Rehab для Темного Лорда

Теперь Гермиона сомневалась, хватит ли у нее решимости осуществить эту затею до конца. Многим пришлась бы по душе перспектива понаблюдать, как Волдеморт будет корчиться от боли, пока особенное косметическое зелье по рецепту Кровавой княжны будет медленно, слой за слоем, разъедать кожу и мягкие ткани. Гермиона несла в ванную заветный флакон, борясь с порывами разгрохать его об пол и угробить двухнедельный труд над котлом плюс две сотни галлеонов, пошедшие на закупку ингредиентов. На секунду задержавшись у двери, она вздохнула. — Я тебя прекрасно слышу, — холодный отрешенный голос будто подстегнул Гермиону к решающему шагу. — Уверены, Том? — еще раз переспросила она, прежде чем вылить маслянистую коричневую субстанцию в специально подготовленную воду. Волдеморт кивнул и с головой погрузился в воду. Гермиона, зажмурившись, открыла флакон и перевернула его. Теперь назад дороги не было. Она открыла глаза и присела на табурет возле ванны. Волдеморт вынырнул. Едкое зелье покрыло обожженную кожу тонкой пленкой. Если оно и начало действовать, по реакции пациента понять этого было нельзя. Они долго молчали. Гермиона то бесцельно пялилась в потолок, то поглядывала на старинные часы, взятые с каминной полки, то украдкой посматривала на Волдеморта. Прошло целых полчаса, прежде чем она заметила, что особенно выпуклые рубцы на лице начинают сглаживаться. Кожа посветлела и стала прозрачнее. Для какой-нибудь пожилой волшебницы с помятым временем лицом этого было бы достаточно, но не для изуродованного глубокими ожогами Волдеморта. Когда он зашипел от боли, Гермиона вскочила. — Пойду за ингибитором, — сообщила она. Живоглот отирался возле ванной и недовольно мяукал. Ему было любопытно, что там происходит, поэтому он совершил попытку проникновения, едва Гермиона приоткрыла дверь. Пришлось запереть кота на кухне. Видит Мерлин, Гермионе дико страшно было возвращаться. Когда она все же пересилила себя и вошла в ванную, Волдеморт лежал в воде с каменным лицом, но Гермиона знала, что боль лишь усилилась. Скоро все его тело должно было превратиться в одну сплошную рану. — Вам не обязательно сдерживаться, — мягко сказала она. — Боль должна найти какой-то выход, иначе это плохо скажется на здоровье. Можете кричать и плакать — я никому никогда не скажу. Честное гриффиндорское. Волдеморт только фыркнул и крепче стиснул зубы. Время шло, а он все больше превращался в живое анатомическое пособие, но не издавал ни звука. Вместо него тихо плакала Гермиона. На кухне, действуя на нервы, бесновался и завывал запертый Живоглот. — Одно ваше слово, и мы остановим это, — шептала она. — Давайте уже остановим? Это ужасно. Гермиона вздрогнула, когда он засмеялся. — Я вынес вещи похуже, — сообщил Волдеморт и умолк, а Гермиона про себя умоляла, чтобы он продолжал говорить, хотя бы так отвлекаясь от боли. — Знаешь, что ждало меня на той стороне? — Гарри говорил, что видел вас там, когда умер… Вам было плохо… Волдеморт фыркнул. — Это было ничто по сравнению с тем, когда я умер окончательно. Это была бесконечная пытка страхом. Я ощущал себя настолько ничтожным, настолько неполноценным, что меня охватил ужас. Всю жизнь стремиться к величию и в итоге получить жалкий огрызок души, которая при встрече с вечностью начинает лишь истошно скулить и сворачиваться в комок! И этот огрызок раз за разом переживал всю боль, которую испытали по моей вине другие. Я горел, умирал, разлагался, разрывался на куски, корчился от боли бесчисленное количество раз, пока всеми остатками моей ущербной душонки не захотел повернуть время вспять. Проклял свою силу, свои способности и знания, проклял самого себя за все, что совершил… — он умолк. — Вы раскаялись, — потрясенно заключила Гермиона. У нее прежде возникала эта мысль, но поверить в такое было практически невозможно. Волдеморт засмеялся. Его губы непрерывно кровоточили. — Кто бы мог подумать, правда? Поэтому, когда меня вдруг выдернуло из этого циклического ада, я почувствовал непередаваемое счастье. А затем снова пришла боль. Меня разрывали на части и лепили заново, будто вмешивая в кусок теста давно утерянные осколки души. Я снова ощутил себя целым, а вскоре и живым. Открыть глаза и увидеть перед собой рябое от оспин лицо Руквуда — представляешь? Услышать этот раболепный тон. «Мой Господин». Прочитать в этих водянистых глазах готовность и дальше нести под моими знаменами страдания и смерть. Снова делить на куски мою душу, — по телу Волдеморта прошла судорога. Гермиона робко заикнулась насчет ингибитора, но он остановил ее. — Августус довольно скоро почуял, что со мной что-то не так, — Волдеморт заговорил быстрее, словно боясь не успеть. Все тело его было покрыто кровью, вода в ванной стала мутно-красного цвета. — После непродолжительных расспросов оглушил меня, а потом связал и устроил смотрины. Позвал всех оставшихся на свободе меченых. Я видел разочарование в их глазах. Я слышал, как они придумывают способы меня «исправить». Им не нужен был лидер, они хотели удобную ширму — бешеного пса, за спиной которого можно урывками наживаться. Им нужен был ужас, который до сих пор испытывают перед моим прозвищем. Я разозлился. Мне срочно нужно было освободиться и наказать их всех. У меня не было палочки, но магия совершенно точно была. Я даже не представлял, до какой степени она сильна, и как слаб я сам, будучи не в состоянии ее контролировать. Простейшее невербальное воспламеняющее проклятье, которым я хотел испепелить путы, сработало почти как Адское Пламя. Когда они тушили меня, я уже был без сознания. Я очнулся слепым, в агонии от ожогов и с угнетающим холодом адамантия на руках. Меня не стали лечить, но и убивать не спешили. Перевозили с места на место: из одной холодной дыры в другую, пока некая грязнокровка со своими вонючими сигаретами и дурацкими подачками не решила поиграть в террористку, — последние слова он уже договаривал шепотом. Гермионе пришлось сильно напрячься, чтобы их разобрать. Было похоже, что Волдеморт вот-вот потеряет сознание. — Хватит, — Гермиона смахнула слезы. Наблюдать за страданиями раскаявшегося воскресшего монстра было невыносимо даже с оглядкой на все его прошлые прегрешения. Она откупорила флакон с ингибитором и вылила его в ванную, а затем, зажмурившись, надавила ладонью на макушку Волдеморта, окуная его в воду с головой. Процесс растворения тканей должен был прекратиться. Гермиону передернуло. Ощущение от касания к оголенному черепу было препротивнейшее. Теперь ей предстояло выполнить довольно непростую задачу. Мгновенно слить отработанную жидкость из ванной и сразу же заполнить ее целебным раствором — аналогом костероста, но для кожи, хрящевой и жировой ткани. Если просто напоить Волдеморта этим составом, заживление пойдет гораздо медленнее. Давно Гермиона не выдавала такую скорость в произнесении заклинаний. Кончик палочки неистово рассекал воздух. Волдеморт громко застонал, когда «тканерост» из приготовленного бочонка полился в ванну тугой струей. Бочонок быстро опустел, и Гермиона снова окунула Волдеморта в целебный состав с головой. Вытаскивать обратно она не торопилась. Даже если он хлебнет глоток-другой, это только ускорит процесс заживления. Через полминуты она приподняла полубесчувственное тело Темного Лорда и убедилась в том, что он может нормально дышать. Гермиона опасалась, что антимагические браслеты могут помешать заживлению, поэтому вздохнула с облегчением, заметив, что ткани под адамантием тоже начали восстанавливаться. С научной точки зрения было очень интересно понаблюдать за процессом. Только с кухни раздался звон разбитого стекла и истошное мяукание. Гермиона бросилась спасать любимца, оставив Темного Лорда наращивать кожу в гордом одиночестве. Пока она приводила в порядок разгромленную кухню и разыскивала в саду сбежавшего через разбитое окно кота, прошло немало времени. Живоглот, к счастью, себя не поранил, но был ужасно зол и даже прихватил хозяйку за руку зубами. — Что ты сердишься, Глотик? — Гермиона гладила его по пушистому загривку. — Скоро ванная освободится и ты сможешь там сидеть сколько угодно. Ой! — вскинулась она. — Я совсем забыла проверить… Гермиона наперегонки с котом поспешила в дом. Распахнув дверь ванной она застыла с открытым ртом. Голый Волдеморт стоял босиком на мокром полу и аккуратно ощупывал лицо. — Многое отдал бы сейчас, чтобы увидеть все собственными глазами, — с сожалением в голосе сообщил он. — Ну, как тебе? — Н-ничего так… — дрогнувшим голосом произнесла Гермиона. Эксперимент можно было считать очень, ну очень успешным. Она-то рассчитывала в восстановленном Волдеморте увидеть кого-то возраста Минервы МакГонагалл. А тут… Ему можно было дать лет тридцать. С большой натяжкой. Темные волосы, еще влажные, поэтому не позволяющие с уверенностью судить о цвете. Пока довольно короткие. Слегка вытянутый овал лица. Четкие, почти без изгиба брови. В меру высокий лоб. И — Мерлиновы кальсоны — самый настоящий нос. Правильной формы, не слишком широкий. Узкие — строгие такие — губы. Узнаваемыми оставались только глаза. По-прежнему невидящие, абсолютно белые, неживые. Волдеморт демонстративно покрутился, позволяя Гермионе осмотреть себя со всех сторон. Смотрелось это совершенно дико, ведь раньше Темный Лорд в эксгибиционизме замечен не был. — Серьезно? То есть одобряешь? В смысле, мной уже нельзя пугать детишек? Гермиона вдруг ужасно смутилась, схватила с крючка подготовленную мантию. На деталях она старалась не сосредотачиваться. Это и так было уже слишком. — Оденьтесь, пожалуйста, — настойчиво попросила она, пихая вещь ему в грудь. Волдеморт сделал изумленное лицо. — Даже так? Гермиона пробормотала, что у нее образовались какие-то срочные дела, пулей вылетела из ванной и скрылась в своей комнате. Далеко не взрослый поступок, но ей нужно было переварить все случившееся за последние пару часов. Троллев Волдеморт и эта проклятая затея с глубоким магическим пиллингом выбили последнюю почву у нее из-под ног. Она жалела Волдеморта. Она плакала, когда ему было больно. Она узнала, что он испытал за гранью и как вернулся оттуда иным. А теперь он даже внешне не похож на себя прежнего (каким запомнила его Гермиона). Было дико сложно представить, что теперь со всем этим делать. Ее успокаивало только то, что все это время он был сволочным, невыносимым грубияном с ярко выраженными расистскими наклонностями. Гермиона надеялась, что это как раз истинная его личина, а вовсе не та новая, которую не так просто будет презирать и ненавидеть. Позорное бегство в спальню принесло плоды. Успокоившись, Гермиона решила, что самым правильным будет сохранять прежнюю линию поведения. К этому человеку ни в коем случае нельзя поворачиваться спиной или другими уязвимыми местами… Она сделала глубокий вдох-выдох и сердито фыркнула, когда в дверь раздался громкий стук и послышалось настойчивое:  — Куда ты запропастилась? Я вообще-то голоден!