Battlefield of love

— Дом, как думаешь, может, слетаем в Европу? — Думаю, что у меня закончились остроумные ответы про невыездных военных и уголовников, — ответил Ховард, заходя в комнату с тарелкой бутербродов и ставя её на кофейный столик. — Подвинься. Нехотя и как нарочно медленно Беллами заерзал на диване, на котором лежал, развалившись, уже не первый час, спустил ноги на пол и похлопал рукой по освободившемуся месту. Обняв рукой пристроившегося у его бока Дома, Мэтт потянулся к блюду и взял самый густо намазанный маслом кусок. Не обременяя себя базовыми правилами этикета, он прямо с набитым ртом громко произнёс Ховарду на ухо: — Поздравишь меня? — С чем? Точно, сегодня же... Подожди, разве я не поздравил тебя ещё с утра? — поднял бровь Дом. — Поздравил, — удовлетворенно кивнул Беллами, глотая кусок и забирая с тарелки новую порцию. — Хочу ещё раз. — Боги, ну ладно, будем считать, что у тебя сегодня что-то вроде второго дня рождения. Поздравляю своего любимого сержанта с двухлетней ремиссией ещё раз, — нараспев произнёс Ховард и, вытянув шею, поцеловал Беллами в лоб. — Эй, а почему только туда.. — У тебя весь рот в масле, отстань, — ответил Дом, закрывая рукой тянущиеся к нему губы сержанта, но не пряча собственную ласковую улыбку. — Стой, куда тебе ещё один бутерброд?! — А что? Я тут весь день сижу голодный, — вытаращил глаза Беллами. — Мэтт, ну я же вижу, что ты и так уже слегка поправился.. — заикнулся было Дом. — Да иди ты, могу себе это позволить, — фыркнул сержант. — А я вот вижу, что тебе это нравится. — Не растерял свои психологические штучки, значит, — ухмыльнулся Ховард. — А что тебе мешало дойти до кухни, пока я был на работе? — Ну зачем все усложнять, — Беллами прижал руку к груди и посмотрел на Ховарда с шуточным неодобрением. — Я забыл, где оставил трость, а нога сегодня что-то та-а-а-к болела... — Ну, хватит заливать. Я прекрасно знаю, что ты и без этой палки резво передвигаешься по квартире, если тебе что-то реально нужно. — Вот, значит, как? — прищурил глаза Мэтт. — А что, если я сейчас действительно встану и куда-нибудь уйду? — Не пущу! — смеясь, Дом ухватился за мешковатый свитер и зарылся лицом в тёплые складки на груди сержанта, зная, что тот понимает, как много значит для них двоих такое проявление привязанности. — Никуда и никогда больше не пущу. Но Беллами никуда и не собирался. Хотя он нередко и поддразнивал, и подкалывал своего любимого рядового, действительно обидеть или причинить ему вред он не хотел и не мог. Далекие, но ещё не ушедшие безвозвратно в прошлое события были по-прежнему свежи в памяти обоих. Слишком много было напоминаний: белый след от шва по боковой стороне головы и хроническая бессонница рядового, хромающая походка, полный набор последствий ударного лечения и исколотые дешёвыми шприцами руки сержанта, периодические проверки из военных и полицейских ведомств. Но и Беллами, и Ховард были рады отделаться только этими, как они сами неоднократно признавались сами себе, "пустяками". — Я помню, как ты меня три года назад "не отпустил", так что полностью тебе верю, — улыбнулся сержант, задумчиво гладя пальцами выбритую по старой привычке голову Дома. — До сих пор гадаю, что твоя ангельская душа во мне такого нашла. — Ангельская? Шутишь? — Ховард даже поднял голову, чтобы отпустить короткий смешок. — А в тебе я нашёл только тебя. Так что не усложняй. — Первый раз слышу, что ты тоже поклонник минимализма, — ответил Мэтт. — Серьезно ведь говорю, я в самый первый день, когда строил отряд и, если не ошибаюсь, накричал на тебя за обвисший ремень, уже тогда понял, что ты на меня смотришь, как на рок-звезду, чьими постерами у тебя обклеена комната. Утрирую, но все же. — И? — зевнул Ховард, всей мимикой показывая, что этот разговор он точно не собирается активно поддерживать. — Что «и»? А ты для меня был фанатом, которого я увидел в первом ряду на своём концерте и не мог выбросить из головы. Эй, хватит, — обиженно ткнул он тихо хихикающего Ховарда в бок. — Да, я люблю выражаться образно, подумаешь, повод поржать. — Ты так мечтательно об этом говоришь. Группа, фанаты. Надо было тебе все-таки создавать свою банду и, глядишь, в нынешнем возрасте бы уже «владел умами мира», — улыбнулся Дом. — А ты пришёл бы на мои концерты? — довольно серьёзным голосом спросил Мэтт, всматриваясь в рядового. — Обязательно, — ответил Дом, улыбаясь ещё шире. Последовала пауза. Ховард, не понимая, чем вызвал это молчание, мягко дотронулся до плеча Беллами и тихо спросил: — Мэтт, что-то не так? — Я хотел тебе красочно высказать, какими тяжелыми для меня были попытки оттолкнуть тебя своей жестокостью, цинизмом, склонностью к насилию. Или к наркотикам, в конце концов. А ты не убежал, — глядя в пол, задумчиво начал сержант. — Но теперь, вместо разговора об этом, мы строим какие-то фантастические догадки о том, что я мог бы скакать на сцене перед толпой и надрывать свои связки, лишь бы всем понравилось. — Прости, Мэтт, я не думал, что это тебя заденет, — виновато произнёс Ховард, продолжая гладить сержанта по плечу. — Честно, я не хотел. Я могу исправить свою ошибку? — Это будет сложно, — грустным, но каким-то неестественным голосом ответил Мэтт, не поднимая глаз. — Я попробую, — с искренней готовностью в голосе сказал Дом. — Что ж. Ты полностью искупишь свою вину, если... Боюсь, эта просьба невыполнима... Если дашь мне ещё один бутерброд и не будешь докапываться до моей еды весь вечер, — сказал внезапно бодрым голосом Беллами, посмотрел на Дома с акульей улыбкой и щелкнул пальцами для большего эффекта. — Так ты все это несерьёзно! — воскликнул Ховард с напускным возмущением, ударив рукой по колену. А Мэтт все скалился, не скрывая своего маленького торжества. Вздохнув, Дом потянулся к блюду и, взяв с него кусок, поднёс ко рту сержанта, но, когда тот уже собирался откусить, рядовой вдруг подался вперёд, обвил свободной рукой шею и медленно поцеловал улыбающиеся губы. Когда Ховард на секунду остановился, Мэтт, воспользовавшись передышкой, лукаво прошептал: — Почему ты раньше не подавал такие вкусные бутерброды? Усмехнувшись, Дом снова приник к губам Мэтта, нежно углубляя поцелуй и снова переживая то волнительное ощущение, которое накрыло его тогда в палатке, уже не боясь ничего упустить. Да, теперь от сержанта не пахло табаком и давно не стиранной одеждой, но Ховард был только рад этой перемене. Беллами был прав. Все действительно было хорошо.