Сказка о братьях Поттерах

В пабе «Три метлы» было слишком людно — поэтому старые друзья зашли в «Кабанью голову». Сколько времени ни проходит, а публика в этом заведении не меняется — всё такие же сомнительные личности: там ведьма с низко нахлобученной на лицо шляпой; здесь — троица в балахонах из плотной шерсти, с капюшонами, прикрывающими большую часть физиономий. Хозяин трактира, правда, уже сменился, но ведь никто не вечен. Хоть век волшебника и дольше, чем обычного человека. Приятели заказали по пинте сливочного пива и сели за дальний столик. Они могли бы позволить себе что-нибудь покрепче сливочного пива — благо, обоим уже перевалило за восьмой десяток; но эти волшебники не нуждались в облегчении взаимопонимания традиционным методом попойки. Они просидели за одной скамьёй в Хогвартсе с первого до последнего дня учёбы, и даже после обучения их пути не так уж и сильно разошлись. Ведь Джинни стала невестой Гарри. Она напоминала ему его собственную мать — невысокая, стройная, рыжая (даже рыжее мамы) и такая же милая. Они быстро поладили. И вплоть до самой смерти Лили относилась к Джинни как к собственной дочке. Мать умерла, не дожив пару лет до своей сотой годовщины; на полгода пережила Джеймса. — Ну и бороду ты себе отпустил, — посмеиваясь сказал Гарри. Рон важно пригладил свою бороду, сквозь седину которой ещё кое-где проглядывали рыжие волоски. — Чем тебе не нравится моя борода? — Да не… Как бы тебе объяснить, борода-то хорошая, просто с ней ты напоминаешь какого-нибудь профессора, — улыбнулся Гарри. — А чем я не профессор? — собеседник приосанился и заявил, напуская на себя чрезмерную важность, — Рональд Уизли, профессор мороженного дела. Гарри рассмеялся хрипловатым смехом и чуть не выронил свою кружку. — Погоди, — просмеялся он, — Я понял, почему меня так заинтересовала твоя борода. Поттер снял очки со своего носа и водрузил их на нос лучшего друга. — Ты напомнил мне Дамблдора. — Кого? — Нашего директора из Хогвартса, дырявая ты голова. Профессор мороженного дела усмехнулся в бороду и вернул другу очки. — Точно, совсем забыл. Память уже не та. — Славное было времечко! — Кстати, моя Молли ведь в этом году поступила в Хогвартс, и знаешь, кто теперь новый преподаватель по Зельеварению? — И кто же? — поинтересовался Гарри: его мать в вопросе зелий была компетентна как никто другой, и сам Гарри не представлял, чтобы кто-то другой мог заменить её на этом посту. — Не поверишь: Северус Снегг! — Снегг? Серьёзно? Он же… Он же ЗОТИшник наш был, нет? — Я и говорю, ЗОТИшник. И Герми так же сказала. — И куда только Люпин смотрит? — Герми тоже так сказала. — Он может приготовить хотя бы зелье для чихания? Рональд развёл руками. — Уж этого я не знаю. На эти каникулы Молли захотела остаться в Хогвартсе, так что, либо совой спросим, либо летом поделится впечатлениями. Гарри неверяще помотал головой, — Снегг-зельевар… Два друга весело рассмеялись и чокнулись бокалами сливочного пива. Гарри осушил свой бокал быстрее и отчего-то задержал вид на присутствующих. От размытой толпы посетителей медленно отделилась фигура, завёрнутая в шерстяную мантию и пару шалей. Пожилая бледная женщина уверенно направлялась к их столику. Её седые волосы были небрежно растрёпаны и чем-то напоминали водоросли. Женщина остановилась за спиной Рона и взглянула на Гарри выцветшими глазами из-под огромных очков. Она подошла так стремительно и тихо, что Рон, невовремя обернувшийся, принял её за призрака и закашлялся пивом. Гарри уловил тонкий запах хереса, и у него не осталось сомнения в том, кто перед ним: Сивилла Трелони, преподавательница Прорицаний. К её урокам он никогда не относился с таким благоговением, как некоторые другие студенты; он даже позволял себе иной раз прогулять её пары: Гермиона оказалась достаточно убедительной, когда в кулуарах назвала Трелони шарлатанкой. Гарри даже удивился тому, что вспомнил профессора Трелони — тем более, спустя столько лет. И тем паче, он понятия малейшего не имел о том, зачем понадобился Сивилле. Даже обернулся на всякий случай — вдруг она ищет кого-то другого. Но они с Роном сели у самой стены, и Трелони не отрывала от него взгляд. Она была непохожа сама на себя, когда заговорила: — Родившийся на исходе седьмого месяца, рождённый теми, кто трижды бросал вызов Тёмному Лорду, — голос её был удивительно низким и могильно-холодным. Тонкая костлявая рука, напоминавшая ветку, выставила палец, указывая на Гарри, — Должен был встретить другую судьбу. Палец прорицательницы коснулся правой части лба Гарри Поттера и очертил что-то, похожее на молнию. — Ты прожил не свою историю. У Гарри внутри всё похолодело, и причиной тому были не только слова Прорицательницы, прозвучавшие вполне себе убедительно: при её прикосновении он на какую-то секунду вдруг увидел высокого бледного человека со странным лицом — без носа, с красными глазами и звериными зрачками. И этот человек, бесспорно, волшебник, испытывал к нему неописуемую, всеобъемлющую ненависть. Это продолжалось какую-то секунду, после чего Сивилла удивлённо посмотрела на Гарри, на свой палец, затем беспокойно обернулась по сторонам в поисках объяснения, зачем подошла к незнакомому (вроде бы) старику. — Извините, — только и сказала она, глядя уже на Рональда; его рыжевато-белая борода была мокрой от пива, а сам он так таращил на Сивиллу глаза, будто она предсказала ему скорую смерть. — Я искала кого-то… Даже не помню, кого, и зачем… Кажется, я заблудилась. Она поспешила уйти; маленькая и тонкая, она умудрилась задеть половину гостей на пути к выходу, а затем растворилась, как будто её и не было. — Это что сейчас было? — спросил Рон у обескураженного Гарри.