Creep In A T-shirt

      Я никогда не хотел принадлежать к ним. Они были слишком поверхностными. Пустышки, выкрашенные в яркие тона.       Они дурачились друг с другом, как слабоумные. Их смех был слышен, наверное, на другом конце города, я же крутил колесико наушников до упора, чтобы только не слышать их мерзкого хохота.       Стоило продавцам отвернуться, они тащили все, что плохо лежало. Какие-то болты и подшипники для своих скейтбордов, воск и модные цветастые браслетики из желеобразной резины, сдавленно хихикая и лихорадочно распихивая свою добычу по карманам. Никто и не сомневался в том, что у их родителей достаточно денег, вот только у них самих отсутствовали какие-либо принципы. Даже их зачатки.       Я всегда хотел принадлежать к ним. Они казались свободными. Недостижимой бессмысленной свободой. Увлеченно болтали с продавцами так, словно те были их сверстниками, мечтали о путешествиях, грезили карьерой профи или же неделей на Бали под палящим солнцем на доске для серфинга.       Девушки, каждый раз притаскивавшиеся за ними в магазин хвостом, были такими красивыми, что я боялся ослепнуть, долго любуясь ими. Длинноволосые, в обтягивающих джинсах, они всегда влекли за собой по всему магазину тонкий, едва уловимый шлейф духов – фруктово-сладкий и освежающий, как глоток ледяной воды в летнюю жару.       Я знал, что у меня никогда не будет такой девушки. Даже отдаленно – я не был болен самокритичностью, просто смотрел на вещи с того ракурса, под которым проступали наружу их настоящие очертания. Научился смиряться с тем, что наотрез отказывался принимать еще несколько лет назад, тогда, когда я верил в то, что что-то еще могло измениться.       Как бы я ни хотел, я не смог бы принадлежать к ним – я был отбракован еще давным-давно безжалостным естественным отбором. Я мог дергаться, паниковать, лезть дома на стены, продолжать пытаться, но нескольких лет метаний и обвинений самого себя хватило на то, чтобы понять, что я могу свыкнуться с ролью, отведенной мне обществом. Что смогу жить с этим.       Я бы никогда не смог принадлежать к ним, но вот что было странно – меня тянуло к скейтшопам(1), словно они были магнитом, а я – куском ржавого сломанного рельса. „Блю Орэндж“, самый огромный из магазинов нашего города, двухэтажный, просторный, всегда встречал меня прохладой и снисходительными улыбками продавцов – они уже давно привыкли ко мне. Может, им было немного жаль меня, а может, просто наплевать.       Сняв кроссовки, я подбирал под себя ноги на удобных кожаных диванчиках в полутемных нишах „Блю Орэнджа“ и утыкался в книгу. Так протекали часы. Дни и месяцы. Я чувствовал себя уютно, иногда отрываясь от чтения, чтобы понаблюдать за их проделками или же перекинуться парой слов с проходящим мимо продавцом. Те почему-то находили подход ко мне при всей моей асоциальности, впрочем, работа у них была такая – продавать. И разговаривать с незнакомыми людьми.       Разумеется, я не думал, что так могло продолжаться долго, но и не подозревал, что все могло окончиться в одночасье – мой крошечный комфортный мирок, в котором я всегда находился в центре событий и никогда не участвовал в них.       В тот день, несмотря на начало весны, стояла жара, но в „Блю Орэндж“, как и всегда, было прохладно и сумрачно. Музыка, лившаяся из динамиков над головой, казалась призрачной. Я будто бы проваливался в другое измерение, когда приходил сюда.       Распахнув недавно начатую книгу, я уже было приготовился нырнуть в нее, когда услышал их голоса. Они как обычно вопили так, словно страдали начальной стадией глухоты.       – Эй, Матце(2), не охренел ли ты? Это мой кингпин(3)…       – Я охренел?! Нет, серьезно?!       – Ты, блин, кто же еще. У тебя глаза на затылке или в заднице вообще?       – Ага, есть еще варианты?       – Вау, Басти, смотри сюда, я сейчас…       Сегодня они вопили больше обычного. Я раздосадованно поморщился, попытался абстрагироваться от их криков и перевернул страницу. В носу засвербило от запаха духов – девушки проплыли мимо меня так быстро, что я даже не успел разглядеть их лица. Их было три, как и вопящих где-то в другом конце магазина парней – я и их дружная клика в тот день были, похоже, единственными посетителями в „Блю Орэндж“, остальных будто ветром сдуло. Я не знал, была ли тому виной жара или же раннее послеобеденное время, но мне в общем-то было все равно. Я снова взялся за книгу.       Девушки тихо, но в то же время восторженно переговаривались другом с другом в разделе бикини дорогой серфинг-марки. Тонкие голоса были похожи на приятное щебетание, я старался не прислушиваться к их болтовне, но она назойливо вливалась в мои уши. Достав из кармана наушники, я уже было принялся разматывать их, как девичья болтовня вдруг стала на несколько тонов громче. Я поднял голову.       Девушки возвращались обратно, но вместо того, чтобы, как обычно, миновать мою нишу, они направились прямо к дивану – на секунду мне показалось, что у меня перед глазами потемнело. Запах духов стал еще в тысячу раз сильнее, я словно оказался в тропическом саду. Кончики пальцев намокли и прилипли к книжным страницам.       Одна из девушек, самая высокая и светловолосая, со строгим взглядом офисной координаторши, небрежно поинтересовалась у меня: „Тут свободно?“ – и, не дождавшись моего ответа, изящно опустилась на диван рядом. Ее кудрявая подруга в порванных на коленях джинсах тут же примостилась рядом, а третья – отчаянно красивая азиатка с ярко-красной помадой на губах – присела на корточки рядом с ними. Я ощутил, как все три пары глаз синхронно уставились на меня, а разговор мгновенно умолк.       Нужно что-то сказать, интуитивно подсказал мне сбитый с толку, почти больной от такой большой женской компании мозг, и я послушно открыл рот. И сказал:       – Хэй.       Хэй? Хэй?!       – Хэ-эй, – лениво отозвалась офисная координаторша, фыркнув, будто бы немного презрительно. Девушка в рваных джинсах принялась с выражением глубокой скуки печатать что-то в своем мобильнике. Азиатка все еще смотрела на меня не мигая и ничего не говорила.       Я решил, что на этом моя социальная миссия окончена и снова уткнулся в книгу. От запаха духов нестерпимо чесалось в носу, но я не мог даже пошевелиться. Не прошло и нескольких секунд, как офисная координаторша скучающе осведомилась:       – Что это ты там читаешь?       Ее голос в отличие от подруг был таким низким, почти хриплым, будто мужской, что совсем не сочеталось с ее строгой, классической внешностью.       Я зачем-то оторвал потные пальцы от страниц книги. Сердце подпрыгнуло – я вроде говорил, но слова выливались изо рта не плавно, одной рекой, а выскакивали резко и беспорядочно, будто партии дроби.       – Даниэль… Ке… Кельманн. Из… измеряя ми-мир.       Офисная координаторша нахмурилась, словно бы давая понять, что это ей ни о чем не говорит, а азиатка с интересом склонила голову набок – волна темных блестящих волос заструилась по ее плечу. Жидкий шелк, внезапно подумалось мне.       Мои щеки запылали.       – Ну и о чем это? – вмешалась в разговор девушка в рваных джинсах. Она говорила и печатала одновременно.       Я сделал глубокий вдох.       – Ну, в общем… м-м, это что-то вроде биографии, – говорить по какой-то непонятной мне причине стало легче. Я расправил плечи, – в форме приключенческого романа. Главные герои – Фридрих Гауссе и Александр фон Гумбольдт. Написано забавно, с юмором. Своеобразным…       Запнувшись, я неуверенно поднял глаза на своих слушательниц. Офисная координаторша явно зевнула, легонько прикрыв ладонью рот:       – Скука какая.       – Фрик, – вторила ей Рваные Джинсы, так агрессивно и вызывающе, будто бы я не сидел в полуметре от нее. Я почувствовал, как невольно задерживаю дыхание, не давая себе выдохнуть. Сердце неприятно заколотилось о ребра.       – А! – неожиданно воскликнула азиатка. Ее голос был, пожалуй, самым тонким из всех и таким милым, что мое наконец-таки вернувшееся дыхание снова грозило остановиться. – Они ведь оба ученые, да? И что они делают в книге?       Офисная координаторша удивленно и слегка высокомерно подняла брови, но ничего не сказала. Азиатка продолжала внимательно смотреть на меня в ожидании ответа, не замечая, что делает себя своим вопросом нелюбимой среди подруг. Я машинально отметил про себя, что на ее лице почти отсутствовала мимика – неважно, что она делала или говорила, ее лицо постоянно сохраняло ровное спокойное выражение, словно прекрасная застывшая маска.       – Ну… эм-м… я и сам только начал читать. Трех страниц еще не прочитал, но если тебе интересно… Она начинается с того, что Фридрих Гауссе должен поехать на научный конгресс в Берлин, но так как он тот еще домосед, в день отъезда он позорно прячется в своей постели.       Маска отстраненности на лице азиатки сменилась маской с улыбающимся выражением. Она одобряла мою историю. Я нервно сглотнул, продолжая:       – Ну и вся семья, конечно, принимается вытаскивать его оттуда. Это непросто, потому что…       – Мэй! Талиса!       Азиатка вздрогнула, а я осекся – плохое предчувствие охватило меня еще до того, как из-за вешалок с брендовой одеждой возникли раздосадованные лица парней, видимо, в какой-то момент заскучавших без своего верного эскорта. Я знал каждого из них, конечно, не лично, но в лицо и по имени, они более чем часто бывали здесь, а чтобы запомнить их, мне хватило и двух раз.       Голос звавшего принадлежал самому высокому из них, Бастиану – его лицо казалось не слишком обогащенным интеллектом, но было простым и открытым, как у человека, который много смеется. Однако это впечатление оказалось обманчивым: завидев меня, Бастиан растерянно насупился, и все черты его лица сползли в клубок, выдавая явную агрессию и примитивность. Я даже не успел почувствовать особого страха, настолько увлекательным мне показалось изменение в его лице.       – Это что еще за жертва тут с вами? Мэй?! О чем ты это тут с ним общаешься?       Азиатка только равнодушно повела плечом, за нее охотно отозвалась офисная координаторша:       – Он нам тут про свои книжки втирает. Философия типа…       – Биография, – удачно вставилась Рваные Джинсы, триумфально поправив подругу, а та только скривилась:       – Ну биография…       Другой парень, которого, насколько я помнил, звали Штеффен, глупо захихикал, но Бастиан смерил его раздраженным взглядом, и тот тут же заткнулся, укоризненно сложив руки на груди. Мне захотелось стать предметом мебели – например, диваном, на котором я сидел, или полкой с защитными очками для сноубординга.       Бастиан все еще выглядел неудовлетворенным и ничего не понимающим:       – Что за чушь вы обе несете? Серьезно, жертва, если ты собирался таким образом приставать к моей девушке…       – Басти, подожди.       Третий из парней, которого я поначалу и не заметил, возник откуда-то из-за спины Бастиана. Неудивительно, что я сначала не увидел его – он был значительно ниже своего друга-акселерата.       – Я знаю этого фрика… Олли, да?       Голубые глаза говорившего выразительно уставились мне в лицо, заставив мою спину покрыться гадкими бусинками холодного пота. Мы действительно знали друг друга, опять же не лично, конечно. С ног до головы покрытый бронзовым загаром, с темными немного вьющимися волосами и такими яркими, словно это были цветные линзы, глазами Маттиас Шнайдер был больше похож на бразильскую кинозвезду, чем на обычного учащегося старших классов. Но, к несчастью, мы учились на параллели. В одной и той же гимназии.       Я знал, что Маттиас популярен и среди девушек из моего класса, он то и дело заваливался к нам на переменах, но мы, разумеется, еще ни разу не разговаривали лично. Стоило вообще Маттиасу возникнуть где-то в коридорах гимназии, как люди облепляли его прямо-таки живым комом, что я даже иногда откровенно жалел его, думая о том, как он только в такой тесноте может дышать, бедняга.       Но сейчас от жалости не осталось и следа, ее сменил страх. Постыдный мелочный страх – я чувствовал, что Маттиас вмешался уж точно не для того, чтобы меня защищать.       Как только он сказал, что знает меня, девушки с изумлением округлили глаза, а Бастиан недоверчиво осведомился:       – Откуда это?       – Это типа экс-бойфренд Матце, – хихикая, предложил Штеффен. Этот парень, похоже, был у них на правах клоуна. – У-у, кри-и-пи!       – Закрой рот, кретин. Мы учимся в параллельных классах.       Шутка Штеффена не показалась Маттиасу такой же смешной, как всем остальным, он в ярости попытался стукнуть Штеффена по голове, но тот уклонился, скользнув куда-то за вешалку с толстовками. Офисная координаторша и Рваные Джинсы похрюкивали от смеха, уткнувшись друг другу в плечи, а азиатка раздраженно поджала густо накрашенные губы – этот жест был первым искренним из увиденных мной. По-видимому, вся веселая компания изрядно донимала ее.       Происходившее принимало странный оборот. Я не столько боялся того, что эти парни могли сделать со мной, в конце концов, в магазине мы были не одни, сколько того, что моя тихая спокойная жизнь в недрах „Блю Орэндж“ прямо сейчас катилась в тартарары, а я беспомощно смотрел ей вслед. Кроме того, по слегка сузившимся глазам Маттиаса я понимал, что в одночасье превратился для него из нелепого пустого места и призрака-отщепенца во вполне существующего человека из плоти и крови. Парня, находившегося всего-то за тонкой перегородкой, отделявшей параллельные классы, и которому всегда можно было настучать по голове – было бы время и желание.       Единственное, на что я мог надеяться, – что Маттиас быстро забудет обо мне, но он не забыл. Быть может, злопамятным он и не был, но память у него уж точно была неплохая. В чем я и убедился в последующие несколько недель.       Наша гимназия смахивала на огромный выкрашенный в зеленый мусорный бак, поставленный вверх тормашками на землю. Зимой здесь было нестерпимо холодно, летом же царила кошмарная духота, и, хотя учителя и оставляли окна открытыми настежь в любую погоду, в туалетах над раковинами нарастала плесень, старательно уничтожаемая уборщиками в конце каждой недели. Они делали все, что было в их силах, но плесень всегда возвращалась – уж очень она была упорной.       Как и Маттиас.       Не думаю, что он мстил мне за тот инцидент в скейтшопе, он вообще не казался особенно мстительным человеком, возможно, ему просто было скучно. Учебой он не слишком интересовался, но, скорее всего, по воле родителей исправно таскался в гимназию почти каждый божий день, вот и развлекался как мог.       Первым, что встретило меня на следующий день после стычки в скейтшопе, был неслабый тычок в спину и смех его приятелей.       – Эй, Олли, как дела сегодня?       – Классные кроссовки, фрик!       Я машинально опустил глаза на свои кроссовки – один из дружков Маттиаса явно отличался наблюдательностью, мои старые кроссовки действительно были ни к черту. Они вылиняли так, что я и сам при всем желании не мог определить, какого они были цвета. Я не знал, что ответить, поэтому промолчал, к счастью, Маттиас со своей свитой уже растворился в толпе на другой стороне коридора. Он был слишком занят, чтобы растрачивать больше двух минут своего драгоценного времени на издевательства надо мной, правда, когда он удалился, я поймал на себе несколько сочувствующих взглядов невольных свидетелей нашего конфликта, и это разозлило меня больше всего. Я ненавидел, когда кто-то так явно жалел меня.       Плетясь тогда в свой класс, я понимал, что больше не смогу оставаться счастливым призраком, которого никто и никогда не замечал – Маттиас и все, что было связано с ним, привлекали к себе слишком много внимания, и я знал, что эта участь теперь не минует и меня. И оказался прав.       Конечно, саркастические замечания Маттиаса, насмешки и безобидные толчки в спину не шли ни в какое сравнение с моббингом в какой-нибудь американской школе, в этом смысле я был рад, что страна, в которой мне посчастливилось родиться, была гораздо цивилизованней и расслабленней, но не прошло и нескольких недель, как я понял, что страшно устал от всего этого.       Бесконечное внимание к моей жалкой персоне по-настоящему утомляло. По вечерам я никак не мог заснуть, а завтрак перед занятиями, да и обед на большой перемене не хотели лезть в горло. Дорога в „Блю Орэндж“ была закрыта для меня раз и навсегда, Маттиаса мне хватало по горло и в гимназии, но я часто вспоминал с тоской об уютных кожаных диванчиках и тихой музыке, струящейся из динамиков.       На занятиях я был весь на нервах, как под допингом, и любой взгляд в мою сторону был словно электрический разряд – все грозило закончиться не так безобидно, как казалось в начале, через месяц я окончательно потерял аппетит, а на левой руке образовалась небольшая нервная экзема, и я принимался меланхолично расчесывать ее, стоило мне подумать о зеленой коробке и ее недружелюбных обитателях.       В конце концов, я сдался и начал прогуливать гимназию. В этом не было ничего страшного – писать выпускные экзамены нам нужно было только в следующем году, да и предметы, которые мы изучали, казались все как на подбор слишком простыми и скучными.       Отец, который и без того всегда давал мне слишком много свободы, в последнее время все чаще и чаще пропадал в своих командировках, поэтому все равно ничего бы не заметил, но сидеть дома из-за хорошей жизни, устроенной мне Маттиасом, тоже не особенно хотелось.       Весна медленно, но верно подползала к своей середине и дни становились жарче и жарче, поэтому в одно особенно солнечное утро, встав в десять – в последнее время это уже становилось моей привычкой – я закинул в рюкзак книгу, двухлитровую бутылку газировки и плеер и, выведя из гаража свой дряхлый велосипед, поехал провести разведку окрестностей.       После смерти матери мой отец переехал за город, в дом, оставленный ему когда-то родителями – протестовать тогда я не мог, все-таки мне было всего лишь десять. Сейчас же я уже давно привык к жизни в этой относительной глуши, благо электрички от нас к середине города, где находилась злосчастная зеленая коробка, ходили без особенных перебоев.       Через несколько сонных, разморенных практически летней духотой безлюдных улиц, которые я миновал буквально за пять минут, начинались бесконечные поля – в это время года из-за цветущего рапса они казались гигантским пятном желтой краски, выплеснутой рассеянным художником на землю. Атомная электростанция на границе с горизонтом изрыгала из своих толстенных труб густой белесый дым, и я невольно подумал о радиоактивном облаке, накрывающем такие же рапсовые поля и узкие тихие улочки Шлица, на которых бесстрашная Ханна так отчаянно пыталась найти своего младшего брата, будто бы это действительно могло его спасти(4). И одновременно с этими мыслями пришли мысли о том, что я уже больше пяти лет жил в непосредственной близости с огромной опасностью, которая в любой момент могла поставить точку на моем никчемном существовании. В этом свете мои нынешние проблемы с гимназией и Маттиасом показались такими глупыми и надуманными, что мне даже стало смешно. Но, с другой стороны, стоило мне вспомнить о зеленом мусорном баке, как экзема на руке мгновенно напомнила о себе противным зудом, да еще и таким сильным, что мне даже на какие-то пару минут пришлось остановиться, чтобы утолить свою потребность в расчесывании.       А рапсовые поля все никак не хотели заканчиваться, словно рапсовое масло неожиданно стало самым востребованным продуктом на земле. Я ехал медленно, то и дело закрывая глаза и подставляя лицо солнцу. На трассе слева, отделенной от полей высокой стеной, мерно гудели проносившиеся мимо машины, но это был единственный звук – мир словно замер, погрузившись в полуденную дремоту.       Через несколько километров начинался следующий небольшой городок, но мне не очень хотелось ехать к нему, поэтому я поспешно свернул в сторону и понял, что обнаружил небольшой скейтпарк, затерянный между полями – маленький уютный кусок бетона, прячущийся в уже изрядно поднадоевшем мне море желтизны.       В эти полуденные часы парк был пуст. Да и вообще, кто бы решил ехать в такую даль, чтобы только кататься на скейтборде? Разве что только люди, жившие в городке за парком, но у них всех были, наверное, дела поважнее.       Швырнув велосипед на обочину, я с наслаждением вдохнул запах раскаленного бетона – безлюдный под палящим солнцем парк казался таким же бесполезным и заброшенным, как и я сам.       Мне почему-то дико понравилось это сравнение. Я решил, что парк теперь будет моим новым „Блю Орэндж“ – местом, в котором я могу проводить большую часть своего свободного времени, оставаясь в покое, но при этом не находясь в четырех стенах дома.       Скейтпарк действительно идеально подходил для этого – вокруг него поля начинали бугриться, и на небольших холмах кучковались деревья, образуя приятную тень. Я вскарабкался на один из холмов и удобно устроился там на траве – парк был передо мной как на ладони, но при этом я сам мог оставаться инкогнито на случай нежданных гостей.       Я ощутил странную дрожь внутри – мне показалось, что я начал влюбляться в это место. Кому и начерта был нужен „Блю Орэндж“?       Распахнув книгу, ту самую, которую читал в день неприятного инцидента в скейтшопе – я все никак не мог разобраться с ней, – я углубился в чтение.       Прошло несколько часов. Гауссе на страницах книги, как всегда, искрометно иронизировал, заставляя меня периодически глупо ухмыляться. От жары постоянно накатывала сонливость и в какой-то момент я задремал, проспав точно не меньше сорока минут. Проснувшись, я с новыми силами принялся за книгу.       С моим стратегическим укрытием я не прогадал, после четырех в парке появилось несколько галдящих детишек и подростков в мешковатых шортах и брендовых футболках, напомнивших мне о Маттиасе и его приятелях. Но никто не замечал меня, я снова стал воздухом, человеком-невидимкой, наблюдавшим за происходящим внизу с ленивым интересом.       Подростки были не особо сильны в скейтбординге, они время от времени неуклюже плюхались на задницы и безжалостно обдирали себе колени об асфальт так, что мне становилось больно от одного только их вида, но часам к пяти в парке появилось несколько парней повзрослее, отдаленно похожих на продавцов в „Блю Орэндже“ – они мало разговаривали друг с другом, только без устали искатывали небольшой скейтпул в середине парка настолько виртуозно, что я невольно почувствовал себя зрителем на внеочередных „Икс-геймз“(5).       После семи парк снова опустел, и я смело спустился вниз к своему велосипеду, сиротливо ждавшему меня у обочины, и отправился домой. По дороге туда на меня снова нахлынуло непонятное чувство удовлетворения, такое же, какое я испытал при первом взгляде, брошенном мной на парк.       Проведенный там день был совершенным – с какой стороны на него ни посмотри. _____________________________________________ 1 - Скейтшоп здесь используется в более широком смысле, как специализированный магазин для экстремальных видов спорта (скейтбординг, сноубординг, серфинг), а также марок одежды и аксессуаров, связанных с ними. 2 - Часто употребляемое в Германии сокращение от имени Маттиас. 3 - Болт, находящийся в центре подвески скейтборда и скрепляющий „хэнгер“, платформу и амортизаторы. 4 - Отсылка к фантастическому роману Гудрун Паузеванг „Облако“, в котором на фиктивной атомной электростанции происходит авария. Ханна, главная героиня романа, ищет своего младшего брата, оставшегося одного дома, но несмотря на то, что она все-таки находит его, он все равно погибает через какое-то время сбитый машиной. 5 - Ежегодное спортивное событие, специализирующиеся на экстремальных видах спорта.