Возлюби врага своего (Хроники Атреи)

«Никого не будет в доме, Кроме сумерек. Один Зимний день в сквозном проеме Незадернутых гардин. Только белых мокрых комьев Быстрый промельк моховой, Только крыши, снег, и, кроме Крыш и снега, никого.» Б. Пастернак

      — Всем спасибо, все свободны, — громогласно произнес Рей по командной связи, после чего отключился и следующим движением распустил альянсы бойцов, защищавшие крепость Святости на только что минувшей осаде.       Привычно собравшиеся вокруг командира адъютанты негромко переговаривались между собой, ожидая дальнейших приказов. После успешной защиты замка они обычно спускались за добычей в Руины Хаоса — место, где балауры использовали искривление пространства для создания гигантской сокровищницы, охраняемой чудовищными созданиями. Вход находился в самом сердце крепости Святости и был доступен расе, которая владела неприступным оплотом. Но сегодня Рею не хотелось ни драк, ни грабежей. Хорошо, что осада прошла спокойно, без визита чернокрылых. А таинственный Дерадикон, судя по воплям в общерасовом пространстве Элиоса, минуя Бездну, почтил своим присутствием Келькмарос. Именно там проходила грандиозная реализация плана захвата земель балауров. В итоге, конечно, всё обошлось, и элийцы праздновали победу на всех фронтах, хотя гладиатор с неким злорадством ожидал, что корабль балауров спутает Дону Брауну планы. Не спутал. Мгновенный щелчок пальцами, и вызванная магическая карта показала, что все крепости земель балауров, включая асмодианский Келькмарос, захвачены Элиосом. Скривившись от увиденного, словно на язык попал незрелый кокоме (1), Рей спрятал карту и задумчиво уставился вдаль, механически поглаживая древко верного копья.       Гадко было на душе у легата Возрождения. Жевалы победили. Пусть это достижение касается всех элийцев, в том числе и его, но гладиатор чувствовал себя проигравшим. Теперь Дон Браун укрепил свои позиции настолько, что ограничить его доминирование будет очень трудно. Да и стоит ли? Усталость, накатившая на Рея вслед за всплеском бешеной активности, заставляла смотреть на все равнодушно и отстраненно. Это не его война, признавал он в глубине души, но стоически продолжал свой путь. Двигаясь по накатанной тропе, защищая элийские крепости и участвуя в планах совета, он действовал по-прежнему уверенно, решительно указывая каждому легионеру его задачу. Но не чувствовал при этом «искры», искреннего желания и прежнего энтузиазма.       «Докатились», — думал гладиатор, кривя губы в горькой усмешке. Столько лет стремиться к созданию, а затем и укреплению позиций собственного, хорошо обученного и сильного легиона, чтобы в один прекрасный момент понять — все пошло прахом благодаря одному-единственнному даэву, перевернувшему знакомый мир с ног на голову. Он прекрасно понимал, что теперешняя политическая ситуация, будь она неладна, — это еще не конец света. Но брезговал идти по пути, предложенному Доном Брауном. А сие значит — легион Возрождения вынужден будет плестись в конце длинной колонны жаждущих власти и умеющих достичь её любыми, пусть даже самыми низкими способами, элийцев.       «Где ошибка? Что вдруг повернулось не так?» — мучительно допытывался Рей у самого себя, но никак не находил ответа. Ведь мог же он не допустить подобного, сам занять место, на которое так упорно пытался взобраться глава Жевал. Хотя... гладиатору всегда было чуждо желание властвовать, а без подобного желания никак не добиться высокого положения на политической арене любого общества.       — Командир! — прервал глубокую задумчивость Рея Даймон, вытянув перед гладиатором свою щуплую фигурку в бесформенном балахоне в подобии стойки «смирно». Волшебник неизменно считал легата чем-то вроде полубожества, и вел себя соответственно, несмотря на постоянные попытки Рея как-то приземлить свой статус и общаться с мастером стихий по-дружески тепло, как и с остальными членами отряда. Но Даймон продолжал держаться по отношению к командиру согласно собственным убеждениям, что не могло не вызвать даже некоторое уважение, хотя бы твердостью взглядов. Как приятно, что хоть что-то не меняется никогда, мысленно улыбнулся Рей, и обратил внимательный взгляд к ожидающему волшебнику:       — Да?       — Если мы пойдем сегодня в Руины Хаоса, небольшая просьба — не затягивать с этим. Дело в том, что у нас появились некоторые планы, и нам бы очень хотелось обсудить их с тобой, если позволишь, — по-военному четко изложил волшебник. А Рей между тем с удивлением отметил, что Даймон, несмотря на все попытки вести себя как ни в чем не бывало, нервно теребит свой орб, будто случилось нечто очень важное.       — По правде говоря, нет у меня желания ни добывать сокровища, ни воевать, по крайней мере сегодня, — протянул гладиатор, мельком окидывая взглядом компанию друзей. У них появились планы? Секреты? Странно. Тем более странно, что ребята, делая невинные лица и вроде как разговаривая ни о чем, бросают на него пытливые взгляды исподтишка. Нет, это паранойя, нельзя так! Или показалось? Зажмурившись на миг, Рей отбросил глупые мысли и продолжил: — Хотя, если вы захотите, можно пробежаться. Сколько там тех Руин...       — Нет-нет, мы тоже не горим особым энтузиазмом, — с непонятным напряжением произнесла Гвен, осеняя всех товарищей благословением целителя. Не решается встретиться глазами, или просто увлечена делом? — мельком подумал Рей.       Херт и Лакстри, которые как раз обсуждали нечто едва слышным шепотом, — что за новые тайны, позвольте поинтересоваться? — тоже отрицательно покачали головами, а Марли... лучница отстраненно наблюдала за темно-багровым небом Бездны, как обычно, не проявляя интереса к происходящему. Гладиатору иногда казалось, что она не способна на другие чувства, помимо безмолвного обожания любимого убийцы и горячего азарта битвы.       — Отлично, — после недолгого молчания решился Даймон, и вздохнул, будто ухнул головой вниз с огромной скалы. Это выглядело именно так! Рей никогда не был равнодушным к человеческим переживаниям, и поэтому странное поведение одного тревожащегося волшебника в частности и всей честной компании в целом несказанно его заинтересовало. Принимая на заметку, но не подавая вида, гладиатор одобрительно кивнул магу, ожидая продолжения.       — Мы хотели бы показать тебе одно место, неподалеку. И поговорить со всей откровенностью... В общем, надо сначала показать, — немного запинаясь, продолжил Даймон, — Это очень важно.       Пять пар внимательных глаз, уже не скрываясь за показным равнодушием, пытливо уставились на командира. Как дети, ей-Богу! Что же они такое придумали, любопытно узнать?       — Ну что ж, тогда летим, заговорщики. Оч-чень загадочно, — улыбнулся Рей и первым раскрыл крылья.       Полет длился и вправду недолго. Белые перья взвились в воздух всего на несколько минут, складываясь с негромкими хлопками возле одного из артефактов, окружающих крепость Святости. Рядом высилась непонятная постройка, всегда удивляющая гладиатора — кто и зачем поставил здесь каменный куб высотой в два человеческих роста, без окон и дверей?       — Древние реликвии (2), нян-нян, по хорошему курсу! Обмен чаш и корон на всегда свежие частицы души, кярун! — вдруг словно из-под земли появился шустрый шиго, помахивая в такт словам пушистым хвостом, и сразу же устремился к Рею.       Гладиатор мягко, но решительно снял требовательно вцепившуюся в латы лапку менялы и произнес тоном, не допускающим дальнейших уговоров:       — Не думаю, что в ранге командующего я похож на даэва, копящего реликвии на складе. Спасибо.       Увидев, что друзья успели спланировать дальше, к самому краю островка, легат устремился за ними, кидая расстроенному шиго мелкую монету в качестве утешения. Он никогда не мог спокойно смотреть в огромные печальные глаза этих забавных пушистых существ, способных вызвать столько умиления.       Нужно сказать, что, задержавшись, Рей не пропустил ничего интересного, а прибыл аккурат к спору, разгоревшемуся между Даймоном и — кто бы мог подумать! — Гвендолен.       — Это твоя заслуга, ты и говори! — рассерженно шипела целительница, прячась за массивной фигурой стража, в руку которого вцепилась как в самый последний аргумент.       — Не буду, — упирался волшебник, косясь на усмехающегося Лакстри. — Командир более снисходителен к женщинам, трудно тебе, что ли?       Опустившись на пепельный камень острова, Рей скрестил руки на груди и стал с интересом прислушиваться к разговору. Первыми его заметили Херт и латник, молча наблюдающие за перепалкой. Страж дал любимой девушке знать о прибытии отставшего легата легким пожатием руки. От неожиданности она невольно взвизгнула и подпрыгнула на добрых пару метров вверх. Тут уже разулыбались все.       — Что за дилемма? — мягко спросил гладиатор, — Вы обещали рассказать мне нечто очень важное, так говорите. Кто начнет?       Волшебник и целительница смущенно, но упрямо потупились, оба показывая своим видом, что заставить их открыть рот можно будет разве что под пыткой. Незаметно вздохнув, командир посмотрел на Лакстри, вопросительно вздергивая бровь.       Страж, ухитряясь казаться одновременно и веселым, и смущенным, выудил откуда-то из-под локтя упирающуюся Гвен и сказал беззаботно — настолько беззаботно, что это не могло не наводить на определённые размышления:       — Наш Даймон не так давно узрел своего бога. Бил челобитные долго, упорно, и вот! Ну, соответственно, получил массу удовольствия и один... одно... хм, откровение, что ли. В общем, я не мастер говорить, пусть ребята сами уж.       — Эй. Кайсинель сам мне явился, — возмущенно встрял волшебник, — Как истинному последователю! Некоторые, не будем тыкать пальцами в железо, Неджакана только на картинках и видели!       — По крайней мере, отвагой меня мой бог одарил щедро, — сьязвил Лакстри в ответ. — За женскую спину не прячусь в трудную минуту.       — Рей, — вмешался Херт в откровенной попытке спасти ситуацию, — понимаешь ли, с недавних пор мы все стали искать помощи у серафимов, потому что чем дальше — тем хуже...       — Так, стоп, — скомандовал легат Возрождения, невольно морщась. Его несказанно озадачило сумбурное, но весьма оригинальное вступление. Есть над чем поразмыслить. Все же, до истинного понимания далеко, и если они и дальше собираются говорить вразнобой и каждый о своем... при всех талантах Рея, понять что-либо будет очень трудно. — Вы меня совсем запутали. Давайте сначала и по одному. Вот, к примеру, Гвендолен. Смелее, я не кусаюсь.       Целительница тяжело вздохнула, несмело глядя на гладиатора. Потом еще раз. И еще. Только когда увидела, что брови Рея начинают сползаться на переносице, обозначая крайнее неудовольствие, собралась с духом и заговорила. Удивительно, но несмотря на волнение, получилось у неё очень складно.       — Все началось со случайного разговора…       Рей стоял, будто заключенный в кристально-прозрачную сферу. Лились слова. Журчащим ручейком разбивались они о хрупкие стеклянные стенки, давая мужчине крошечный миг передышки, перед тем, как жестокая правда обрушится на него ушатом холодной воды. Гладиатор слушал. Но до последнего не хотел слышать, осознавать и верить в это. Только не сейчас, только не так неизбежно.       Да-да, он понимал — очень трудно было сейчас наблюдать за медленным, но верным крахом легиона, которому все они отдавали силы, на который возлагали множество надежд и ожиданий. То, что происходило в политике, конечно, напоминало начало конца для Возрождения — Рей и сам признавал это. Хотя бесился от подобных мыслей, но не оставлял попыток что-нибудь придумать, как-то выбраться из паутины Дона Брауна. Он просто не ожидал, что друзья примут такое решение. Не бороться, изо всех сил доказывая миру свою правоту, а уйти. Осознанно уйти в никуда, стремясь к лучшей жизни.       Да-да, он понимал, что чувствовали ребята, решаясь сделать «выбор», как назвала это целительница, но гладиатору слышалось в том «предательство», хотя он не мог, не смел обвинять верных товарищей ни в чем. Или мог? В любом случае, этим ничего не изменишь.       Он понимал и то, как трудно было им, только лишь обретшим желанный статус «очень важных персон», тотчас уступить его пронырам-жевалам. И винил в первую очередь себя. За то, что в последнее время значительно отдалился от ребят в бесполезном стремлении убежать от самого себя. За то, что, очертя голову, бросался в новые и новые битвы, ни разу не оглядываясь назад. Где за спиной всегда стояли верные соратники. А зачем? В чем Рей был до конца уверен, так это в дружбе, проверенной временем… Зря.       Отдельной историей поведала Гвендолен о том, как они искали помощи серафимов в своей по-детски доверчивой, но осознанной и твердой цели. Перед глазами у них стоял такой реальный пример — Дельтраса, сумевшего сделать подобный шаг. И не только сделать. Способного увлечь за собой даже сквозь толщину времени.       Лишь волшебнику удалось призвать на помощь своего покровителя — лукавого Кайсинеля, обещавшего открыть новый путь. Но куда? Рей кивал и соглашался, что товарищи молодцы. Шутка ли — «достучаться» до серафимов, которых уже много лет не сыщешь во плоти на бренной земле Элиоса!       Да дело даже не в том, что все держалось в строгой тайне от него, Рея — не сошелся ведь свет клином на персоне легата! Обиженный голосок в душе, который твердил об обратном, гладиатор подавил усилием воли. Просто он привык к тому, что ребята тратили свои жизни на общую цель, были его надеждой и опорой, казалось, всегда. Разделяли все успехи и вкушали, наравне с командиром, горечи поражения. Так ли было это важно для них?       Оказалось, что не важно.       И сердце на миг сбилось с ритма, привыкая к новой потере.       Адьютанты — пока еще адьютанты! — увидели, как их несгибаемый командир закрыл глаза, словно не в силах никого видеть. Он ступил вслепую несколько шагов назад, чтобы ощутить за спиной холодный камень стены, сполз по ней, и прислонился затылком к выступающему барельефу.       Ребята встревоженно переглянулись. Гладиатор выглядел сейчас не как бессмертный воин, достойно принимающий каждое испытание, а как обычный человек, в жизни которого не осталось ни единого светлого момента. Они ожидали чего угодно — гнева, укоров, попыток отговорить от безумной затеи, ледяного презрения, но только не такой реакции. Не столь сокрушительной и убивающей.       Гладиатор чувствовал, как бьется пульс в висках: тук-тук-тук. Он молчал, и другие тоже не решались заговорить. Гвен затихла еще раньше, запнувшись на третьей попытке объяснить, почему они все-таки приняли подобное решение. Что теперь? Сожалеть? Сочувствовать? Рвать и метать? Он не мог поверить в происходящее. Сказанное целительницей повисло в воздухе, словно чья-то злая шутка. А сознание металось от одного к другому, не в силах охватить всю картину целиком.       Не без труда мужчина собрал в кучу расползающиеся мысли и, наконец, принял тяжелую новость, как данность. На плечи словно опустилась каменная плита. «Теперь тебе с ней жить», — горько усмехнулся Рей про себя и открыл глаза.       Внутри медленно, но верно зажигалось лучшее из лекарств — ярость. Что за глупые игры с Богами? Неужели друзья не понимают, что один Айон знает, куда заведет путь, указанный Кайсинелем, самым хитрым и коварным среди сонма покровителей Элиоса? Или они решили одним махом покончить с бессмертной жизнью, лишь бы не остаться на последних ролях в обществе? Неравноценный обмен, как считал Рей.       Возможно, товарищи считали иначе.       И не нуждаются ни в советах, ни в опеке.       Целительница взглянула Рею в глаза и спросила закономерное:       — Ты последуешь за нами?       Могла бы и воздержаться! Глупая ирония ситуации резанула бритвой по сердцу. Но Рей не засмеялся, лишь отрицательно покачал головой. Он даже не задумывался над ответом. Возможно, стоило бы?       Он не пошел за Дельтрасом. И не уйдет сейчас. Пусть эту уверенность нельзя облечь в слова, нельзя предать логическому обьяснению. Гладиатор знал, что ему нельзя уходить. Пусть война, тысячелетиями въедавшаяся в кровь и плоть, была не его войной — по убеждению, старому, как весь этот мир. Но мир был и он был его… родиной? Или проклятьем? Возможно. Ведь когда-то юный и порывистый следопыт сыграл в пьесе судьбы пусть и незначительную, но роль. После чего мир стал таким, каким является сейчас. А гладиатор навечно связал с ним свою жизнь.       Словно по команде, товарищи сгрудились напротив Рея. Так привычно, но, видимо, в последний раз.       — Ты прости нас, — неловко ввернул Херт и осекся. Он понимал всю пустоту этих слов, раз решение принято, но все же помнил цепи долга, однажды крепко связавшие их судьбу с судьбой командира.       Даймон, чуть не плача, во все глаза глядел на Гвендолен, безмолвно призывая к действиям. Волшебник, как никто, ожидал — до последнего! — что Рей передумает, что решится рискнуть, как рисковал последнее время, и отправится вместе с ними в неизведанное, но такое желанное путешествие в другой мир. Отказ гладиатора словно подкосил его, еще больше усугубляя чувство вины за происходящее. Ведь именно Даймон получил ответ на свои искренние молитвы, без чего мечта так и осталась бы просто мечтой, и сам создал пропасть между ними и легатом Возрождения. Все больше расширяющуюся сейчас с каждым крохотным мгновением.       — Командир, ты это… — Лакстри мучительно силился подобрать слова, но не выдавил из себя ничего больше. Наконец, он махнул рукой, чертыхнулся и присел рядом с Реем, плечом к плечу, как в старые добрые времена.       Это послужило командой для остальных. Херт, по инерции использовав ускорение, подпер стенку с другой стороны от Рея. Волшебнику пришлось довольствоваться местом напротив, чем он, конечно, воспользовался, присев так, чтобы не возвышаться над остальными. Но это не мешало магу недовольно сопеть и коситься на ребят, успевших оказаться поближе к командиру. Девушки, разумеется, разместились возле своих возлюбленных. И все взгляды скрестились на гладиаторе, который сидел все так же безучастно, закрыв глаза, и мысленно витал где-то далеко.       — Не страшно уходить в неизвестность? — голос прозвучал хрипло, будто карканье дрейка.       — Очень, — сделала круглые глаза Гвендолен.       — Не страшнее, чем втроем на полный отряд без целителя за спиной, — усмехнулся Херт.       Лакстри только покосился на гладиатора и протянул ему флягу, вытащенную из-за пазухи. Судя по запаху, там было нечто покрепче обычного вина. Рей взболтал ароматную жидкость и отхлебнул. Затем передал флягу убийце — по кругу. Волшебник, сделав приличный глоток, поперхнулся и дождался крепкого удара по спине от стража, прежде чем отодвинуться и замахать руками: все нормально. Рей наконец улыбнулся, глядя на Даймона, растерянного и потрясенного едва ли не больше его самого:       — Когда вы уходите?       Ответил ему Херт, хотя гладиатор выжидающе смотрел именно на мага, растерявшего сегодня всю свою язвительность:       — Знак Кайсинеля загорелся после осады. Значит, вскоре появится и он сам.       Гвендолен, которая усиленно о чем-то размышляла, нахмурив бровки, вдруг зачастила:       — Рей! Ты хорошо подумал? Прости, что мы так поступили с тобой, скрывая все в тайне. Но это не было злым умыслом, просто не знали, как лучше начать разговор! А потом все делалось в ужасной спешке… Пожалуйста! — синие глаза наполнились слезами, готовыми тотчас пролиться, и умоляюще смотрели на гладиатора.       Он потянулся, чтобы успокаивающе похлопать целительницу по плечу, заработав недовольный взгляд стража. Лакстри все еще не любил моментов, когда эти двое вели понятный только им разговор, в котором было, по его мнению, слишком много прикосновений, пусть и невинных.       — Все нормально, малышка, — ободряюще сказал Рей. Несмотря на то, что в душе у него гулко звенела пустота, гладиатор старался вести себя, как обычно. Не подавая вида, не открывая боли. Сила в этом, или слабость — он не задумывался, — Мне будет очень вас не хватать, но вы справитесь. Я чувствую это.       — Что ж, раз место командира отряда вакантно, — сверкнул глазами Херт, — я не против его занять!       — Ты еще не ушел, — зловещим тоном произнес гладиатор, бросая на убийцу нарочито испепеляющий взгляд, после чего мужчины расхохотались, а девушки — недоумевающе переглянулись.       Убийца сделал то, чего добивался — разрядил обстановку, и тоскливо-унылые проводы сменились теплой атмосферой дружеских посиделок. Рей сейчас, как никогда, понимал, чего ему будет стоить привыкнуть жить без ребят. Таких разных, но все же — бесконечно родных.       — Нам тоже будет не хватать тебя, — пробормотал Даймон. Он сердито покосился на стража с убийцей и добавил: — Особенно мне, когда эти два твердолобых недалеких фесиллота примутся командовать, каждый на свой лад!       — Когда-нибудь я отброшу сомнения… — мечтательно протянул Лакстри, — и врежу хорошенько с левой за твой поганый язык, Дайм.       Несмотря на угрожающий смысл, в тоне его не было злости. Лишь с хитринкой сверкнули глаза, убедившись, что волшебник опасливо отодвинулся на добрые пару метров, от греха подальше.       Рей первым заметил, как высоко, в клубящемся небе Бездны, зажглась ослепительная искорка. Она стала неспешно снижаться, постепенно увеличиваясь в размерах. Сияние стало почти нестерпимым, когда в искорке уже можно было разглядеть сверкающий круг, центром которого служила фигура в белых одеяниях.       — По-моему, вам пора.       Ребята стряхнули задумчивость и устремили взгляды ввысь: кто — встревоженный, кто — восторженный, кто — напоказ равнодушный. Поднялись, отряхиваясь и поправляя одежду, волосы, косясь на медленно движущийся портал — не спустился ли уже? В отблесках божественного сияния неотвратимо приближающегося Кайсинеля лица друзей выглядели чистыми и одухотворенными.       Командир поднялся вместе с остальными. Вот и наступил миг расставания. Твердое рукопожатие Херта, крепкие дружеские обьятия Лакстри. Гвендолен, которая бросилась на шею, не скрывая слез, ручьями текущих по щекам. Рей обнял её предельно нежно, как сестренку, и со смыслом посмотрел через плечо вконец расклеившейся целительницы на сдержанную Марли: «Пообещай, что она не останется без подруги». Лучница на миг закрыла глаза с легким кивком: «Не останется». Тихое «командир, я чувствую себя последней сволочью» расстроенного Даймона, на которое гладиатор ответил ободряющим похлопыванием по плечу…       Сгрудившись в точке, куда должен был приземлиться сияющий круг, ребята оказались на расстояния полета стрелы от Рея. Недалеко, но — рукой уже не дотянуться.       «Прощайте, друзья», — то ли подумал командир, то ли произнес вслух. Сейчас он не мог рассуждать трезво. И говорил не умом, а сердцем: — «Мой верный товарищ по безумствам, всегда справедливый и честный Лакстри. Гвен… озаряющая всех своей неизбывной добротой. Ты была моей незагаданной мечтой, которая сбудется с другим, более достойным твоей нежности. Дерзкий и удивляющий Херт, способный покорять и покоряться. Даймон, за едким сарказмом которого скрывается удивительно теплое сердце. Марли, всегда мудрая в неизменной сдержанности. Все вы навсегда останетесь очень дороги мне...»       Рей отступил на шаг назад, в тень, обнимая взглядом столпившихся на освещенном участке площадки товарищей. Они тоже, не отрываясь, смотрели на него, хотя не могли видеть скрытого густой тенью лица, исказившегося сейчас страданием. Всегда непросто оставаться одному. Пусть для кого-то одиночество означает свободу, но мужчина знал истинную цену расставанию. Пустоте, в которой гулко стучит никому не нужное сердце. Громким шагам по пустынной улице туда, где тебя никто не ждет. Он заново переживал то, чего желал бы больше не испытывать никогда, и слева в груди саднило знакомой болью.       С глубокого неба, освещенного зарницей божественного сияния, вдруг ударили лучи. Крылатая фигура, застывшая за слепящей белизной, не стала опускаться на бренную землю, застыв в нескольких сантиметрах от поверхности. Пучки света пробили пространство, ударили в то место, где стояли товарищи Рея, и окутали их мягким сиянием. А спустя миг они растаяли в лучах неизвестной магии, словно сон, — будто и не было здесь пятерки храбрых даэвов, однажды решивших и решившихся изменить свою судьбу. Только чернота Бездны ударила по нервам тревожной неизведанностью.       «Вот и все», — подумалось гладиатору немного с высоты, будто он взлетел и отдалился от всего, что тревожило и волновало, что разбило его привычный мир на сотни маленьких осколков, которые не собрать и не склеить.       — Боги, пусть ровным и гладким будет их путь, — добавил он вслух, и голос звучал угрожающе. Усмехнувшись своей самонадеянности, Рей медленно потянулся к свитку портала, не особо задумываясь, куда хочет попасть. Единственная мысль пульсировала сейчас в его сознании.       Вот все и закончилось.       Или только начинается?