Creep In A T-shirt

      “Я извиняюсь, мистер полицейский, Но если бы я хотел поговорить, я бы позвонил другу“(1), – саркастично пел у меня в ушах Джон Гурли. Я вяло пошевелился и открыл глаза. На часах мобильника было еще одиннадцать, но солнце словно с катушек съехало и пекло в начале мая, как в конце августа.       Над скейтпарком висело горячее марево. Я устало зевнул. Последние дни были такими жаркими, что меня размаривало безо всякого повода и я умудрялся засыпать несколько раз на дню, мучаясь потом по ночам безнадежной бессонницей. Она определенно была наказанием за мою страшную лень, но я никак не мог совладать с желаниями собственного тела и отключался в тени под деревьями каждый раз, стоило мне только этого захотеть.       Может быть – я был не очень уверен в этом, – виной моей бесконечной сонливости было еще и чувство необыкновенного комфорта и счастья, в котором я пребывал в последнее время. О гимназии я и думать забыл, экзема на руке съежилась до размеров пятнышка, а имя Маттиас перестало вызывать в моем желудке лихорадочные судороги, словно при кишечном отравлении. Да, я был действительно расслаблен и счастлив.       По страницам раскрытой книги полз муравей, несколько секунд я в каком-то полусонном трансе наблюдал за ним, пока тот не скрылся в темноте под обложкой. В воздухе пахло сухой травой и цветами. Все еще не особенно задумываясь над собственными действиями, я взял в руки книгу, полистал ее, но потом с сомнением отложил в сторону. Песня в плеере закончилась, переключившись на другую, уже успевшую надоесть мне, и я, поморщившись, потянул за проводки наушников.       Внизу раздавались характерные звуки – шуршание колес по асфальту и глухое клацание, когда скейтборд при приземлении касался пола. Я удивился, что кто-то заявился сюда в такую рань, и сполз со своего места немного ниже, чтобы разглядеть происходившее в скейтпарке.       Парень внизу тренировал невероятно сложное скольжение по краю грайнд-бокса – получалось у него, надо признаться, шикарно, и я даже засмотрелся на него, правда, очнулся буквально через минуту, когда он, отработав трюк, повернулся ко мне лицом, и я понял, что меня охватывает чувство самого жуткого дежавю во всей моей жизни.       Он пробрался и сюда! Отняв у меня „Блю Орэндж“, Маттиас продолжал, сам того не подозревая, разрушать те крохотные крупицы комфорта, которые я выстроил вокруг себя. В тот момент я почувствовал, как волна ничем не сдерживаемой холодной ярости к этому беспринципному парню поднялась внутри меня и заполнила мое тело, словно газировка пустой пластмассовый стаканчик.       Он что, преследовал меня? Или же нас просто тянуло к одинаковым местам? Он был как злой рок, как хроническая болезнь, как радиоактивное облако, от которого было нигде не спрятаться – он проникал в любое место, сквозь любые стены, распространяя вокруг свой яд.       Я панически зашвырнул книгу в рюкзак и намотал наушники на плеер и уже собирался сорваться с места, как что-то остановило меня. Я вдруг вспомнил, что Маттиас не видел меня – конечно, мой велосипед все так же валялся у обочины, но это не мешало мне сохранять свой статус инкогнито. Все-таки на нем не стояло большими буквами мое имя. А Маттиасу вообще, похоже, было наплевать на окружающий мир, он прыгал, как заведенный, будто бы тренировался для какого-нибудь скейт-контеста в Калифорнии. Вот уж от кого-кого, а от него я не ожидал такого усердия.       Кое-как отдышавшись и подавив панику, я внимательно огляделся по сторонам в ожидании увидеть наших сокамерников по зеленой коробке или хоть какую-то свиту Маттиаса со стороны – Бастиана или Штеффена, но никого из них не было видно. Неужели он пришел сюда один?       Мне не верилось. Я сполз еще ниже и принялся наблюдать за тренировками Маттиаса – тот к этому времени уже окончательно взмок, но запала так и не терял. Заниматься спортом при такой жаре? Этот парень явно мечтал заполучить солнечный удар, впрочем, для меня это уж точно было бы не самым худшим развитием событий.       Я не узнал его с самого начала, потому что свои темные волосы он спрятал под синей бейсболкой, в торсе же наоборот оголился, напялив на себя такой свободный тэнк-топ, что тот, намокнув от пота, висел на нем, как половая тряпка. Маттиас не был таким тощим, как многие профи на видеоклипах в Ютубе, но его маленький рост, кажется, обеспечивал его нужным коэффициентом прыгучести, и то, что он выделывал, выглядело довольно профессионально. Я снова засмотрелся – со своей темной от загара кожей и неплохими навыками Маттиас казался истинным калифорнийцем, сошедшим со страниц пестрых скейтбординг-журналов.       Через двадцать минут моя слежка мне все же надоела, и я снова заполз чуть повыше на холм и взялся за книгу. Бог с ним, с этим назойливым типом, все-таки здесь я был в какой-никакой защищенности от него. Наверняка, он не выдержит и уйдет – через час максимум. Или до этого допрыгается и сломает себе ногу – в любом случае уберется отсюда в ближайшее время.       Я немного успокоился и продолжил читать, засунув в уши наушники, и мне даже удалось на какое-то время немного абстрагироваться от присутствия Маттиаса, хотя чувство сонливого комфорта и счастья так и не вернулось. Я все время ощущал себя напряженным – в какой-то момент мне показалось, что стук колес по асфальту прекратился, и я, вынув из ушей наушники, настороженно прислушался – и действительно вокруг царила волшебная тишина.       Наконец-таки убрался, обрадованно решил я. Парк внизу был пустым – Маттиас растворился в воздухе так внезапно, что я даже на какое-то мгновение решил, что он мне вообще приснился. Вот бы было здорово, если бы это было так.       Услышав шуршание травы под ногами, я напрягся, ощущая, как от мерзкого предчувствия мои подмышки стали мокрыми от пота. Неужели он мог заметить меня? Но как?! Это было невозможно.       Маттиас возник в поле моего зрения через несколько секунд, после того, как я услышал его шаги – на его измученном жарой и тренировками лице расплывалось какое-то неопределенное выражение, не обещавшее мне ничего приятного.       – Олли, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал он и, пыхтя, плюхнулся на траву рядом со мной, – что ты здесь делаешь, а, Олли?       – Э-э… Привет, Маттиас, – выдавил вместо ответа я, удивляясь про себя, что вообще мог что-то сказать.       – Ты что, следишь за мной? – проигнорировав мое приветствие, мрачно спросил Маттиас. Я посмотрел на него – он растянулся на траве в полный рост, стянув с себя бейсболку. Его намокшие от пота волосы нелепо курчавились.       – Нет, я не…       – Или ты один из этих психов-одиночек, которые похищают людей и запирают их в подвалах, чтобы потом издеваться над ними? – бесцеремонно перебил меня Маттиас. – Такой ты, да, Олли?       Я не мог понять, шутит он или всерьез, поэтому на всякий случай поспешно ответил:       – Я не собираюсь тебя похищать.       Маттиас громко рассмеялся.       – Хорошо, теперь я могу быть спокойным.       Он выглядел изнуренным и показался мне безобидным, но меня все равно обуревало желание вскочить со своего места, запихать вещи в рюкзак и убраться с холма от греха подальше, но даже для меня что-то подобное было бы уж слишком трусливым побегом. Я решил остаться. Все-таки это было мое место, и я пришел на него первым.       Нервно затолкав в уши наушники, я демонстративно уставился в книгу, но так и не смог сосредоточиться. Загорелая блестящая от пота кожа Маттиаса отливала на солнце насыщенным оливковым оттенком, заставляя меня уноситься мыслями в наше с отцом последнее путешествие в Испанию. Я думал об узких вымощенных камнем переулках Барселоны, о ее величественных соборах и о темнокожих, невысоких и с настойчивым постоянством улыбающихся людях. Я так замечтался, что даже забыл на какое-то время о присутствии Маттиаса, пока тот сам не напомнил о себе, поинтересовавшись как-то даже миролюбиво:       – Эй, Олли… я могу сделать глоток твоей воды?       – Чего? – изумленный, я даже вытащил наушники из ушей.       Маттиас закинул руки за голову – волосы прилипли к его лбу, а по вискам катились тоненькие струйки пота.       – Ну твоя газировка. Можно я сделаю несколько глотков? Я пить хочу – умираю, а моя вода уже закончилась.       Ну и подыхай от жажды, если не додумался взять с собой побольше воды, собравшись заниматься спортом на такой жаре, недоумок.       Вслух я нехотя отозвался:       – Ладно, но ты…       Я так и не успел закончить фразу, как Маттиас уже жадно присосался к моей бутылке. Он поглощал газировку так, будто мы с ним встретились где-нибудь в Сахаре – я смотрел на него с сожалением, смешанным с брезгливостью. Пить из одной бутылки с незнакомым человеком было для меня наравне с занятием незащищенным сексом с первым встречным, кроме того, Маттиас как парень, у которого девушек уже, наверняка, было больше, чем у меня в моей жизни когда-либо будет, не вызвал уж очень большого доверия. Мало ли какие у него там могли быть болезни. Я непроизвольно сглотнул, подумав о том, что о газировке теперь точно можно забыть, и в горле – будто бы в ответ на эту мысль – страшно пересохло.       Заметив мой взгляд, Маттиас резко оторвался от процесса питья, испуганно округлив глаза и феерически выплюнув из себя половину набранной до этого в рот газировки:       – Эта вода, с ней что – что-то не так?! Чего это ты на меня так уставился, а?       Этот жест выглядел настолько комично, что я не мог удержаться от улыбки, и это напугало Маттиаса еще больше.       – Прекрати ухмыляться как псих какой-то! Жуть!       Я фыркнул и снова запихнул в уши наушники, а Маттиас, нахмурившись, отложил бутылку в сторону. Благодарность для этого парня была явно незнакомым словом.       Солнце продолжало припекать сверху так, что я понял, что и сам страшно вспотел под футболкой. Правда, проверить это было за гранью возможного – едкий запах пота, исходивший от Маттиаса при каждом его движении, успешно перебивал любые запахи в диаметре, наверное, нескольких километров от нас, в том числе и мой собственный.       Я вздохнул и только собирался нажать на „плэй“, как Маттиас, все это время напряженно наблюдавший за моими действиями, полюбопытствовал:       – Эй, Олли, что это ты там все время слушаешь?       В каком гетто только вырос этот парень и что это за привычка у него была каждое предложение начинать с „эй“? Я поморщился. Судя по дорогим шмоткам Маттиаса, денег у его родителей было хоть лопатой греби, но его манера общения при этом была такой, что „Не грози Южному централу“ даже рядом не стояло.       С тяжелым вздохом вытянув наушники из ушей, я отозвался:       – Portugal the man.       – Это типа что?       – Это типа инди-рок, – передразнил я, а Маттиас поднял брови:       – Ого, какие мы хипстеры.       Я обиженно промолчал. Маттиас с бездумным выражением лица какое-то время пялился на облака, проплывавшие над нашими головами, но ему быстро надоело это занятие, и он безапелляционно заявил:       – Терпеть не могу инди.       – Я не спрашивал тебя о твоих музыкальных предпочтениях.       Эта фраза уже слетела с моего языка, когда я понял, насколько мог разозлить своим не слишком вежливым ответом Маттиаса. Но тот не разозлился – еще бы, подумалось мне, занятия скейтбордингом на двадцатипятиградусной жаре вымотали бы любого – и продолжил рассеянно считать ворон где-то в небе.       – Ладно, сделаю исключение. Послушаю твоих португальцев.       – Это американцы вообще-то.       – Не держи меня за идиота, Олли! Просто дай сюда, – Маттиас грубо отобрал у меня наушники – сопротивляться было бесполезно – и с довольным выражением пещерного человека, нашедшего добычу, вставил их себе в уши.       Я непроизвольно скривился. Черт с ней, с газировкой, но мои наушники – я пользовался ими несколько месяцев и уже даже привык к ним. Представив, как обрабатываю наушники дезинфицирующим спреем, я окончательно сник. Нет уж, лучше сразу выкинуть.        Маттиас, кажется, не замечал моего отвращения. Зажмурившись, он капризно пожаловался:       – Ничего не слышу.       Я молча прокрутил до первого трека и нажал „плэй“. Наблюдать за тем, как мой мучитель слушает мою любимую песню, было странно, но я не позволил негодованию, по капле копившемуся внутри, вырваться наружу. Я просто сидел рядом и смотрел на него – на то, как он, закрыв глаза, постукивал пальцами по своей ключице в такт музыке. На внутренней стороне его левого запястья рассыпалась маленькими цветными звездочками татуировка – такая же кичливая и бессмысленная, как и он сам.       Нет, ну правда, у кого могло хватить ума одаривать себя разноцветными звездами на запястье на всю оставшуюся жизнь? Или он эту татуировку в двенадцать лет выбирал?       Песня закончилась слишком резко, я даже и не успел очнуться от размышлений о татуировке Маттиаса, как тот вытащил из ушей наушники и, прищурившись, уставился на меня.       – I’m just a creep in a t-shirt, jeans, I don’t fuckin’ care?(2)       Английский Маттиаса оказался неожиданно чистым, красивым, с каким-то заоблачно-эротичным британским акцентом. Я смущенно моргнул, глядя на него в ответ, и он протянул:       – Эта песня… она ведь про тебя, да, Олли?       Я почему-то смутился еще сильнее. Возможно, Маттиас был вовсе не таким недалеким и примитивным, каким он хотел выглядеть. Забрав свои наушники обратно, я запихал их в карман и неопределенно пожал плечами.       – Может быть. Или… о том, каким я тебе кажусь.       – То есть ты не тот, кем кажешься? – так уместно парировал Маттиас, что у меня по спине пробежали мурашки от интеллектуального наслаждения. Наш разговор начинал настолько нравиться мне, что я даже перестал жалеть о потерянных наушниках, но Маттиас умудрился все испортить, превратившись снова в обычного себя и по-идиотски хихикнув:       – Таинственный ты парень, Олли. Но не радуйся раньше времени – для других ты тот, кем они тебя видят. Ты обычный скучный неудачник. Какие бы тараканы у тебя в голове ни водились. Всем насрать.       Он мог бы и не говорить это. Я и без него прекрасно знал, что то, что он говорил, было правдой, но осознавать это и слышать от другого – две разные вещи. Второе было куда неприятней.       Маттиас вряд ли собирался специально задеть меня – он просто говорил то, что думал. Это для него было так же естественно, как для меня читать мои заумные, никому не нужные книги и воображать себя чем-то лучшим.       Я вдруг понял, что в мыслях постоянно оправдываю Маттиаса. С чего бы это? Я никогда не был таким с другими людьми. Почему тогда он?       Как и я, он не был чем-то особенным. Просто набором хороших генов – смазливый, спортивный, не в меру энергичный. Так видели его другие люди – но я, глядя на то, как он спускается с холма, возвращаясь к скейтпарку, пытался разглядеть за яркой картинкой то, что было внутри. Может быть, именно там и пряталось то, что раз за разом сводило нас вместе.       Маттиас продолжил тренироваться. Ему было наплевать, что я смотрю на него, наплевать на слепящее солнце над головой и пот, через несколько минут снова заливавший его лицо – он был слишком увлечен.       Шорох колес по асфальту в царящей вокруг послеполуденной тишине убаюкивал. Я почувствовал, что еще немного и снова отключусь, но засыпать при Маттиасе было стыдно.       Нехотя собрав вещи, я спустился с холма и направился к своему велосипеду. День был безнадежно испорчен, я позорно сбегал с поля боя, оставляя мой скейтпарк в единоличном распоряжении Маттиаса – утешить могло только то, что он все же использовал парк по назначению, я же просто раскисал здесь на солнце – занятие, которое можно было продолжить и дома на балконе. Да и вообще где угодно.       Когда я поднял мой велосипед с земли, Маттиас окликнул меня: „Эй, Олли“, – и я машинально развернулся, вспомнив, что даже не попрощался с ним. Хотя если брать во внимание наши отношения, которые были, как бы помягче сказать, более чем натянутыми, в особенно теплых прощаниях друг с другом не было никакой нужды.       Оставив свой скейтборд на плавящемся от жары асфальте, Маттиас подбежал ко мне и, задыхаясь, осведомился:       – Уже идешь?       Я вообразил на секунду, что в его голосе было сожаление. Маттиас весь взмок, тяжело дышал и беспомощно щурил на солнце свои васильковые глаза.       – Ага, – отозвался я.       Маттиас равнодушно кивнул. Зачем тогда было спрашивать, если тебе все равно, отстраненно подумал я, но Маттиас тут же выдал, удивив меня до глубины души:       – Придешь завтра в гимназию?       Я судорожно прикинул в уме – если уж мои прогулы не могли не остаться незамеченными даже для него, то дело уже попахивало жареным. Не то чтобы я пылал большой любовью к зеленой коробке, но оказаться вышвырнутым оттуда с треском мне не очень хотелось. Хотя бы только из-за моего отца, который всегда принимал подобные вещи близко к сердцу.       – Наверное, – осторожно ответил я, и Маттиас согласно кивнул:       – Тогда до завтра.       – До завтра.       До завтра? Он, видимо, издевался. По дороге домой я разъяренно вдавливал педали своего велосипеда так, что на половине пути одна из них жалобно хрустнула и последний километр мне пришлось идти пешком.       Сломанный велосипед бесил. Маттиас бесил своей безапелляционностью, искренним презрением и одновременно искренним интересом ко мне. Своими навыками профессионального скейтбордиста, голубыми глазами и оливковой кожей.       Так и не дойдя до дома, я остановился посреди желтеющего вокруг рапса и с наслаждением выпил остатки газировки из моей бутылки, попутно размышляя о том, какими венерическими болезнями мог болеть Маттиас и какие из них могли передаваться через слюну.       Мне хотелось, чтобы это были все возможные болезни мира, вот только мне не пришло на ум ни одной конкретной. Раздраженный, я зашвырнул пустую бутылку от газировки далеко в поле цветущего рапса.       Единственной болезнью, которой заразил меня Маттиас, было презрение к самому себе. Пока что оно было в инкубационной фазе, но я знал, что через несколько дней оно будет готово расцвести и поразить каждую клеточку моего тела.       Но, как оказалось позже, у меня был довольно хороший иммунитет к этому заболеванию. ________________________________ 1 - I'm sorry Mr. Policeman, If I wanted to talk I would called a friend. ("Creep in a t-shirt" Portugal.the man) 2 - Я всего лишь странный тип в футболке и джинсах, и мне наплевать. ("Creep in a t-shirt" Portugal.the man)