***
Проходит время, и наступает вся эта чертова заварушка с Эдонией и прочим дерьмом. Крис лишается половины своих воспоминаний, но боль и ненависть к самому себе почему-то не исчезают вместе с ними, вот только он не знает, почему. Чтобы забыть хоть что-то снова, он пьёт, хотя зарекся после того случая с Леоном. Леон, кстати, мертв, об этом ему сообщает этот парнишка, Пирс Ниванс. И… Крису хочется врезать самому себе и разнести весь бар к чертовой матери, услышав эту новость. Впрочем, это было ожидаемо.***
Китай, он, Пирс и вернувшиеся воспоминания вкупе с новым грузом вины на плечах. Крису тошно, хочется застрелиться или хотя бы спрыгнуть с одной из множества частично уничтоженных многоэтажек этого города, но он только срывается на Пирса и представляет, как свернёт шею Аде Вонг. Эта сука убила всех. Снова. Её жизнь — меньшая плата за жизни тех ребят, которых он набрал себе в отряд. Лучшие из лучших. Лучшие из мёртвых. Он гонится за Адой, сквозь пар видит, как развевается её красный шарф, и это действует на него, как красная тряпка на быка. Голос азиатки, такой ехидный, из-за которого Крису хочется вырвать ей язык, бьет по ушам, и Редфилд клянется, что заставит её замолчать навсегда. Он догоняет её, вместе с Пирсом отрезает сучке пути наступления, наводит на неё пушку, а потом… Кто-то выбивает из его рук оружие, и Крис моментально вступает в драку. Он хочет вырвать руки тому выродку, который прервал его акт возмездия, он хочет вздернуть мужика за яйца и заставить висеть так, пока не появятся долбанные зомби, чтобы его сожрать. И Крис сделает так. Он кидает ублюдка через плечо, наставляет на него пистолет — и встречается взглядом со стальными серо-голубыми глазами. Вряд ли кто-то осудит Криса за то, что он выглядит так, будто увидел призрака. Леон, кажется, удивлен не меньше его самого. Как и незнакомая Крису женщина, чьё лицо не выражает ни одной эмоции, хотя он видит, как она напряжена. Как, собственно, и Пирс, который смотрит на своего капитана, но не отводит пушку от застывшей Ады. Хороший мальчик. У Леона взгляд мужчины, который хочет защитить то, что ему дорого. У Криса — взгляд мертвеца. Когда он слышит, как Леон, чтоб его, Кеннеди защищает долбанную террористку, ему хочется приложить агента головой о металлические перегородки, чтобы вбить ему в голову простую истину — нельзя защищать врагов. Но Кеннеди, кажется, срать хотел на все истины Криса, он талдычит о невиновности Ады, а на слова Криса насчёт «Нео-Амбреллы» реагирует так, будто бы не видит в этом даже новости. Самое страшное, что в глазах Леона нет безумия. Он чётко осознаёт, на что идёт, понимает, что делает, и Крис в ужасе, потому что Кеннеди знает, что защищает убийцу, повинную в смерти двух отрядов BSAA и ещё сотни-другой человек. Редфилд видит не того парня, который ставил смайлик в долбанном сообщении. Он видит агента, который защищает террориста. И таких сажают, вообще-то. Если не убивают на месте. Пока они самозабвенно выясняют, кто прав, а кто виноват, Ада пользуется моментом. И Крис ни капли не удивлён. На прощание он обещает Леону поступить по совести. Обещает не срываться и не пристрелить Аду на месте, хотя, видит Бог, будь на то воля Криса, он бы именно так и поступил. Однако он обещает и чувствует, что сдержит слово. Это будет хорошей благодарностью за холодную воду, аспирин и завтрак. Крис своими глазами видит труп Ады Вонг и… Не чувствует ничего. Ему не легче, и Марко не воскресает, как и его первый отряд. Пусто. Ады нет, но от этого не проще. Он-то ждал, что месть принесёт облегчение, даже несмотря на то, что Вонг умерла не из-за него. Но этого нет. Это… Странно. Впрочем, думать об этом у Криса банально нет времени. Они не успевают спасти город, и уже скоро процентов девяносто его населения превращаются в трупов, подобно тем, с которым встретились Леон и та женщина с ним в Толл-Оуксе. Леон связывается с ним, и Крис говорит ему об Аде, но таким тоном, словно бы сам выстрелил ей в сердце из снайперки. Редфилд ждёт, что агент разразится проклятиями и начнёт тыкать его в данное обещание, но Леон не говорит ничего особенного, хотя Крис готов поклясться, что даже через наушник услышал, как его сердце пропустило удар. Крису почему-то становится тошно и до смешного, по-детски обидно за Леона. Он хороший парень. Он не заслужил, чтобы такая стерва прочно поселилась в его сердце. Но Крис — не врач, не военный хирург и уж тем более не психолог, и с сердечными ранами Кеннеди он сделать ничего не может. Леон сообщает ему о Шерри, девочке из Раккун-Сити, и Джейке, сынке Вескера (черт бы его побрал, Крис всё-таки был прав!), так что теперь они с Пирсом знают наперёд свой следующий шаг. Крис помнит глаза Вескера. Красные из-за вируса, в них было невозможно прочесть ничего, абсолютно ничего, никаких эмоций. Бывший командующий его отряда был абсолютно безэмоционален, подобно машине. А Джейк… Джейк живой. У него стальные нотки в голосе и такого же цвета глаза, но он не чудовище. Он — парень с поломанной судьбой, который просто хочет выжить, что бы он там самозабвенно не пиздел. Да и Крис видит, как мальчишка смотрит на Шерри. Он этот взгляд из тысячи узнает. Шерри и Джейк выживают, Крис тоже, а Пирс — нет. Крис помнит его последний взгляд, помнит изуродованное вирусом лицо, он помнит всё. Это больно — терять людей, но Пирс был… Он стал Крису практически сыном, хотя их разница в возрасте не так уж велика для подобного звания. Была не так уж велика. Крис ненавидит похороны, особенно если хоронить приходится своих солдат. От которых ничего не осталось, гробы которых пусты, поэтому они закрыты. Матери не могут даже поплакать на груди своих сыновей, отцы не могут в последний раз хлопнуть их по плечу или сжать руку. И во всем этом Крис винит только себя. Вот только теперь он не собирается топить свою боль в виски или водке. Нет, больше ни за что. Крис читает речь, бросает землю, приносит свои соболезнования семьям. Солдаты отдают прощальный залп. Единственное, что его обнадёживает — никто не смотрит на него так, будто бы это была его, Криса, вина, как капитана. Который, к тому же, оказался единственным, кто остался жив. К концу церемонии у Криса искусаны губы, болят руки и снова пусто на душе. Кладбище пустеет, разве что несколько самых стойких родителей или близких остаются у могил. Редфилд стоит у могилы Пирса и не может забыть выражение лица парнишки. Никогда он его, наверное, не забудет, как и его последних слов. В руке у Криса — нашивка Пирса. Он вздрагивает, когда чужая ладонь внезапно ложится на плечо. На инстинктах хочется вдарить этому горе-помощнику, который сейчас чудом не отхватил, и Крису приходится вспомнить, что он больше не на войне. Редфилд оборачивается и с удивлением видит Леона, чьи серо-голубые глаза смотрят на него. Кеннеди, с ума сойти, в черном костюме и белой рубашке, без бронежилета и кобуры на поясе, и его настолько пробивает диссонанс, что Крису приходится встряхнуться, чтобы сбить наваждение. Сам он, впрочем, тоже в костюме. Леон молчит, руку с плеча не убирает, и Редфилду становится слегка, но легче. Он почему-то уверен, что будь на месте Леона кто-нибудь другой, чувства остались бы прежними. Вслух он, впрочем, ничего не говорит. Кеннеди даёт простоять ему столько, сколько потребуется, и уходит только вместе с ним. Продолжает молчать, не улыбается, не пытается глупо шутить, как он обычно любил делать. Они в такой же тишине доезжают до квартиры Криса, который Леона не прогоняет в тот же момент. Отнюдь — приглашает войти. В тот вечер они заказывают пиццу и добавляют к заказу пару банок пива, но этим ограничиваются. Крис в принципе не пьёт, как, собственно, и Леон. За едой они разговаривают, однако Леон не говорит об Аде, а Редфилд молчит насчёт Пирса, Марко и всех остальных. Они обсуждают футбол, страны, в которые хотели бы слетать и при этом не брать с собой оружие, мимолётно проходятся в разговоре о политике, обсуждают фильмы и музыку, книги — в общем, говорят обо всем, что обычно военные не обсуждают. И хоть из взгляда Леона не уходит печаль, а Крис не перестаёт иногда зависать, пропуская пару слов Кеннеди, когда внезапно вспоминает редкие посиделки с прежними отрядами, их разговоры — самые обычные, как у людей. Леон остаётся на ночь, и Редфилд, как гостеприимный хозяин, отправляется спать на диван. Впрочем, ночью всё равно каким-то странным образом перебирается на кровать, но агент от него отчего-то не сбегает. Крис подмечает, что во сне Леон либо сильно хмурится, либо сжимает в длинных пальцах наволочку на подушке или простынь. Крис не обладает кулинарным талантом, поэтому утром завтраком им становится кофе и яичница. Кеннеди, впрочем, съедает всё с очень даже довольным видом, а Крис может гордиться, что ничего не сжёг. Теперь уже Леон оказывается должен ему завтрак, но без холодной воды и аспирина. Леон уходит в обед, а вечером Крису в дверь стучится доставка пиццы. Пицца оказывается оплачена полностью, а в коробке обнаруживается послание — жёлтый листочек со знакомым «спасибо» и смайликом в конце. В тот же вечер они с Леоном снова едят пиццу, но без пива. На следующее утро Кеннеди уходит рано, но оставляет Крису завтрак. Они встречаются снова. И снова. И снова. Проходит год. И они, черт возьми, встречаются. Леон часто не обнаруживается дома утром, зато есть завтрак, стикер на холодильнике и смайлик. И Крис, в общем-то, счастлив. Впервые за долгие годы.