***
— Смотри, куда идешь, Забини! Честно говоря, и Драко, и Панси знали, что Блейз задел ее плечом нарочно. Джинни это тоже знала. И, скорее всего, она знала, что за этим последует. Связь. Драко хотелось кричать.***
Война не могла пройти бесследно. Каждый студент Хогвартса глотал зелья от тревожности и паранойи, у большинства были пост-травматический синдром и депрессия. Тяжелее всего война прошлась по Поттеру, и это, кажется, замечал каждый. Многие его превозносили до уровня кого-то вроде Александра Македонского за победу над Волдемортом, на что он сам закатывал глаза, а Дин в шутку цитировал Ника Кейва, после чего строчка приелась каждому: "Он есть бог, он человек, он призрак, он гуру..." Дин шутил, но многие так считали на самом деле, особенно малышня, появившаяся в школе уже после войны. Толпы поклонников, жаждущих автограф героя, поредели только к Рождеству. А Поттеру, тем временем, больше некого было спасать. Его растили, как свинью на убой, которую, в итоге, не убили. Ему некого было ненавидеть, некого было убивать, не было никого, против кого нужно было сражаться. Обычно солдаты, вернувшиеся с длительной войны, чувствовали себя так же, и, если не спивались, то заканчивали в тюрьме. Алкоголь Гермиона прятала. А потом, натянуто улыбнувшись, уходила к Рону, который, как обычно, что-то не понимал по Зельям. Гарри не винил ее. Он все равно потом находил бутылки.***
— Надо же. Спиться решил, Поттер? — Катился бы ты отсюда, хорек. — Я пока достаточно трезвый, чтобы ходить пешком, спасибо, — Драко отсалютовал ему почти полной бутылкой огневиски. Гарри засмеялся. Он не помнил, сколько здесь лежал, пока Драко не пришел. У озера было очень тепло, а Гермиона плохо спрятала алкоголь. Гарри подозревал, что ей уже было все равно — все попытки в любом случае были бесполезными. — Могу тебе тот же вопрос задать, кстати, — еще не заплетающимся языком проговорил Гарри. — Ты даже не ответил на мой. — Ненавижу тебя. — Я тебя больше, — Драко пнул его в бок. — Подвинься. — Нет, серьезно, ненавижу. Ты можешь быть хоть немного меньшим мудаком, чем есть сейчас? — Поттер. — Чего тебе? Ты меня так раздражаешь, господи, у меня даже какое-то иррациональное желание возникает просто взять и лицо тебе разукрасить, не понимаю почему, если честно, и... — Может, все-таки подвинешься? — прервал его гневную тираду Драко, снова пнув его. Гарри нехотя подвинулся. — Я могу продолжить? — Только когда протрезвеешь. Гарри невесело рассмеялся и сделал глоток. — Тебя тоже комплекс героя мучает? Драко открыл бутылку и лег рядом. — Что? — Ну, поэтому тоже к бутылке приложился? Война закончилась и делать, по сути, больше нечего. Меня всю жизнь готовили к тому, что надо будет сражаться. Потом мне показали, что меня готовили на смерть. А теперь я живой, война закончена, а я понятия не имею, что дальше делать, — хриплым голосом проговорил Гарри. — Эм, нет. Я просто не хотел делать домашку по Зельям. — Да пошел ты, — Поттер снова сделал глоток, почти осушая свою бутылку. Драко правда презирал его. Первое время. С годами это презрение трансформировалось в банальную зависть, а из нее — в скрытое обожание. С примесью ненависти. Он ненавидел его несуразные волосы, ярко-зеленые глаза и идеальную линию челюсти. Еще больше он ненавидел то, каким клише это являлось. И себя за то, как вляпался. Но ненавидеть так многое и так сильно было утомительно, поэтому он просто ненавидел Поттера. По крайней мере, пытался. — У меня комплекс папенькиного сынка, — резко начал он. — Я его обожествлял, сам помнишь, как эти первогодки тебя в начале года. Любое его слово было священным. Все его нотации были моим катехизисом. Я должен был одеваться, говорить, ходить и смотреть на всех, как он. Я должен был читать книги, которые он читает. Я должен был держать осанку так, как держит ее он. Я беспрекословно делал все перечисленное курса так до шестого. Такое бесследно не проходит. — А что случилось потом? — А потом я увидел его на рейде, — Драко горько усмехнулся и вновь взял огневиски. Гарри нервно сглотнул и отвел от Малфоя взгляд. Тот недолго заставил себя ждать и продолжил: — У него ни единой эмоции не было на лице. Он, как машина, убивал без разбора всех, кто попадался под руку. Пока Лорд смотрел, конечно. Когда Лорд отворачивался, он позорно убегал, чтобы не смотреть в глаза тем женщинам, которые чудом остались целы и чьих мужей и сыновей он только что убил. Я всю жизнь подражал тому, кто пытался подражать Лорду. Такое отвращение и к себе, и к нему передать словами проблематично. Гарри молчал долгое время. Драко мгновенно стал жалеть о том, что сказал. Тем более, Поттеру. Тем более, пьяному Поттеру. — Думаешь, лучше умереть хорошим человеком, чем жить тварью? — У гриффиндорцев и слизеринцев понятия о морали сильно различаются, Поттер. — Тварь и в Рейвенкло тварь, Малфой. Я просто не понимаю, кто я теперь. Я не понимаю, кто теперь ты. — Точно не тот, кому стоит рассказывать о своих комплексах. — Ты настолько сам себе не доверяешь? — Я уже никому не доверяю. Гарри приподнялся на локтях и сел, скрестив ноги. Его немного качало. — Знаешь, а я тебе всю жизнь завидовал. Сам себе в этом не признавался, конечно, но завидовал. У тебя живые родители, огромное количество денег, и жил ты вряд ли в чулане. Сомневаюсь, что тебя когда-то лишали еды или запирали под лестницей на несколько дней. Но... Прости. Я правда не знал. Всю твою игру в подражание я никогда не воспринимал так серьезно. Я всегда думал, что твоей голове не за что болеть: обеспеченное будущее, уважаемое положение в обществе, наверное, женился бы на какой-нибудь девушке из священных двадцати восьми, Гринграсс, например, но... Я никогда не думал, что быть по ту сторону баррикады может быть так же тяжело. — Тебя запирали в чулане? — Ну, я там жил, пока мне не исполнилось двенадцать, — ответил Гарри. Драко долго молчал. — Ты в самом деле сражался за тех, кто запирал тебя в чулане? — Не только за них, Малфой. И не только я сражался. Драко уже давно перестал считать, сколько выпил за это время. И когда Поттер встал, чтобы уйти, а Малфой встал следом, он понял, как сильно был пьян. Перед глазами все кружилось и размывалось, а конечности ему не поддавались, и он уже падал обратно на траву, когда руки Поттера его обхватили и не дали упасть. Внезапный невидимый толчок, исходящий с обеих сторон, будто встряхнул их, зарядив обоих странного рода энергией. — Это так Связь происходит?... — тихо спросил Гарри, не выпуская Драко из своих рук. — Не знаю, кто там сидит наверху и каким пойлом травится, но, — пролепетал Малфой заплетающимся языком, — но чувство юмора у него отвратительное. — Я это отвратительное чувство юмора заценил еще на четвертом курсе, — рассмеялся Гарри, — у тебя на метке изображены оленьи рога. У меня патронус — олень. — П-почему ты мне не сказал? — А ты бы стал слушать? Драко не знал, смеяться ему или плакать. Гарри знал только то, что, если он сейчас отпустит Драко, тот упадет плашмя на землю. Драко решил засмеяться.