Синапсы

Хейли и не заметила, когда успел испариться Курт, оставив их с Питером наедине. Вокзал промелькнул мимо со всей его многоликой толпой, смыв Ночного Змея в неизвестном направлении. Они свернули, явно не собираясь пока возвращаться. Хейли вяло огляделась, ощутив пряные запахи корицы и имбиря: Питер привел ее в какое-то кафе. — Я за десять шагов слышу твой желудок, — кривовато улыбнулся Питер, — перекусим?       Хейли благодарно посмотрела на Питера, вымученно улыбнулась. Тот коротко сжал ее руку, усадил за столик, и куда-то отошел. Хейли взяла салфетку, чтобы сложить из нее лебедя. Лебедь не получался, салфетка рвалась. Перед девушкой звякнула большая чашка пахнущего имбирем кофе. Запах был совершенно рождественский, не подходящий ко времени года, но вызывал такие светлые ассоциации, что у Хейли немного отлегло внутри.       Перед Питером появилась чашка с чаем и тарелка с какими-то печеньками. Перед Хейли — шикарный, дымящийся сэндвич, из которого оранжевый сыр капельками стекал на тарелку. — Ты вообще ешь что-нибудь кроме всякой ерунды? — поинтересовалась Хейли, глядя на совершенно несерьезную закуску Питера. — Если бы не ел, меня бы не хватило ни на один забег, — усмехнулся Максимофф, — ты удивишься, сколько мне надо еды на самом деле. — Не думаю, что сильно удивлюсь, — хмыкнула девушка, разглядывая многослойный сэндвич, и вяло раздумывая, как не вывихнуть себе челюсть, кусая его. — Когда тебе сняли гипс? — опомнилась Хейли, обнаружив только сейчас, что Питер с утра, в общем-то, на своих двоих. — Разбил его об ступеньки. Случайно. Раза с пятого. — А нога? — Да все срослось, я мечтал снять эту хрень с момента, как ее наложили. — А как же мой автограф на нем? — Не волнуйся, как раз твой автограф остался цел, и я даже положу его в шкатулочку и буду иногда открывать и рассматривать. Время от времени. Лет в шестьдесят будет актуально. Хейли хихикнула. — Как ты? — вдруг спросил Питер. Было видно, что молчание до этого момента далось ему с трудом, но Хейли была ему за это очень благодарна. Ей было очень нужно побыть в себе немного, прежде, чем с кем-то всё обсудить. — Не знаю. Не самое приятное, что было в моей жизни. — Что он тебе сказал? На тебе тогда лица не было. — Да так, — отвернулась в окно Хейли, — напомнил, почему мы подружились, и почему больше не можем дружить. Может быть, профессор и угадал с тем, что послал именно меня вернуть Джима, ведь я бы сумела его уговорить. Только Эрик хитрее Чарльза. И забрал Мэдрокса к себе, без шансов. Питер побарабанил пальцами по кружке, помолчал. И решил перевести тему: — Так, а что у тебя… ну, под майкой? — Чего? — чуть не подавилась Хейли. — Я имею в виду, что ты показывала Мэдроксу в аэропорту? Его всего аж перекосило. — А… — Хейли усмехнулась. — Могу и тебе показать, только не здесь. Словила воздушный поцелуй от Скотта Хэнку. Ртуть тоже несколько перекосился от такой информации. — Ты бы это… не трогала никого больше, что ли… А то знаешь, споткнется человек, а кровь из носа у тебя пойдет. — Что же мне теперь, в вакууме сидеть? — Меня трогай, — великодушно разрешил Питер, — мы уже выяснили, что я для тебя безопасен. Хейли рассмеялась. — Я подключаюсь по собственному желанию, а не по первому касанию. Плохо бы мне пришлось в общественном транспорте, — Хейли все же изловчилась откусить от сэндвича так, чтобы из него ничего не вывалилось. — А мы, кстати, где? — Хейли посмотрела в окно, пытаясь узнать улицу. — Да в километре от вокзала. До института можем тачку поймать, если Максимофф-Экспресс тебя не устраивает. Торопишься? — Не особенно. — У Хейли в голове всплыло вчерашнее обещание Хэнка поговорить. А говорить с ним не было желания. Не до этого, вот, во-об-ще. Выйдя из кафе, Хейли даже подумала, а не прогуляться ли им по городу, чтобы немного стереть из памяти исчезающего в никуда Мэдрокса. Вдоль по улице блестели витрины, где-то играла музыка из фургончика с мороженым. И рядом был Питер: такой теплый, в скрипящей куртке и немного расплывающийся на фоне серого неба. И хотя солнце было затянуто облаками, свет резал глаза так, что они заслезились. Девушку качнуло, и она оказалась в объятиях Ртути. — Ты горячая, — тихо сказал он. — А ты — наглый, — возмутилась Хейли, и удивилась, потому что слова прозвучали не очень внятно. — Дурочка. У тебя температура, — Питер мимолетно коснулся ее лба губами, убеждаясь в том, что у Хейли — лихорадка. Не спрашивая, он поднял край ее майки, и присвистнул: вокруг пузырей от ожога кожа была очень красная, воспаленная, и шло это через весь живот вниз. Не слушая дальнейшие возмущения Хейли, Питер поднял ее на руки. Картинка вокруг смазалась, девушку обдало таким сильным ветром, что сбилось дыхание, и Хейли сильно зажмурилась. Пришлось спрятать лицо на груди Питера, уткнувшись в него носом. Остановка тоже была не слишком мягкой: все внутренности, казалось, перемешались и сбились в один ком. Питер бережно положил Хейли на какую-то кушетку, и вместо Ртути над Хейли возник Хэнк. «Вот, блин» Он без разговоров разрезал на ней влажную от пота майку, и здорово нахмурился, увидев то, чем стал вчерашний ожог. — Я ведь все обработал и нанёс тебе мазь. Почему такое воспаление? — рядом загремели какие-то инструменты, зашуршали салфетки. — Я все смыла. — Зачем? — замер Зверь. — Ты меня так сильно… достал вчера. Не знаю, зачем. Просто была очень зла. — Хейли ойкнула и дернулась, когда живота коснулись салфетки с антисептиком. Они показались просто ледяными, и боль проткнула ее до самого позвоночника. Ее знобило, было очень холодно, хотелось закутаться в пуховое одеяло. Ожоги не беспокоили ее, пока их не трогали. Но сейчас Хэнк что-то с ними делал: мазал, протирал, бинтовал, и Хейли глухо стонала сквозь сжатые зубы. Самым мерзким оказалось прикосновение марлевой салфетки: она чувствовала каждую гребаную нитку в переплетениях, и все они резали ее как бритвы. Потом еще в плечо воткнулась игла, и от жгучего антибиотика отнялась, к чертовой матери, вся рука. Когда пытки у Хэнка иссякли, Хейли думала, что именно сейчас он начнет разговор, которого она так хотела избежать, но МакКой только подключил к ней капельницу, и приглушил свет. В голове был бред, несвязные картинки и сюрреализм. И хотя Хейли не спала, ей виделась всякая ерунда. Хотелось попросить жирафа перестать играть на саксофоне, и помочь ему перейти широченное шоссе, по которому взад и вперед неслись игрушечные машинки. Приходил Питер, трогал прохладными руками ее щёки и говорил, что отдаст ей свою футболку взамен той, которую разрезал Хэнк. Потом был профессор: он ничего не говорил, только посидел рядом, и после него в голове осталось эхо голоса Мэдрокса и приятная пустота. Казалось, что одна она не оставалась ни минуты, рядом все время кто-то был. И когда, наконец, лихорадка спала, оказалось, что прошли всего лишь сутки. Хотя самой Хейли казалось, что она вечность крутилась в водовороте из липкого пота, подушек и галлюцинаций. — Тебе лучше? — спросил Хэнк, как сквозь вату. Хейли облизала сухие губы. — Меня как в стиралке прополоскало, — она приподнялась на локте и огляделась. Лазарет. Медчасть, в которой лежат время от времени самые несчастные мутанты. Белые стены, голубые шторки, большие окна, запах стерильности. Девушка ощупала свой живот, и обнаружила, что туловище крепко перевязано бинтами. Натянув простыню повыше и придерживая ее рукой, Хейли осторожно села. Хэнк подошел к ней, потрогал лоб, посчитал пульс на запястье. От локтя девушки тянулась трубочка к заканчивающемуся пакету с раствором. — Повязку надо менять два раза в день, — сказал Хэнк, трогая бинты, чтобы понять, не пропитываются ли они сукровицей. — Это мне здесь торчать, пока не заживет? — погрустнела девушка. — Не надо было смывать мазь. Хейли показала Хэнку язык, совершенно по-детски. — Еще раз покажешь — я тебе его откушу, — Хэнк снял очки и потер уставшие глаза. — Да ты злой, — фыркнула девушка. — Меня злят некоторые мутантки, которые сначала влезают в мою нервную систему, а потом беспощадно этим пользуются. — Я все еще могу, — хмыкнула Хейли. — Только попробуй. Хэнк хотел отойти, но Хейли молниеносно цапнула его за руку. К сожалению, при всем очевидном спокойствии и простоте, у Хейли Додж была черта, за которую она и получила прозвище Хелл: она не могла не ответить на вызов, пусть даже на самый невинный. Их с Мэдроксом безумные споры часто заканчивались плачевно: перевязанные руки у обоих и шрам от ожога на память от спора, кто дольше продержит руку над огнем зажигалки. Синяки, и немного побитая мебель после очередной драки, когда у одного из них кончились аргументы (угадайте, у кого?). И, наконец, отсутствие электричества в течение нескольких дней во всем особняке Ксавьера после того, как Хейли схватилась за провода на крыше подстанции, доказывая Мэдроксу, что её биоток и электричество — одной и той же природы. И теперь Хэнк совершил ту же самую ошибку. Слова «только попробуй» приравниваются к нажатию на красную кнопку. Даже учитывая то, что девушку вымотала суточная лихорадка, ей оказалось достаточно одного касания, чтобы мгновенно расползтись по синапсам, нейронам и сплетениям Хэнка. МакКой не мог пошевелиться, лишь успел выразить лицом все, что он о Хейли в данный момент думает. А девушка перебирала всё, что происходило в его крови. Вся его химия сейчас была для нее открыта, и все отражалось в ней самой. Она почувствовала, как сыворотка сдерживает прорывание внешней мутации Хэнка, как выплескивается кортизол — гормон злости, и, почему-то, эндорфины. Это происходило и раньше. Этот же коктейль как газировка шипел в венах Зверя, когда Хейли ворочалась в постели две ночи подряд. И, глядя в глаза Хэнку, Хейли усмехнулась уголком рта, неторопливо, забавляясь, сняла с него очки, и прекратила воздействие. Все это заняло от силы десять секунд. Едва Зверь смог двигаться, у него гневно дернулись ноздри, зрачки расширились до черноты, поглощая яркий голубой цвет радужки. В мгновение он перехватил руку Хейли, крепко сжав хрупкое запястье. — Хейли… — в голосе прорвался рык. — Мы вчера не договорили, да? — сощурилась девушка. Хэнк смотрел на ее губы так, словно если не получит их сейчас, то разорвет ей горло. Быть изнасилованной Хейли не то, что не хотелось, она ощутила реальный страх того, что это может произойти сейчас и здесь. Но Хэнк явно контролировал себя лучше, чем могло показаться. В секунды этот порыв изменился, Зверь прижался к Хейли лбом, и уставился на нее широкими зрачками. — Зря ты это, — выдохнул он. — И давно ты… так реагируешь? — С момента, как ты влезла в мои нервы в первый раз. Я чувствую тебя, когда ты «на связи», и при отключении меня просто разрывает. Это какой-то побочный эффект нейронной связи. Я сожрать тебя готов, только бы ты не отключалась от меня. Хейли осторожно оттолкнула Зверя, который и сам не сопротивлялся. Отключиться сейчас было проще, девушка сильно ослабла. На эту выходку ее подбили лишь слова Хэнка, и сейчас у нее явно не было сил поддерживать связь. Хэнк ушел, не оглядываясь, и даже не забрав очки, сжимая кулаки до хруста в костяшках. А Хейли тихонько сползла с кушетки, с трудом натянула джинсы, и поискала свою майку, забыв, что с ней пришлось распрощаться. Зато на стуле лежала аккуратно сложенная черная футболка «Pink Floyd». Не по размеру большая. И никаких вариантов, очень по-Максимоффски.