Кай позволял себе другие, попахивающие очередной драмой, слова и фразочки, совершенно точно предшествующие скандалу. - Я почему-то уверен, - немного театрально произносил он, глядя в потолок их спальни, - ты никогда не использовал на Стайлзе таких методов для того, чтобы поменять нас местами. Мне даже вспоминается, что ты говорил, будто эти таблетки зло. Они вредные. "Ты никогда не страдал так по мне, - читал между строк проницательный Дерек. - Ты никогда не ждал так меня и никогда не стал бы вредить Стайлзу, чтобы вернуть меня во что бы то ни стало..." Кай научился прятать, нет, глотать обиды. Дерек же научился эти обиды читать на любом языке. - Так насколько эти таблетки вредные для меня? - не успокаивался мальчишка, не очень-то понимая, что печень, словно сито пропускающая через себя химию, она у них со Стайлзом одна на двоих. - Вредные, - без упоминания конкретики отвечал Дерек, пропуская мимо ушей остальное нытьё. - Вредные, если превышать дозу. И тоже не смотрел на Кая в этот момент, предпочитая рассматривать такой интересный белый потолок. Доза была превышена уже давно и это не помогало. Не помогало вернуть Стайлза. Тогда, в день редкого появления Стайлза, а точнее - в последний их раз, а Дерек не знал естественно, что он последний, они просто лежали в этой же спальне - господи, ну, что за жизнь, вечно лежать! - и разговаривали ни о чем. Дерек не смог бы вспомнить темы даже под гипнозом, они не затрагивали сложных рассуждений о жизни, они просто произносили друг другу слова, чтобы не казаться мертвыми друг для друга. Стайлз тонул в привычной апатии, и даже секс не помогал - ни обычный, ни особенный. Мальчишка будто перегорел, уже не пытаясь спорить со своим парнем насчет сомнительного удовольствия быть с ним в бегах; удовольствия, которое Кай например принял с... удовольствием. Стайлз смирился с невозможностью расставания и невозможностью возврата к прежней жизни, просто находясь рядом, понимая безвыходность для себя прежде всего в этом. И даже если и планируя смешной побег в никуда от своего волка, который нашел бы его очень быстро хотя бы по запаху, то осознавал - Кай потянет его к Хейлу снова, влюбившись в него, как последняя сучка. Стайлз знал это тогда, в Калифорнии, знал и сейчас. Просто на данный момент это было определяющим фактором всей его жизни - он не мог смириться, не мог и уйти. Так, жил себе, принимал пищу, читал скучную экономику, на первых порах делая вид, скорее для себя самого, что это все еще ему надо и стоит не расслабляться, потому что когда они вернутся, он продолжит свое обучение. Дерек видел все это и просто ждал. Дурак был. Не видел, не чуял, не понимал, как все плохо. Думал, время лечит - обиды, разочарования. А оказалось - лишь таблетки. Когда стало уже поздно их принимать, но все-таки надежда осталась. Когда Стайлз в последний их вечер дежурно пожаловался, как же он устал, и сладко, с каким-то тающим в уголках улыбающихся губ чувственным привкусом извращенного удовольствия от своего равнодушия ко всему, заснул в объятиях Дерека с его членом в заботливо увлажненной заднице, даже не кончив. Это был четверг, девять вечера, шестьдесят семь дней назад. День, кода Дерек видел Стайлза в последний раз. Больше он не возвращался. Сначала Дерек долго, мучительно долго насиловал Кая, пытаясь достичь только ему известного состояния анти-нирваны, когда сознание начинало ускользать, закатывались глаза в предоргазменной судороге и начинали подергиваться пальцы, вцепившиеся Дереку в плечи, словно мальчишка хотел бы его остановить. Но Дерек знал, что Каю всегда нравилось, когда грубо, жестко, бесцеремонно. Поэтому не придавал значения робким жалобам, каким-то оправданиям и неуверенным предложениям, которые тихо-тихо пытался Кай говорить в паузах между этими достаточно зверскими сексуальными актами. Дерек не церемонился, брал его то в альфа-форме, то человеком, трансформируясь в процессе окончательно, играясь своими воплощениями с такой радостью, что забывал в итоге отслеживать реакции партнера; считая свою, выдранную из плеча острым ножом, свободу дополнительным и единственно положительным бонусом ко всем остальным несчастьям, и отказаться от него уже не мог. Тем более, Кай как-то раз неосмотрительно обмолвился, что член оборотня в обличье волка становится куда крупнее и толще, да и узел - горячее, что ли... Кай любил, когда было много, объемно и плотно в заднице, хотя Дерек уверял его - размеры не изменяются, это иллюзия, а имеет место быть лишь немного более высокая температура тела, когда он обращается, вот и ощущения разнятся, и кажется, будто зад распирает что-то уж совсем ненормально большое. Нет, нет, убеждал он мальчишку, всего лишь горячее больше обычного. Но как бы там ни было, активная половая жизнь не помогала - Стайлз прятался где-то там, внутри Кая, обиженный, усталый ребенок, которого увезли от отца. Тогда Дерек на любовника кричал и требовал достучаться. Помедитировать, впасть в гипнотическое состояние и еще черт знает что, но только, чтобы вернул не желающего пробуждаться другого мальчишку. Кай обиделся. Он пытался снова сказать, что не властен менять реальности внутри себя, что это правда, и все равно выглядел так, словно был злоумышленником, коварным двойником, пришельцем с другой планеты, вселившимся в тело земного мальчика, и не желающим уступать ему место у руля. Он выглядел для Дерека так, будто притворялся, что не может. И Дерек изо всех сил потакал этой версии. Так было легче жить, зная, что вот оно - зло, прямо перед тобой и с ним можно бороться, воевать, уничтожать его, чтобы спасти своё сокровище. Свою прелесть. Но к концу первого месяца отсутствия Стайлза в их жизни, Дерек привычно амнистировал мальчишку, вспоминая - Кай простой, смешной и недалекий капризуля, в чем-то даже глупый и, как все олигофреничные подростки, сильно подверженный влиянию самых простых, животных инстинктов. Кай любил секс. Любил Дерека и любил жизнь. Он никого не контролировал. Поняв это в очередной раз, Дерек перешёл к таблеткам. Сначала пробовал что-то психотропное наугад, понимая, как может обжечься, и просто посадить мальчишке печень. И тот звонок Питера раздался очень кстати, как и помощь в том, чтобы иметь возможность звонить самому. Дитону, например. Теперь он скармливал Каю химию строго по графику и определенной схеме. Не помогало. Дерек продержался около недели, потом удвоил дозу. Кая стало тошнить. - Может, не надо? - морщась, просил он. - Ну, что ты меня мучаешь? Дерек молча выковыривал пальцами из серебристого блистера очередную голубенькую смерть. Морщился тоже. - Надо. Кай пытался снова. - Ты же не только меня, ты СЕБЯ мучаешь! Дерек подходил, протягивал горсть таблеток и следил, чтобы Кай выпил их все. Потом присаживался на краешек кровати рядом, клал голову мальчишки себе на колени и молча гладил по отросшим волосам. Ему хотелось бы объяснить Каю все-все, но слова не шли, или же Дерек просто не знал, как доступно донести до его умишка все те сложные рассуждения об их жизни, о его состоянии и о том, что все это в сумме не дает ему права отступиться и бросить попытки вернуть к жизни Стайлза Стилински, мальчика, который был первым. Понимаешь, детка, мысленно произносил он, ты мое счастье, мой трофей в этой войне, мое сокровище и главная драгоценность, которую я, поверь, никому не отдам. И я люблю тебя. Полюбил давно и безнадежно. Зная одну очень важную вещь - тебя мне подарил Стайлз. Не было бы его, не появился бы ты. Мой мальчик. Моя прелесть. Мы просто обязаны спасти его, вытащить обратно на свет и заставить жить. Кай, конечно, ни хрена бы не понял. И Дерек не хотел объяснять, потому что где-то там, в глубине своего сердца, он своим достаточно изощренным умом понимал и, проводя параллели, мысля сложными аналогиями, абстрагируясь от своей жизни - неправильной, по мнению большинства, гомосексуальной - представлял некую женщину, безумно им любимую когда-то, на излете любви зачавшую от него ребенка, желанного настолько, что не важно было - каким он родится и будет ли красив, умен или здоров. Любить производную тоже можно. Любить ее сильней? Да. И Дерек чувствовал себя за это виноватым. Словно, разлюбив непонятно за что самую прекрасную женщину на свете, он всю свою исчезнувшую любовь неожиданно обратил на их общее дитя.

***

      Таблетки были плохой идеей. Гораздо лучшей было бы возвращение домой, но Дерек понимал - это тоже не гарантирует ему ничего. Течение болезни было сложным и непонятным ему. Дитон никак не реагировал на невнятные жалобы волка, не желая вникать в печали пациента, удаленного от него на неизвестное расстояние. Попросту опасаясь выдать не тот диагноз. Он постоянно повторял - я ничем не помогу ему, Дерек, пока вы не здесь. Приезжай. Возвращайся. Перестань мучить отца, дай ему поговорить с сыном! Но Дерек не мог заставить Кая быть Стайлзом. Даже по телефону. Он не мог поступить так с Джоном, обманывая его. И с Каем, принуждая к обману. А вот не говорить всей правды Дитону выходило легче. Хотя врач явно догадывался о произошедшем рецидиве, снова перевернувшему личную вселенную Дерека Хейла с ног на голову. Одновременно с этим они обживались и грех было жаловаться - вилла была отменно хороша. Это был как раз тот самый случай, когда имеющиеся деньги уже не могли принести никакого ощущения счастья и порадовать, но Дерек не мог отрицать - живи они в тех грязных, пропитанных потом работяг кварталах, было бы хуже и безысходнее. Здесь, в роскоши купленного за хорошую сумму уединения, они могли выдохнуть и больше не срываться от первого же косого взгляда случайного незнакомца куда-то в другие, не столь опасные места. Взглядов попросту не было. Если не считать, конечно, пожилого вуайериста, занимавшего соседний особняк на приличном расстоянии. - Он меня хочет, - самодовольно тянул Кай, каждое утро устраивая для подглядывающего старикана спектакль, который Дерека на удивление совершенно не злил, быть может оттого, что бывший наркобарон был одной ногой уже в могиле, со своим-то панкреатитом, уже потихоньку перетекающим в рак. А может, оттого, что даже за три километра Хейлу было не трудно понять и учуять волчьим обонянием, что вожделение соседа не было пропитано похотью, оно искрило лишь смешным детским любопытством, абсолютно для них безопасным. - Он не хочет тебя, - строго обрывал он восторги своего мальчишки, поясняя, - он стопроцентный гетеро, поэтому перестань светить перед бедным стариканом своими тугими плавочками, в которых ничего уже не помещается. Кай скашивал глаза на плотный мини-мешочек, в который были упакованы его гениталии, оценивая картинку, и обижался, конечно же. - Тогда зачем подсматривать? - логично интересовался у Дерека, даже не споря с ним, принимая на веру утверждение в чьей-то ориентации. - Скучно ему, - кратко объяснял Дерек и в который раз уводил Кая с террасы в дом - и от глаз безобидного барончика, но больше - от солнца. Кожа мальчика оставалась белой, Дерек не позволял ему загорать. На светлом лучше было заметно все следы, которые он отставлял на Кае, вернувшись в какой-то момент к их прошлым играм, добавив в них чуть больше садизма, как будто можно было физическими усилиями и воздействием, по большей части болевым, выдрать из этого тела того, кто спрятался внутри него так надолго. Таблетки, странный, извращенно-дикий секс вперемешку с физическими наказаниями, ленивые завтраки, молчаливые обеды с перерывом на жаркую сиесту, голые ужины, немного легкого чтения на террасе, плескание в бассейне, ознакомление с новинками психиатрической литературы перед сном скорее по привычке, гигиенические рутинные процедуры, снова секс, ностальгия по железным прутьям покинутой клетки и тревожный, но длительный сон до позднего утра, который могут себе позволить лишь очень ленивые люди или же заключенные, которым нечем заняться. Дерек понимал, что жизнь его превратилась в бессмысленное времяпровождение - он ничего не создавал, ни к чему не стремился. Он из солдата превратился в трутня; он перестал вести бой уже очень давно, лениво перестреливаясь с невидимым врагом из уютных окопов. И было стыдно. Стыдно так жить. Да и эйфория, что сопровождала его на протяжении всех этих недель длительного побега, она стала куда-то исчезать, как и обманчивая общность с Каем, которая всегда возникает между людьми, пережившими какое-либо приключение бок о бок. Они были любовниками, напарниками, подельниками, соучастниками и еще много кем, и это временно сроднило их сильнее, чем глупые игры в клетке. А Стайлза, к сожалению, сделало непричастным, словно бы его Дерек действительно у отца украл.

***

      Он начал собирать сумки как-то случайно, вдруг раздраженно кинув в угол что-то ненужное, какую-то забытую вещь из прошлой жизни на которую наткнулся рукой, выискивая в дальнем ящике комода что-то, и которой оказались ключи от высокоэтажного лофта. Дерек с минуту молча смотрел на связку с лаконичным брелоком, болтающимся в руке, а потом отшвырнул от себя, словно гадюку. И тем же вечером достал из шкафа дорожную сумку - запыленную и непрезентабельную, с какими часто идут грабить банк и пошвырял в нее необходимое. Только лишь то, что понадобится им для примерно пятидневного путешествия. Пока он не думал конкретно о возвращении, да это смешно было - даже думать о нем, но Дитон, не последний человек в списке важных, постоянно твердил Дереку одно и то же - приезжай, возвращайся, привози мальчика, не заставляй думать, что ты действительно негодяй без сердца, пожалей отца, пожалей свою семью, в конце концов, ответь перед законом за совершенное и живи честным человеком. В тюрьме? Возможно, в тюрьме. Но какая разница, если там, где ты сейчас гуляешь на свободе, никто не может помочь Стайлзу, которого ты говорил, что любишь. Психиатр увещевал, пел сладко-сладко, он просачивался своими речами под кожу, и Дерек знал - это все оттого, что его звонки действительно не могли вычислить, и ФБР опускало руки. Хотя возможно, ему и Стайлза жаль, и он желал заполучить своего пациента снова. Реабилитироваться перед его отцом за тот промах, который он совершил, отпуская Стилински с Дереком после похищения, спровоцировав еще одно. У всех были свои мотивы, Дерек плевал на них. Нужно было помочь Стайлзу, чтобы жизнь снова наполнилась смыслом, перестав быть ленивой чередой проживаемых ими дней. Нужно было снова начать воевать и он начал с себя. Пересилив орущие инстинкты, стал действительно собирать вещи, планируя отъезд как можно скорее, чтобы передать на руки врачам своего мальчишку, который был неизвестно где вот уже два месяца. Дерек понял - главное не в том, чтобы быть вместе, а в том, чтобы Стайлз просто жил. Пусть даже и без него.       ... - Дерек, это неправильно! Ты не можешь, Дерек! Дерек!!! Кай метался по комнатам, еще полупустым и немного пыльным, которые они еще не успели обжить и которых было слишком много для них двоих. Дерек спокойно ходил из холла в гостиную, из гостиной в спальню, беспорядочно подбирая какие-то раскиданные вещи и зло запихивая их в большие прозрачные пакеты для хранения. Что б не пылились, сказал. Кай продолжил за ним таскаться и только что за руки не хватал. - Ну подумай, куда мы поедем? Мы же только... только стали нормально жить! Нас никто не трогает и мы не убегаем... - Мы всегда будем убегать, - отрезал Дерек мимоходом и зло пихнул ногой какую-то кружевную тряпку. - Ладно, пусть, - продолжал Кай, - но это было твое решение - бежать, и я принял его! А теперь ты хочешь вернуться, ничего мне не объясняя, а я не хочу! Я имею право голоса, разве нет? И на отъезд я не соглашусь, ни за что! Мне туда не надо!!! - Да какая тебе-то разница, где быть? - вдруг вскинул на него глаза Дерек, наконец-то сфокусировавшись на мельтешащем подростке. Кай оторопело замер. - Какая мне разница? - тупо переспросил. - Никакой. Вообще-то - никакой. Он удивился этому открытию даже сам, задумавшись, прислушиваясь к своим ощущениям и мыслям, своим желаниям, которые никак сформулировать не мог. Потом опомнился, словно наткнувшись на догадку. Вскрикнул: - Но ты! Ты почему срываешься? Это же просто нелогично, менять свои решения так быстро! Дерек, кажется, вообще потерял дар речи. - Откуда ты знаешь такие заумные слова, мой хороший? А? - спросил как мог более издевательски, действительно задумавшись - какого черта его примитивный, глупый, удобный мальчик употребляет такие сложные фразеологические обороты в своей достаточно бедной речи. - Дерек, не надо, - обиженно произнес Кай и все-таки схватил того за руку, останавливая от нового бессмысленного действия, с которым Хейл перекладывал с места на место их вещи. Это сработало, как детонатор, Хейл развернулся, стряхивая тонкие пальцы, кольцующие его волосатое запястье и резким движением отшвырнул мальчишку от себя. - Ты не можешь говорить мне, что надо, а что нет! И нет у тебя сейчас права голоса! Потому что ты - здесь, ты живешь, ты существуешь, а он - нет!!! И не говори мне, что это нелогично - пробовать всё, абсолютно всё, чтобы вернуть его. Дерек не кричал, но неумолимо трансофрмировался, страшно и медленно, на этот раз пугая до дрожи, потому что так же медленно подходил к отброшенному его рукой Каю, который сжался в комок в углу комнаты и молча смотрел оттуда на своего волка испуганными глазами. - Я думал, у нас все наладилось, - глупо, очень похоже на себя прежнего, пролепетал Кай, будто не понимал, дурачок, что для Дерека его одного уже недостаточно, не важно отчего - от чувства вины перед тем, первым мальчиком, или же от крупиц, все еще точащих его сердце остаточной влюбленности в него. Главное, что Стайлза было необходимо вернуть. И возможно, возвращение было единственным решением этой проблемы. - У нас - наладилось, - вдруг согласился Дерек и внезапно остановился, перестав наступать на мальчишку. - У нас, малыш, все хорошо. Даже слишком. Так хорошо, что меня уже тошнит. Психологические лабиринты, они такие, затягивают тебя в размышления, заставляют понимать себя лучше и глубже, но так и не приближая к причинам - почему. Почему, живя в вечном состоянии войны, потом мы очень тяжело привыкаем к миру? Привыкнув терпеть лишения, боль, вечное напряжение, чуя дрожащий между вами воздух, уже не приемлешь штиля и спокойствия? Дереку нынешняя жизнь казалась ненастоящей. И было внезапно недостаточно страданий, так, что хотелось заплатить за все сполна. За все свои ошибки, за этот неудавшийся побег, за роскошную жизнь богатого тунеядца, которой он не заслуживал. Он усмехался про себя - преступником оказалось быть трудно. Невыполнимо для него. Слишком много ненужного дерьма в голове. Слишком много совести. И когда Дерек стал таким дерганным, нервным, зависимым от своего меняющегося настроения, словно луна взбесилась и влияла на него, как в детстве, когда он еще не умел себя контролировать? Он подошел к Каю ближе, протягивая руку, глядя, как на пальцах потихоньку втягиваются когти, исчезают признаки трансформации, а мальчишка, видя это тоже, робко просит его: - Не убирай. Дерек. Не старайся. Обратись, если хочешь. Выеби меня, как надо тебе, если от этого станет легче... Дерек смотрел на него будто впервые. Изменился не только он, но и Кай, оказывается, в последнее время стал образцовым партнёром: понимающим, уступчивым, чутким и чувствующим вину за то, что он не совершал. - Нам надо вернуться, детка, - сказал ему Дерк тихо и безжалостно. - Нам надо вернуться и вернуть ЕГО. Дом поможет, клиника поможет, родное лицо отца. Наверно. - Тебя посадят, - так же тихо и обреченно прошептал Кай. - Тебя посадят, а меня запрут в психушке. И все будет напрасно, всё это! - Всё это не помогло нам нисколечки. И я признаю, что ошибся, - покаялся Дерек, с удивлением проговаривая простые слова, которые сказать оказалось так легко. Гораздо легче обдумывания формулировок ответов на вопрос "Почему?" непонятливого Кая. - И как я буду там один? - тоскливо спросил мальчишка очевидное. - Дитон поможет тебе привыкнуть, - соврал Дерек, уже понимая, что под давлением официального опекуна, Джона, Дитон сделает все, чтобы Стайлз стал собой, даже если потребуется жесткая терапия убойными препаратами. Стилински-старший не примет обратно другого мальчика, даже как две капли похожего на его сына. Он не возьмет обратно в свою человеческую стаю этого темненького потерянного и оттого - злого лисенка, нужного только Хейлу. Он обсуждал это накануне с Питером - свое возвращение, свое поражение. Питер возражал. Сказал прямо, что Стайлзу свидетельствовать не дадут, как недееспособному, если уж психиатрическая экспертиза выявит рецидив, а она его выявит. Свидетельствовать будет Джон. "Он постарается посадить тебя по максимуму, Дерек, - честно спрогнозировал Питер. - С нашим адвокатом, который сделает все возможное, ты все равно сядешь по крайней мере на три года. С учетом хорошего поведения - выйдешь через два. С условием не приближаться к мальчишке. К уже совершеннолетнему мальчишке, но без права голоса, скорее всего. Потому что он по-прежнему останется сумасшедшим". "А если экспертизу он пройдет и докажет дееспособность?" - с надеждой спрашивал Дерек. "Тогда скорее всего обвинения снимутся автоматически, но психологи будут упорно ковыряться и выискивать следы чего угодно, да хотя бы стокгольмского синдрома. Наверно, что-то да выищут, поэтому Стайлзу придется пройти длительную реабилитацию, которую потребует комиссия. Вас разлучат все равно. На те же три года до его совершеннолетия". "Но Стайлзу помогут. Помогут вернуться, выжить", - не сказал - подумал Дерек с надеждой. Дерек - антигерой. Дерек - злодей. Который так хотел сохранить мир в своей перевернутой вселенной. Он был согласен уже на всё. Если он совершил какой-то неправильный подвиг, он исправит это. Совершит новый, правильный. ... - Не надо, - тихо молил его Кай, - не... Шерсть забивалась в нос, глаза и рот. Мешала говорить и даже дышать, так сильно наваливался на него обратившийся оборотень, вгоняя член до упора в раскрывшегося под ним мальчишку. Дерек трахал, трахал, трахал, старался не слушать нытья, отключая слух, раздражаясь из-за противоречивости любовника, предложившего себя и тут же отказывающегося от такого агрессивного секса. Он чуял носом, как едкие микроскопически капельки соли оседают на крохотных волосках слизистой, сигналя о том, что любовник плачет. И остановиться не мог. - Заткнись, просто заткнись, - грубо попросил он Кая и кое-как довел дело до конца - не кончив сам, вынудил кончить мальчишку, зашедшегося криком от сочетания боли и удовольствия, которое всегда дарил ему узел волка. Потом Кай устроил полноценный скандал - крича, кусаясь, царапаясь и пытаясь драться с вяло отбивающимся от него Хейлом. - Ты не сможешь так поступить со мной! - молил его он. - Не увезешь отсюда, где мы в безопасности! Нас разлучат там! Тебя посадят, а меня заберут в психушку!!! Я никого там не знаю. Мне не нужен никто - ни Джон, ни этот живодер Дитон!!! Мне нужен только ты, потому что... Он затихал, не зная, как обосновать свои требования. Кричать о любви считалось у них давным-давно неловким и неправильным, с тех самых пор, как Стайлз перестал появляться. Поэтому Кай кричал о другом. Когда Дерек, устав отбиваться, молча пытался выйти из комнаты, покинув место боя, он упал, вцепившись в штанину его джинсов пальцами и некрасиво тащился по грязным плиткам кафеля, собирая потным телом пыль, соринки, крошки... - Давай удвоим дозу, я согласен! Дай мне еще одну неделю! Всего одну! Еще таблетки, сколько хочешь, только не увози меня туда! Не надо, Дерек! Наказывай сильней, если надо, может от боли что-то изменится, я потерплю! Ты можешь выпороть меня ремнем, хочешь? Или... ты можешь сделать со мной всё! Понимаешь? ВСЁ!!! Только не увози... Слезы пахли так терпко, так едко. У Дерека самого слезились глаза. Как он мог объяснить своему мальчишке, которого тоже любил, что доказав любовь ему, теперь необходимо доказать ее повторно. Только теперь уже - Стайлзу. Такая жизнь его волчья, таков удел героя - всегда кто-то на очереди. - Почему он не захотел быть здесь, с нами? Чего ему не хватало с тобой, с таким? - вдруг догадливо спросил Кай, уткнувшись остановившемуся от неожиданно правильного вопроса Дереку в босую ступню, словно у него уже не осталось сил на то, чтобы подняться и спросить это у Хейла, глядя тому в лицо. - Он что, не понял, насколько сильно ты поступил? Что бросил ради него - ради нас - всё? От чего отказался? Дерек невесело хмыкнул - он отказался лишь от своей просранной в одночасье карьеры. Все остальное было брошено им еще раньше - собственная семья, малочисленные приятели, хорошие отношения с Джоном... Но Кай был прав, ухватив самую суть обиды Дерека. Надавив на болевую точку в самый правильный момент. - Он... не хотел бросать прежнюю жизнь, детка. Или даже не так - он хотел остаться нормальным, а не превратиться в Бонни и Клайда, - сказал, наклоняясь наконец к своему мальчишке и приподнимая его, легонького, ставя на ноги перед собой. - А я как-то не успел спросить о его желаниях... Голый Кай трогательно захлопал мокрыми ресницами. - Но нас же двое против него одного, - сказал очевидность, которая ничего не решала. - Он должен принимать мнение большинства. Дерек заржал в голос, так показалось ему это смешно. Это импровизированное заседание Сената и не случившееся голосование. Он обнял мальчишку, уткнувшись ему в шею. Шепнул: - Он сумасшедший, Кай, ему плевать на наш сговор. Вы оба психи, понимаешь? Только ты стоишь сейчас передо мной, а он - нет. И это несправедливо. Мы уезжаем именно поэтому, чтобы вернуть его, малыш. Стайлз должен быть со мной - рядом или же нет. Но он просто должен быть. Да что я тут разъясняю, думал позже Дерек. Кому? Недалекому мальчику-принцессе? Он же не убивать его везет обратно! Он хочет восстановить баланс, который нарушил сам своим непродуманным побегом. Чего он продолжает реветь, этот капризный мальчишка? Трясется весь в спазмах на другой половине кровати, так похоже на Стайлза отгородившись барьером из одеяла, хотя на улице под сорок? Потный весь, остро пахнущий обидой, подсохшим своим семенем, так и не принял душ, упрямо завалившись на простыни грязным оттраханным сучонком, зная прекрасно, как чувствителен нос Дерека ко всем этим вещам... - Прекрати. Перестань плакать, Кай. Я не передумаю. Дерек чувствительно пихал мальчишку в плечо - эй, не будь так жалок. Кай не отзывался. Через немного совсем времени Дерек почуял исходящий от него жар и ощутимую тряску кровати. Мальчишку колотило, потом стало рвать. Дерек запаниковал, кинулся в ванную, пересчитывать таблетки. Рассыпал блистеры по полу, ничего уже не соображая, потащил Кая под душ, заставил напиться воды, проблеваться пару раз и когда уже понял, что мальчишка просто физически не мог наглотаться таблеток, потому что ни на минуту не отходил от него, Кай уже был выжат, как лимон - непрекращающейся рвотой и своими слезами, которым не было конца. Он долго баюкал его на руках - голого и влажного от жары и испарины. Он ничего не обещал ему - и уже тем более не обещал изменить решения, но тихий голос, ласки, поглаживания усыпили Кая понемногу. Он уснул, скорчившись на краю, а Дерек еще долго сидел на полу рядом с лужами блевотины, морщась, но так и не найдя в себе силы встать и прибраться. Просто кинул влажную тряпку поверх беспорядка и завалился под бок к мальчишке, засыпая почти мгновенно, как истинный герой перед своим Ватерлоо. Глубокой ночью он проснулся от неясной тревоги, от какого-то подсознательного тычка чей-то невидимой руки и сразу же повернулся к Каю. Его внимательные темные глаза смотрели на него в упор. Серьезно и знакомо. Только ни капли Кая в них уже не было. - Привет, Стайлз, - сказал Дерек на выдохе еле слышно и, не стыдясь слабости, заплакал.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.