От лица Хорхе.
На всю квартиру играла громкая музыка, которая заглушала мелодию звонка на телефоне. Стив уже звонил на протяжение часа, но мне было ровным счетом все равно на то, что он скажет. Он снова начнет вправлять мне мозги, но он ничего не знает. Ничего не знает. Усмехаюсь и прислоняю края холодного бокала к губам, вкушая вкус горького виски. Осматриваю комнату: на кровати лежит раскрытый чемодан, туда я уже побросал кое-какие вещи, но собраться с мыслями до конца я все еще не мог. Что-то внутри расцарапывало душу, и даже алкоголь не помогал мне. Мысли все еще были сосредоточены на ней, и я никак не мог избавиться от этого. Даже затуманенный рассудок приводил меня к ней. Я никак не мог, не желал отпускать ее.
Я сделал то, что мне велели, я вычеркнул ее из своей жизни. Теперь же я собирался сделать хоть что-либо для себя. Я собирался уехать. Уехать подальше от города, где живет та, которая заполонила мое сознание, но с которой я не могу быть, ради ее же безопасности. Уехать просто от самого себя и попробовать начать все сначала.
Думал ли я, что у меня получится начать все сначала? Конечно же, нет. Я лишь принял решение уехать подальше от нее, ведь видеть ее рядом и не иметь возможности прикоснуться к ней невыносимо.
Она должна жить дальше. Смогу ли жить дальше я? Меня не волнует.
Делаю еще глоток и смотрю на ее фотографию. Такая красивая, невероятная, моя. Вернее, была моей. Внутри что-то неистово сжимается, когда я вспоминаю ее слова о любви ко мне. Но также я вспоминаю ее слова о том, чтобы я отпустил ее. Пытаюсь убедить себя, что она сама этого хотела, но у меня не выходит. Улыбаюсь, вспоминая ее взгляд, улыбку, ее мелодичный голос. Я впустил ее в свою жизнь, а сейчас не могу ее отпустить. Раньше я и представить не мог, что можно полюбить кого-то лишь спустя несколько месяцев. Но эти несколько месяцев моей жизни были переполнены счастьем, и я собственными руками разрушил все, что было, потому что мне так велели.
Я жалок. Усмехаюсь и делаю еще глоток. Откидываю голову на спинку кресла. Прикрываю глаза. Буквально через две минуты голову пронзает резкий звук, и я жмурюсь, начиная тереть глаза. Припереться ко мне домой — это новый уровень, несдержанная манера Стива выдавала его с потрохами. Парень был готов разъебать мою дверь к чертовой матери, тратиться на новую мне совершенно не хотелось, поэтому, отставив бокал в сторону, я лениво пошел открывать. Стоило лишь щелкнуть замком, как блондин оказался внутри, а я почувствовал резкий удар в районе челюсти. Блять.
— Ты ахуел? — возмущенно спрашиваю, потирая ушибленное место, проверяя не перестарался ли он.
— Ахуевшая личность здесь только одна, друг мой, и это ты, — Стивен по-хозяйски проходит в квартиру выключает музыку и отправляется на кухню, зачем-то унося мой бокал с собой. Я знаю, чего он хочет. И кажется, терять мне уже нечего. Я готов рассказать ему все, я готов покаяться в собственных грехах, за которые сейчас и отбываю самое ужасное, для меня, наказание. Прохожу на кухню, где стоят два бокала виски, а Стив деловито сидит на стуле, закуривая сигарету и подвигая к себе пепельницу, которую я всегда оставляю в первом ящике, ближе, — Все и с начала. Мне осточертело ждать, тем более мой разговор с Котом, может быть тебе полезным, обмениваю одну информацию на другую, — ему было необязательно это делать, но он знал, я сделаю все, чтобы узнать, что на этот раз задумал мой отец, — Начнем с самого начала, как ты ввязался во все это, а закончить тем, почему, мать твою, ты решил уехать.
Я сел напротив и сделал несколько глотков. Почему он хочет знать? Почему людям вообще интересно, что случилось у такого ничтожного человека, как я. Никогда у меня не было острого желания кому-либо что-то рассказывать о своей жизни разве что, Тини, но ее я старался уберечь от всех темных деталей моего прошлого, а ведь она даже ничего не знал. Блондин же был со мной все это время и видел оболочку происходящего, и я должен быть благодарен ему за то, что он всегда помогал выбираться мне из дерма. И сейчас собирался сделать тоже самое. И я не знаю лучшего способа отблагодарить его, нежели рассказать всю правду, которую он хочет услышать.
— Я не ввязывался в это, это не было моим решением, так решил мой отец, ты знаешь его под именем Кот, — начало уже удивило парня, мы всегда скрывали, что родственники, все думали, что я лишь его правая рука, — С детства отец возил меня в лес, убивая у меня на глазах животных, учил тому, что мясо жалеть не нужно, после начал учить стрелять, а когда мне исполнилось тринадцать я впервые убил. Это была маленькая белка, я до сих пор помню, как поднял ее холодное тельце со слезами на глазах, а отец сказал, что так нужно. Что те, кто слабее, созданы, чтобы умирать от рук сильнейших. Он внушал мне это с момента формирования моей психики, я становился агрессивным, ненависть ко всем слабым, а уже к пятнадцати все мои знакомые были слабее меня, поглощала меня. Постепенно я начал проводить аллегории с людьми, мысль о убийстве кого-нибудь забавляла меня, и в какой-то степени я видел в этом облегчение. Я ничего ни к кому не чувствовал, в шестнадцать, как раз в то время, как мы познакомились, я стал машиной, — я немного притормозил, ероша волосы, вспоминать об этом было противно, сейчас я чувствовал боль за все, что успел натворить, к сожалению, этого было не исправить и это будет со мной вечно, — Мать узнала обо всем и устраивала отцу скандалы, она говорила, что не даст превратить меня в убийцу, но было уже слишком поздно. Маленький мальчик, который до умопомрачения любил свою мать, был сломлен. В какое-то время я даже перестал чувствовать боль, помнишь, когда ты вылил на меня кипяток? — Стив кивнул, — Я не почувствовал даже после того, как ты сказал. Начал вести себя развязно и активно вести половую жизнь, трахая всех шлюх, которые попадались. За людей я их не считал, ну, ты помнишь. Мать ушла, и я остался с отцом один на один, изредка навещая ее. Впервые убил в семнадцать, и отец сказал, что гордиться мной. Убивал для его похвалы, наслаждаясь привкусом своей власти. Мне было проще простого стать лучшим, поддерживал отца во всем, пока не начал близко общаться с тобой. Мой первый друг, ты был первым, кого не хотелось размазать по стенке, и в моей голове зарождалась мысль, что я устал быть одиноким во всех смыслах. В восемнадцать я начал чувствовать, впервые испытал что-то после убийства и не спал неделю, это было хреново. Я пытался не убивать, но жестокость во мне не смог подавить даже ты. Именно тогда меня познакомили со Стефани, я не жалею об отношениях с ней. Мне казалось, что я был счастлив, что эта девушка даст мне то, чего мне уже хотелось. Любви, ласки, в будущем семьи, и я уже тогда клялся, что мои дети не будут такими же аморальными уродами, как я. Камарена поддерживала меня во всем, я доверял ей, она была той, кто была рядом после первого прогремевшего на всемирную сеть скандала с моим отцом, когда я начал делать первые шаги моего сопротивления. Я хотел уйти и строить свое будущее с этой девушкой. Мне казалось, что я по уши влюблен, но, как выяснилось, мне только так казалось. Ты сам сказал, что я не был счастлив с ней, ведь сейчас ты видел меня с Тини, но об этом чуть позже, — выдыхаю и делаю еще несколько глотков, тянусь за сигаретой и закуриваю, вдыхая дым, это помогает успокоиться. Вспоминать все это дерьмо нелегко, а произносить его вслух тем более. — Я сделал Стефани предложение спустя пять лет отношений, — усмехаюсь, — А за две недели до свадьбы узнал, что она — подстилка моего отца, пришел домой раньше и спалил их разговор. Она была такой же машиной, как и я. Я для нее был лишь донором спермы, блять, чтобы размножиться и превратить детей в убийц, все, что было между нами, было подстроено моим отцом. Тогда я ушел, нет, бежал к матери и хотел начать все сначала. Хотел научиться жить по-другому, без драк, убийств, без преследующей меня агрессии, ведь я готов был убить любого и считал себя чудовищем. Но я понял, что во мне есть человечность, когда на моих глазах Камарена во время очередных выяснений отношений, как я могу бросить ее, убила маленькую девочку, просто прострелив ее маленькую черепную коробку насквозь. Вот тогда я впервые плакал, по-настоящему. Мы еще в тот вечер пошли в бар, и ты тащил меня на плечах до дома. После эта мразь оказалась в больнице со сломанными ребрами, но сам я уже не стал мараться, пользуясь авторитетом, попросил одних головорезов. Да ты и сам замечал во мне перемены, то хороший, то плохой. Я подставил отца, испортил отношения с матерью, в итоге остался один, а потом встретил ее. Я привык играть с людьми, привык, что они делают мне больно и не хотел более никого подпускать к себе, но она перевернула внутри меня всё. Я научился жить, дышать полной грудью, спать по ночам и радоваться мелочам. Это было лучшее время, когда она была со мной, — я чувствую слезы, — Но больше она не рядом. Она — ангел, свалившийся на меня с небес, она — мой воздух, она — мое спасение, я должен был хвататься за нее. Я хотел от нее детей, хотел создать семью с ней и каждый день говорить о своей любви к ней, но мое прошлое догнало меня. Моя цена, чтобы жить дальше без убийств и натисков отца — вычеркнуть ее их своей жизни. Но я не могу без нее. Поэтому хочу уехать подальше, чтобы попробовать просуществовать без нее хоть немного, иначе мой собственный отец собственноручно убьет любовь всей моей жизни. Видимо, это мое наказание за то, как я обходился с людьми. Определенно я заслуживаю этого, но будет ли мне искупление?
Повисла тишина, мой друг явно обмозговывал все то, что я вывалил на него. Никто не знает этого, никто не знает правды. Все думают, что я — псих; убийца, не контролирующий себя. И в чем-то они правы. Это была и будет история моей жизни, я не могу прожить ее заново. Но я могу измениться, я уже изменился, а все благодаря ей. Она дотронулась до моего ледяного сердца, один ее взгляд прекрасных карих глаз бросал меня в дрожь. Она стала моей слабостью. И я не жалею об этом.
Жалею лишь о том, что я — бесхребетный ублюдок, который отпустил ее. Который теперь будет мучиться до конца своих дней, потому что кроме нее, кроме моей маленькой, такой родной и любимой девочки, мне не нужен никто. Я выдыхаю и провожу подушечкой большого пальца по нижней губе, вспоминая, как она целовала ее. Я испытываю полное отвращение к себе за то, что причинил ей боль. Но лишь мысль о том, что со мной она была счастлива, не дает слететь мне с катушек. Позволяет все еще оставаться самим собой, вернее, человеком, которому именно она помогла вырваться наружу.
— Ты — чертов аморальный ублюдок, ты ведь вел счет, — киваю, — Хотя, нет, я даже знать не хочу. Я всегда знал тебя другого, думаю, это именно ты и есть. Ты изменился, сам пришел к этому, я считаю, что ты уже наказан, испытывая муки все же существующей твоей совести. Ты прошел через такое дерьмо, но все ее чувствуешь, любишь, у тебя нет права отказываться от нее. — удивленно смотрю на него, — Я помню, что говорил другое, но мой отец всегда говорил, что, если ты видишь в девушке мать своих детей, то никогда не отпускай ее, второй такой может не быть. Она собрала тебя по кусочкам, вернула тебе всю твою жизнь, вернула тебе возможность быть счастливым. Так не позволяй какому-то уроду забрать это у тебя. Ты способен защитить ее, а я всегда буду твоим другом и помогу, когда это будет нужно.
— Знаешь, спасибо, могу я побыть один? — я нахмурился, мне уже не нужно было знать о чем они говорили с моим отцом, это вмиг стало не важным, мне нужно было послушать теперь самого себя, ведь своего друга я услышал.
— Конечно, потом позвони своей матери, она сказала, что разговаривала с Тини и в курсе событий, поэтому волнуется за тебя, а ты, как последняя свинья, не отвечаешь на ее звонки, — мысленно виню себя за это, я ведь даже не смотрел, кто звонил. Стив встает и бьет меня по плечу, — Я уверен, что ты примешь правильное решение.
***
Стою напротив зеркала, поправляя свою прическу, я собирался наведаться в гости к своему отцу, но до этого решился позвонить матери. Мне потребовался почти весь день, чтобы привести себя в порядок и перестать распускать сопли. Пришлось быть честным с самим собой, чего прежде я не делал.
Слушаю продолжительный гудки и потом около пяти минут извиняюсь перед матерью, пока она тяжело дышит в трубку. Рассказываю ей о всех своих чувствах и прошу совета, ведь сам не могу решить, как мне поступить, как не облажаться, как сделать так, чтобы наконец все было правильно.
— Я разговаривала с ней несколько дней назад, Хорхе, она не была похожа на человека, переполненного счастьем. Сказала, что все еще любит тебя, и что ты, мой дорогой, всегда будешь в ее сердце, но, к сожалению, она учится жить без тебя. Признаться, она заслуживает лучшего. Ты причинил ей боль, и за это тебя фактически невозможно простить, ты уничтожил ее, но и ты же можешь ее воскресить. Другой вопрос хочет ли она этого, ведь делать что-либо против ее воли невозможно, слышишь? Если ты захочешь вернуть ее, помни, что она человек, что она чувствует, учитывай ее желание, а главное пойми, захочет ли она вернуться или ты уже пройденный этап ее жизни, я буду с тобой в любом случае, сынок, чтобы ты ни сделал.
— Спасибо, ма, я решу, и я знаю, что она тоже чувствует, и если она пошлет меня, то будет полностью права, но я не смогу жить дальше, даже не попробуя что-либо изменить. Если же, все будет непоправимо, то мне придется смириться и жить дальше, но сейчас принимать такую реальность я не собираюсь, впервые я готов действовать.
— Я верю в тебя, — это, все, что мне нужно было услышать. Эти слова не дают мне отступить от задуманного, именно поэтому в одиннадцать часов я уже сижу к кресле своего отца, в его кабинете, окутанным во мрак. Мне ничего не стоило пробраться сюда, а потом поднять тревогу, что говорило о том, что его величество явиться сюда незамедлительно. Я был уверен в себе, в своих действиях, в своем плане. Я собирался сыграть последнюю игру в своей жизни, основанную на моих правилах.
Дверь открывается, слышу шаги и медленно разворачиваюсь на кресле, дабы встретиться с истинным повелителем моего личного ада. Он был удивлен, весьма.
— Я уже думал, что ты уехал, твоя бронь на самолет подтвердилась, хочешь попросить денег? — в своей любимой манере говорит он, а я лишь встаю с кресла и открываю первый ящик его стола, доставая три чудесных зеленых пачки.
— Если бы я хотел денег, пришел бы молча, взял и ушел. Ты думаешь я не знаю, почему ты был так рад моему решению уехать? Я подумал и вспомнил, как ты говорил, что боишься только одного человека, и что не можешь мне сказать кто это, ведь это нелепо, — мужчина сжал пистолет, который с самого начала держал в правой руке, — И какого же было мое удивление, когда я понял, что ты боишься собственного сына, ты боишься меня, именно поэтому был готов сделать все, чтобы уничтожить меня, но ты ошибся, — он стоит молча, чуть поджав губы: не знает, что делать, ведь я прав, я чертовски прав. — Забрав у меня ее, приказав выбросить, как игрушку, с которой наигрались, ты лишь разжег во мне азарт, вся моя ненависть, которая томилась в груди, не выбираясь наружу, благодаря ей, заполонила мое сознание, и именно поэтому я пришел предупредить.
— Предупредить о чем? — неровным голосом спрашивает мужчина, а я усмехаюсь.
— О том, что я никуда не собираюсь уезжать, дорогой папа, я остаюсь. И теперь тебе стоит меня бояться, потому что я сделаю все, чтобы уничтожить тебя, ты поплатишься за все, что сделал со мной. Ведь если идти на дно, то только вместе. К сожалению, я уже полностью во тьме, именно поэтому я потащу тебя за собой.
Подхожу к нему и выхватывают пистолет, приставляя к его виску. Он замер, он верит, что я убью его, но нет. Слишком просто. Чуть давлю на курок, а он зажмуривает глаза, тогда я просто смеюсь ему в лицо.
— Ты жалок, — с этими словами выхожу из кабинета, оставляя его во мраке. Я готов мстить и отомщу. Ведь только так я смогу принять мысль о том, что мне придется жить без нее.
А смогу ли я без нее? Конечно же, нет.
Мартина Штоссель — моя жизнь, эта девушка, словно была рождена для меня, поэтому она была и будет моей, мне начихать на все моральные устои, я сделаю все, дабы вернуть ее.
