Battlefield of love

Внезапно опустившаяся на плечо рука заставила Дома подавиться скудным сухим пайком, выданным на время трехдневного броска через Йоркшир. — Не торопитесь, рядовой, кашляйте, сколько хотите, Вас же всегда должны ждать. («Только не это, господи, пожалуйста. Только не сейчас. Только. Не. Сержант».) Ещё несколько секунд избавляясь от попавших в дыхательные пути крошек, Ховард специально не открывал глаза, прося высшие силы сжалиться над ним хотя бы на время ужина. Наконец он нашёл в себе силы повернуть корпус к говорившему, разочаровываясь при этом в силе молитвы. Сержант из кошмаров наяву все ещё стоял, возвышаясь над Ховардом и не выпуская его плечо из цепких длинных пальцев. Наоборот, он как будто бы специально сжимал их ещё сильнее. («Удав хренов, снова застал кролика врасплох. Пришёл забрать мои жизненные силы, да?») Скользнув оценивающим взглядом по лицу подчиненного и явно сделав некоторые выводы, «удав» немного ослабил хватку и скривил рот в едкой улыбке, интерпретацию которой в силах провести был бы только доктор Лайтман. Впрочем, это касалось любой эмоции, проскальзывавшей на этом бледном лице с чётко очерченными скулами. — Рядовой, Вы, кажется, сегодня вечером не обременены никакими обстоятельствами? Например, дежурством на живописном южном пункте? («С каким издевательским наслаждением он произносит это «Вы». Ухмыляйся, ублюдок, давай».) — Что ж, можете не отвечать на мой вопрос, я знаю Ваше расписание. Возможно, даже лучше, чем Вы. Не могу забыть то утро, когда Вы проспа... Так о чем я? («Нет, мразь, я буду молчать, сегодня повода для ещё одного наряда вне очереди не дождёшься».) — Так вот, раз Вы свободны, прошу зайти ко мне в палатку в девять. Извольте явиться вовремя; уже знаете, как я не люблю опоздания. Вам понятно, рядовой? — Так точно, сержант Беллами. («У меня, кстати, тоже имя есть имя, сержант».) Получив удовлетворяющий ответ и явно довольный своим лениво-аристократическим монологом, командир ещё раз оскалился, осмотрел притихший внимающий отряд, отпустил многострадальное плечо и выскользнул из-под брезентового навеса, даже не оглянувшись лишний раз на причину посещения. А в горле у этой причины до сих пор было сухо. И далеко не от злополучного куска армейского сухаря. ___________________ Лёжа на мятой походной шинели, Ховард думал. Думал обо всем, что успело произойти с ним за месяц в чертовой армии, в которую он, собственно, попадать не собирался. Кто вообще придумал возобновлять призыв, если с 1963 и без него жили? Но каждая отвлеченная мысль о сослуживцах, заданиях, расписанной по часам жизни неизменно возвращалась к одной и той же теме, даже описав длинный крюк. Сержант. Слово, прежде не ассоциировавшееся ни с чем, кроме довольно глупой песни, теперь заставляло его тело гореть, леденеть и снова воспламеняться. Следовать путём, который указывал анализ собственных эмоций, было страшно. Дом боялся и не хотел видеть конец этого трассы, только украдкой заглядывая за поворот, круто менявший направление дороги после шоссе ненависти, давно изученной им вдоль и поперёк. Наряды вне очереди, пощечины даже за чуть сутулую спину, ехидные насмешки, негласный отказ произносить имя, надменность в каждом взгляде, которым сержант так любил его награждать. Все это отдавалось в сердце обидой и злобой, выплеснуть которую можно было только на случайный камень или, если повезёт, крысу. Что ещё? А еще у Мэттью (непривычно было произносить настолько мягко звучащее имя) были голубые глаза. Не те, что так любят сравнивать с клише о весеннем небе или бездонном океане. Они просто не имели аналога в, казалось бы, безгранично богатом на объекты для сравнения миром природы. А шрам через правую половину лица? Так хотелось чутко провести рукой по белому рубцу, оставленному, как Дом мог догадаться, человеком, не считавшим глаза Беллами достойными блистать из тёмных впадин черепа. И руки. Даже красноватый след, который оставлял удар по лицу, носил чёткие очертания созданных для игры на фортепиано тонких пальцев. Пальцев, вместо клавиш нажимавших на курок снайперской винтовки. Как только Дом замечал, что непроизвольно гладит оставленный на щеке отпечаток, он терялся. Как будто зайдя в запретную зону, он разворачивался и упорно искал выход с этой каменистой узкой тропы на уже протоптанную, знакомую дорогу, но с каждым днём поиск занимал все больше времени. Так было и сейчас. Ощущая, как капли дождя просачиваются через ткань общей палатки и падают на его разгоряченное лицо, он не знал, куда идти ни в своей голове, ни в реальном мире. Растерянность и непонимание, жажда ответов на слишком сложные для не искушенного в чувствах двадцатилетнего парня вопросы — все это разрывало его. ___________________ («Что нужно этому ублюдку? Да, он владеет моим разумом, но то, что он редкостная сволочь, никто не отменял. Или плевать, что нужно ему? Без чего не могу обойтись я сам?»)