***
Оказавшись в больнице Чонгуку действительно стало легче, но лишь физически. Он не ощущал уже дикую боль Чимина, зато ощущал моральные мучения за двоих. Вся эта ситуация сдавливала младшего, как тиски, и не желала отпускать, потому что он сам в этом запутался. Врачи лишь говорили, что у Чона обычный стресс, возникший на нервной почве, который быстро пройдет после хорошего сна. Как раз о сне. В этом и заключалась проблема. Чонгук об отдыхе даже слышать не желал. Он не мог уснуть, когда Чимина в это же время пытались не отдать на истязание костлявой смерти. Его понять, конечно, можно, но всему же есть предел. — Тэхен, принеси мне еще кофе, пожалуйста. И тут терпение Кима лопается. — Чонгук, ты уже не спишь сутки, тебе хватит кофе. Либо ты сейчас идешь отдыхать, либо я попрошу вколоть тебе дозу снотворного. Хватит мучить себя! — Ким начал уже срываться на крик, — От твоих переживаний Чимину не станет лучше! — Я не могу, Тэ, ты же понимаешь… Я не могу уснуть, пока там, — он указал на железную дверь операционной, — полуживой-полумертвый Чимин. Я не могу, дружище, — Гук зарылся руками в волосы и спустился по стенке вниз, сдерживая накатившиеся слезы, — я не могу… Я впервые так бессилен. На вопросы парней врачи лишь разводят руками и говорят, что шанс выжить у Чимина есть, но жизнь его явно не станет как прежде. Многочисленные повреждения, переломы, ссадины, ушибы, синяки — на нем практически нет живого места, судя по словам хирургов, которые оперируют поочередно каждые три часа. Сама же операция длится уже около десяти часов и состояние все так же неизвестно. Переживания Тэхена растут вдвойне, из-за вечно мучающегося Чонгука около операционной и того, кого там оперируют. — Прости, Чонгукки. — М? За что? Но Тэхен уже не ответил ему, а лишь направился в сторону поста старшей медсестры. Он должен это сделать. Так будет правильно. Младшему будет от этого лучше, ведь так? Разъяснив ей всю ситуацию, она лишь понимающе кивнула и позвала двух ассистентов, которые направились с ней к Чонгуку. — Что вам надо? Эй, лапы свои уберите! Когда Гука подхватили под руки, тот начал кричать и махать ногами, пытаясь освободиться. Чонгук конечно имеет приличную силу, но из хватки двух амбалов он вряд ли сам выберется. — Мистер Чон, это для вашего же блага, — медсестра начала заполнять шприц жидкостью из ампулы снотворного и, не отрываясь от занятия, кивнула головой на свободную палату, куда и потащили Чонгука. После криков младшего о том что: «Не имеете права!» и «Отпустите!», он начал медленно закрывать глаза, от начавшего свою работу снотворного, и постепенно отдаваться во власть Морфею. — Зря, Тэхен, сам же пож… Не успев окончить фразу, он уснул. — Дружище, поверь, не пожалею. Как сказала медсестра — Чонгук должен пробыть в отключке примерно сутки. В этом есть двойная выгода: во-первых, он наконец-то выспится и ему станет легче, а во-вторых, за это время Чимина должны прооперировать. Как говорится — убили одним выстрелом двух зайцев.***
Спустя еще три часа Тэхен исчерпал все свои оставшиеся в запасе силы с нервами в придачу, и он сам уже готов был попросить вколоть ему лошадиную дозу снотворного, лишь бы спокойно прилечь отдохнуть на сутки, а желательно и на неделю сразу. Операция все еще шла, и Тэ не мог уже терпеть эти ужасные минуты до конца спасения Чимина, поэтому он просто решил пойти в палату к Чонгуку. В самой палате, как оказалось, не было ничего лишнего, будто это идеальное место, которое, по сути, должно успокаивать и помогать, но нет. Все это лишь действует на нервы, медленно, но с невыносимой силой. Белые стены, которые держат тебя в этом месте, как в клетке для особо опасных животных, сдерживая всю твою злость на себе. От одного их вида уже мозолит глаза и хочется бежать. Ближе к просторному, но не такому уж и чистому, окну стоит такая же, как и стены, белая кровать, но весь этот контраст нарушает голубого цвета постельное белье, которое хоть как-то действительно успокаивает среди этой белоснежной идиллии. Вблизи с койкой, по-другому, если честно, её нельзя назвать, стоял самый обычный больничный стул. Его цвет ничем не отличается от самой палаты, что нисколько уже не удивляло. Такое ощущение, что человек, проектировавший эту палату, да и в целом всю всю больницу, явно был повёрнут на гармонии, либо действительно верил, что белый цвет исцеляет от недугов. Может так оно и есть, но почему-то именно в данной ситуации это не помогало ни Чимину, ни Чонгуку, ни самому Тэхену. Среди этого белоснежного безумия, постепенно давящего на нервы Кима, становится невыносимо и Тэ, достав из кармана пару таблеток снотворного, он принимает дозу этого «умиротворения». Как вовремя ему пригодился подарок от медсестры, который вроде для Чонгука, если спустя сутки он все еще будет буйным, чтобы еще пару часов он не беспокоил ни персонал, ни себя. Но это уже не так важно. И Ким засыпает на больничном стуле, перед этим взглянув на Чонгука и тихо, будто боясь, что их кто-то услышит или он кого-то спугнет, прошептал: — Все образуется и станет на свои места, дружище. Все закончится лучшим образом для всех нас. Все закончится… И Тэхен тоже отдается во владения Морфея.***
Спустя четыре часа, после того как уснул Тэхен, операция Чимина завершилась, но не так как ожидалось. Положение Пака оказалось крайне тяжёлым. Состояние, находящиеся между жизнью и смертью. Не справлявшийся с такой нагрузкой организм, решил, как в каком-нибудь электронном приборе, перейти в режим «энергосбережения», а точнее — впасть в кому. Хирурги вполне ожидали такого исхода и это их мало удивило, даже скорее разочаровало. Так как время уже было позднее, и стрелки часов давно перевалили за полночь, врачи решили предупредить о конце операции и о ее последствие уже утром. Нечего разочаровывать и пугать друзей или родственников пациента в такое время суток. Но это уже бесполезно.***
Снотворное должно действовать на Чонгука около суток, может чуть меньше, но только на пару часов. Но кто тогда объяснит, почему он сейчас, спустя чуть меньше чем двенадцать часов действия препарата, вышел из палаты? — Чимин, подожди чутка, — охрипшим и еле слышным голосом, пробормотал себе под нос Гук. Чонгук медленно шел по направлению к реанимационному отделению, а, если быть точнее, в палату к Чимину. Как он очнулся от снотворного и узнал палату, где лежит Чимин — ответ очевидно прост. Связь. Такое ощущение, что в их отношениях есть кто-то третий, который дергает за эту красную нить, заставляя делать Чимина и Чонгука необъяснимые, не то что для себя, но и для других, действия. Но это мало волнует Чонгука в этот момент, он просто идет в своем направлении, которое ему подсказывает навигатор, в виде, невидимой для всех, красной нити, один конец которой, обвязан вокруг мизинца Чона, а другой вокруг мизинца Чимина. Никто не может быть страннее парня, который преждевременно очнулся от действия снотворного, а также, узнав палату из ниоткуда. Тем не менее, Чонгука впритык не замечает ни одна медсестра на посту и ни один врач, проходя мимо по своим делам. Его никто не замечает. Но ему глубоко плевать на это, его волнует предсмертное состояние Чимина и собственные мучения в области грудной клетки. Его сердце дико болит, будто этот самый важный орган медленно сжимает рука какого-нибудь убийцы или маньяка, который засел в глубине его тела или души. Лицо давно уже потеряло свой былой окрас. Он мог вернуться в свою палату и слиться с цветом комнаты, что его даже могут принять просто за кусок стены. Чонгук похож на мертвеца, но его, все-таки, выдает сбитое дыхание и бешеное сердцебиение, как бы показывая, что он вроде живой и роль полуживого в этом театре организм не устраивала. И в таком состоянии с медленными шагами, он идет к смыслу всего в его жизни, а точнее — к Чимину. Если спросить какие у Чонгука цели, то вряд ли вы услышите, что-то про университет или про карьеру, про успех в жизни вы тоже ничего не услышите. В его ответе будет фигурировать один лишь Пак Чимин: счастливая жизнь с ним, мелкие радости, бессонные ночи и явно не бодрые утра от этого. У них своя планета, даже не так, у них своя вселенная, в которую помещаются только двое. И им нужно только одно — всегда быть рядом друг с другом. Разъединить их совершенно невозможно и бесполезно. Хоть отправьте Чимина на другой край света, то Чонгук, сцепя зубы и потратив все свои силы, найдет его. Даже если вы попробуете оборвать их жизни, они все равно найдут друг друга. Вы можете порвать их жизни. Но не связь. Если связь вас однажды связала, то каким бы узел не был, вы не развяжете его и никогда уже не выберетесь из этого. Вы будете вместе на протяжении всех ваших жизней. Вы будете, как Чонгук, который уже медленно открыл дверь палаты Чимина. —Чимин. Но отклика, естественно, не последовало. Единственное, что мог слышать Гук, так это слабый писк больничных приборов, которые окружали Пака, как надоедливые и беспомощные жуки. Еле дойдя на своих ватных ногах до Чимина, Чонгук остановился. Вид хена ничуть не испугал его, а лишь чутка огорчил: одна нога была почти полностью в гипсе, пальцы рук были перебинтованы, на шее виднелся средних размеров перевязочный пластырь, на лице были небольшие ссадины, лоб был перевязан бинтом, а остальное скрывалось за голубым покрывалом, но сейчас это было уже не так важно Чону. А ведь врачи действительно были правы, на Чимине, его милом хрупком Чимине, нет практически живого места. Его маленький Мин, как декоративная кукла, просто лежал и почти не дышал. — Чимин, — Чонгук с грустной улыбкой прошептал это имя, будто старший не в коме, а просто уснул, будто он не в реанимации, а в их с Чонгуком комнате, будто рыжеволосый сейчас с улыбкой коснется руки Гука и потянет в свои нежные объятия… Чон нежно и аккуратно касается щеки Мина, боясь, что одно неосторожное движение и его хрустальный хен рассыпется на мелкие крупицы льда, а потом просто растает, оставив на своем месте лишь одни мелкие капли, капли слез Чонгука. Большим пальцем руки он медленно проводит по маленькому рубцу на скуле Чимина, надеясь, что сейчас все магическим образом заживет и пухлые губы Мина растянутся в нежной и такой необходимой Чону улыбке. Вторая рука легонько сжимает миниатюрную ладошку Чимина в своей. — А я ведь тебе говорил, что не нужно спешить, не нужно садиться в то такси… Смешно, но я только сейчас вспомнил все те сны. Я думал, что у меня обычная паранойя и это все проявилось из-за моей загруженности на работе с учебой. А сейчас, все это происходит в жизни, — Чонгук запнулся и свалился на колени, положив голову на койку Мина и ладонью, которой он касался его щеки, закрыл свои глаза. С каждым вздохом он старался не кричать из-за боли в груди, которая усиливалась рядом с Чимином, — Знаешь, я готов отдать все что угодно, чтобы это все оказалось тем очередным кошмарным сном. Но тут Гук почувствовал, что его ладошку в ответ слегка сжимают и хриплый, но такой знакомый голос тихо отвечает: — Прости за это, Чонгукки. Гук резко поднимает голову и смотрит на Чимина: его губы искривлены в легкой полуулыбке, а глаза часто моргают, стараясь отогнать накатывающие слезы. — Чимин, ты… — но Чон не успевает договорить, как его перебивает Мин. — Послушай, Гуки, пожалуйста, — Чимин смотрит в глаза Чонгуку, а тому большего и не нужно, чтобы все понять. Паку не суждено долго беседовать с Чоном. А, если быть точнее, ему ничего не суждено. — Сам же понимаешь, какой мой будет ответ. — Но ты так… — Чимин немного нахмурился и хотел уже отговаривать младшего, но ни организм, с малым запасом сил, ни младший не позволили ему это осуществить. — Замолчи, — Чонгук перебил его, наплевав на то, что он хен и на то, что Мин итак сейчас слабее некуда, — ты ведь помнишь мое обещание? Чимин слабо закусил пересохшую нижнюю губу и тихо выдавил, вспоминая то заветное «Клянусь»: — Конечно. У них не так уж и много времени. Его катастрофически мало. Поэтому Чонгук тихо встает с колен, все так же не отпуская ладонь Чимина, ведь даже зная, что он сейчас уйдет, исчезнет, ему не хочется терять его тепло ни на минуту. Гуку хочется уткнуться носом в волосы рыжеволосого и вдохнуть аромат шампуня старшего, который уже давно выветрился, оставив только новый запах медикаментов. Хочется обнимать старшего и не выпускать из объятий, при этом чувствуя каждый удар его сердца, ощущая тонкой кожей каждый вдох и последовательный выдох, гладить по спине и ощущать, что он здесь, что он материален и что ничего им не грозит. Но судьбе явно не нравится такой расклад дел. Чонгук также тихо наклоняется к пухлым губам Чимина, невесомо касаясь их, в этот раз ощущая лишь вкус горечи и медицинских препаратов. Чимин поджимает губы, будто желая закрепить ощущения этого поцелуя с собой навсегда, но это вряд ли ему поможет. — Прощай, — Чимин закрывает глаза и пытается все так же удержать на лице улыбку. Ему больно. До чертиков больно. — До встречи. Противный писк приборов, которые окружали Пака, увеличился до такой степени, что даже среди этой гробовой тишины отделения появилось ощущение, будто его слышно на всю больницу. Время вышло***
— Срочно, пациент в реанимационном отделение, остановка сердца и такой же случай у парня, который как-то оказался рядом в палате! — срывался на крик врач. Тэхен очнулся буквально пару минут назад, а на него уже свалилось куча непонятной информации: Чонгука рядом не оказалось, а еще и крики про этих «двух парней» с остановкой сердца. Но ему хватает буквально пару секунд, чтобы понять, что к чему. И Тэ сам не осознает, как он моментально срывается с места и бежит за врачом, который направлялся в тот самый реанимационный отдел. То, что увидел Ким в палате, нельзя передать словами.***
«Время смерти?» «Как такое могло произойти?» «Как этот парень оказался в палате, да и в реанимации вообще!?» «А это случаем не друг Пак Чимина?» «Что у них на мизинцах?» Пока люди в халатах расступались, Тэхен все-таки заметил двух его друзей. Мёртвых, но по виду, счастливее всех в этой вселенной. На их лицах застыли улыбки. А ладони были скреплены в замок. Но мизинцы. На них виднелась красная нить, которую врачи собирались перерезать. Режьте. Да только вы все равно не порвете их душевные узы. — Чимин? Чонгук? Умерли? — сам себя, не ожидая очевидного ответа врачей, спрашивает Тэ. Взгляд Кима падает на роскошные цветы на подоконнике. А на них сидят две бабочки. Оранжевая и чёрная. Чимин и Чонгук. Которые после смерти оставили только двух бабочек. А точнее две свои души. Которые скоро вновь уйдут и вновь друг друга найдут. Потому что связь вечная. Убежать, спрятаться или уйти от нее невозможно. Она поражает свою цель полностью и точно в глубину души. Распространяясь полностью и заполняя все, как яд. Только противоядие вы не найдете. Разве, если вы не найдете другой конец красной нити и её обладателя.