Слизерин — это призвание

Всё началось на платформе девять и три четверти. Гарри был весь в предвкушении встречи с друзьями. Не только с Роном и Гермионой, с которыми он и не расставался, а вообще со всеми. Он даже мысленно перечислял, кого он вскоре увидит. Ну, не то чтобы перечислял, конечно, а представлял их размытые образы, и хотел как можно быстрее восполнить пробелы и недочёты своей памяти. Но его глаза напоролись на нечто неприятное: слизеринцев. То, что это слизеринцы, было понятно и без школьных опознавательных знаков в виде галстуков и эмблем. Они все были в чёрных мантиях, хотя стояла довольно жаркая погода и рядом был маггловский Лондон. А ещё они сгрудились угрюмой толпой в стороне от поезда — все вместе; и малыши были внутри кольца взрослых, как учеников, так и провожающих. Гарри стало физически больно и на глаза навернулись праведные гриффиндорские слёзы. Он понял, почему они все так стоят. Но быстро, махнув кому-то в ответ, даже не поняв на чьё приветствие отвечает, отвернулся от них. И только тогда перевёл дух. Стоять к ним спиной было стыдно, а повернуться — вообще невозможно. Уши пылали. Гарри понял, что весь учебный год будет разгребать это дерьмо. А ещё он понял, что министерству удалось каким-то образом собрать весь Слизерин в полном составе, судя по тому, что он успел заметить и нейтрального Блэйза, и тёмных Пьюси и Малфоя. И ещё: их было очень много — большая чёрная толпа. Гарри, конечно же, рассуждал на тему сколько из них и кто именно приедет учиться в этом году. И по его рассуждениям получалось, что в основном возвратятся одни нейтралы, да и то не все. А большинство разъедутся на учёбу в заграничные школы. «Но значит министерство нашло как надавить на них всех», — угрюмо констатировал Гарри. Его уже тискали, приветствовали, хлопали по спине и плечам, и лезли лобызаться. Гарри всем улыбался и черты друзей ускользали от его взгляда, опять, как и в мыслях. До отправления поезда оставалось не так уж много времени, а погрузиться нужно было ещё целому факультету, поэтому Гарри поспешил увести в поезд всех, кто ещё вертелся на перроне. Краем глаза он заметил спешащих Рона и Гермиону, а там и ярко-рыжая копна волос Джинни мелькнула. Но он не притормозил у двери, а постарался как можно быстрее освободить проход, и других убеждал поторапливаться. Гарри пошёл по коридору, на ходу закрывая двери всех занятых купе. Если кто-то начинал протестовать, то он просто шикал на них: «Сидеть. До отправления не высовываться! Потом будете в гости ходить. Двери держать закрытыми до отправления». И так сто раз, вперемешку с приветствиями и пожеланиями на новый учебный год. Его челюсть грозила отвалиться, а язык пересох. Но Гарри был собой доволен. Он был просто уверен, что Гермиону назначили старостой школы. Или не назначили, если вдруг решили, что восьмикурсники будут как бы вне школьного распорядка. Но в любом случае, пока кто-то поймёт и разберётся как лучше загрузить в поезд слизеринцев, он успеет сам всё сделать. «Загрузить? Придёт же в голову такое!» — думал распалившийся не на шутку Гарри. Он услышал их за своей спиной и побоялся оглянуться. Не то чтобы они переговаривались — они молчали. Но просто Гарри почувствовал напряжение и конечно же услышал шаги и возню. Он быстро пошёл вперёд и вперёд, и скользнул в свободное последнее купе последнего вагона. Оглушительными хлопками громыхали защелкиваемые двери. Гарри был рад, что пока его стараниями не произошло ни одной драки. А в том, что они будут, он не сомневался. Только с замиранием сердца и грустью надеялся, что хотя бы без его собственного участия. Гарри сидел, как на иголках, и размышлял о коварном плане, придуманном Министерством. Вернее, он хотел бы знать точную цель этого плана. Очень бы хотел. Потому что сам лично чего-то не понимал. В его купе, оставленное открытым, так никто и не заглянул. Когда возня в коридоре прекратилась, он с опаской выглянул за дверь, но там было пусто и спокойно. Тогда Гарри вышел из своего временного укрытия и пошёл искать своих. На середине второго вагона от конца, состав тронулся. Гарри исходил из того, что Рона он услышит и за закрытой дверью, поэтому даже не порывался распахивать ещё не открытые купе. И конечно же, его ожидания оправдались: голос Рона он услышал, как только вошёл в следующий вагон. Но ничего хорошего это не предвещало — обсуждали слизеринцев и куда их нужно засунуть. А что тут поделаешь, придётся подойти и присоединиться. Правда, когда Гарри появился в проёме открытой двери, все резко замолчали и, как бы переведя дыхание, начали заново. Но это уже был не спор о слизеринцах, а приветствия, воспоминания, высказывание мыслей о светлом будущем. Гарри про себя порадовался, что его друзья оказались так чутки к нему, избавив от неприятной темы. Он сел рядом с Джинни и обнял её за плечи. Никто и бровью не повёл. Реакции на события у его друзей — либо слишком сильные, либо просто отсутствуют. «Ну конечно же — слизеринцев здесь нет — выражать эмоции микродвижениями лицевых мышц на этой половине магического мира совершенно некому», — зло промелькнуло в голове и рассеялось в надежде на лучшее. А Джинн прижалась к нему потеснее, положив руку ему на грудь. В вагон въехала сладкая тележка, возвестив о себе не менее сладкими звуками. Гарри обрадовался — она пробудила такие яркие воспоминания детства. Все невольно начали трогать свои карманы, силясь вспомнить сколько там денег, ведь теперь, как в детстве, нельзя вытащить на ладошку кнаты, чтобы было удобней считать. Гарри заулыбался, размышляя, почему же нельзя? Но тут идиллию прервали резкие звуки. Было понятно, что кто-то не хочет кого-то пустить к тележке. Почему? Всегда всем хватало обширного ассортимента сладостей — были бы деньги — запас был неиссякаем. Закричала та женщина, которая возит тележку, — началась драка. Гарри мгновенно оказался в коридоре с палочкой наизготовку. Но то, что он увидел, его потрясло. Взрослая женщина вместо того, чтобы прекратить драку, схватилась за свой возок и направилась по коридору, не давая таким образом Гарри ни малейшей возможности оказаться в эпицентре драки. Даже если она была сквибом, а не волшебницей, это не помешало бы ей остановить избиение первогодки двумя более старшими мальчиками. Гарри, чтобы её пропустить, пришлось нырнуть в соседнее купе, предварительно обратно затолкав туда нескольких всполошившихся хаффлпаффовцев. Он, очень сильно волнуясь, крикнул поверх голов, чтобы дерущихся разняли. Как только пышная дама вслед за тележкой миновала купе, Гарри сразу же побежал по коридору и схватил одного из парней, громко командуя прекратить это безумие. Второй мальчишка отцепился сам, заметив кто встрял в их драку. Этого, которого крепко держал, Гарри швырнул в сторону Рона, будучи уверенным в том, что тот разберётся. А сам поднял с пола мелкого бледного мальчика. — Как ты? — приседая к нему, на автомате спросил Гарри, хотя было понятно, что тому очень сильно досталось. И заглянул мальчику в глаза. Там была пропасть безнадежности, с которой Гарри познакомился в чулане под лестницей. — Эпискеи, — произнёс Гарри, обнимая его и надеясь, что заклинание сработает без палочки, которой в данный момент просто совершенно негде было махать. «Восстанавливаю», — услужливо перевёл его всполошившийся, мечущийся ум, а сердце, похоже, переместилось в центр груди и пульсировало, как будто перегоняя свою кровь ребёнку. «Восстанавливаю, восстанавливаю…» — заполошно и с неистовой надеждой твердило оно. Кажется, получилось. Гарри поцеловал мальчика в макушку и поспешил встать, прижав его к своим ногам, чтобы их двоих не затоптали. Всем хотелось новостей и объяснений, поэтому толпа напирала. Где они все были, когда нужно было мальчишек разнять? А Гарри не мог похвастаться внушительными габаритами, чтобы защитить ребёнка своим телом. Ему нужно было начать что-то говорить, только тогда у него был неплохой шанс защититься от толпы. Но тут Гарри заметил Джинни и поспешил выпустить мальчика из рук, потому что увидел в её глазах Аваду, направленную на этого несчастного ребёнка. «Это что, такая дикая ревность? Или что?» — удивился, встревожился и испугался Гарри. Через толпу с конца вагона начал пробираться Малфой. Гарри его сразу же увидел, как только тот открыл дверь, ведь он был выше всех. Ну и конечно же притягивал внимание Гарри, как по волшебству. Или можно сказать, что автоматически, — тут Гарри запутался в определениях, и совсем забыл о Джинни, а Малфой тем временем довольно быстро приближался. Он что-то тихо говорил, но что именно Гарри не мог разобрать, и все сразу же расступались — эти сдержанные слова оказывали неизгладимое и в точности нужное впечатление на невольных участников затора. Когда Малфой вышел на первый план, Гарри сразу же понял в чём дело — на груди у того горел значок старосты факультета. Очевидно, что те, кто его позвали, рассказали всё, что видели и слышали. Но может быть Малфой просто знал этого ребёнка? Он подгрёб мальчика к себе одной рукой, а второй сделал жест расступиться, и хотел молча двинуться обратно в свою сторону. Всё и так было понятно без объяснений. Но его догнали злые слова: — Ты его так молча и уведёшь?! Как будто ничего не было! — Что тебе нужно, уизли? — Гарри мог поклясться, что «Уизли» было произнесено с маленькой буквы. — Чтобы эта падаль, этот ублюдок извинился перед нормальными пацанами! — выпалил как на духу весь красный от перевозбуждения Рон. Гарри чуть не провалился сквозь землю от стыда. Быть настолько тупым и настолько невоспитанным! Пока Малфой отвечал, что мальчик чистокровный, а значит ни разу не ублюдок, и извиняться перед своими обидчиками не будет, Гарри кого-то обошёл, кого-то отодвинул со своего пути и встал перед Роном, заслонив собой Малфоя с ребёнком. — Рон! Ещё слово и извиняться будешь ты. — Тихо и веско произнёс, глядя другу прямо в глаза. А во всеуслышание добавил: — Всё, разошлись — вопрос исчерпан! — Да ты! Ты сражался! Ты — за всех… А теперь врагов защищаешь! — недоумённо похлопал глазами Рон и удивлённо пожевал губами, раскрашенными по контуру яркими веснушками. — Вот именно — за всех! — громко сказал Гарри. Он ощущал, что Малфой начал двигаться и больше всего на свете захотел, чтобы тот быстрее ушёл и увёл несчастного мальчика, поэтому продолжил свой нравоучительный спич: — Я избавил от Волдеморта слизеринцев точно так же, как и тебя. Они тоже так же пострадавшая от него сторона, как и ты! И я никому не позволю третировать ни в чём неповинных детей, Рон! Даже такому Герою войны, как ты. Гарри сверкал глазами и сжимал кулаки, действительно готовый отоварить своего верного друга и даже, если понадобится, в лицо, а не только по корпусу. А ещё Гарри был готов за этого бледного тоненького мальчика вцепиться ему в глотку. Зубами. Он понимал, что это какая-то немотивированная суперзлость, но ничего не мог с собой поделать, — она просто была. И избавиться от неё мгновенно не было никакой возможности. Джинни и Гермиона их поспешно растащили, а другие быстро оттёрли друг от друга два образовавшихся кружка по интересам — одни увещевали Рона, а вторые многозначительно молчали вокруг Гарри. Рон ещё что-то выкрикивал, но пробраться сквозь толпу в узком коридоре он бы не смог — не Малфой всё же, хоть у него на груди тоже горел значок старосты факультета. Гарри точно не помнил как он оказался в купе. Эта сцена казалась ему омерзительной. Он ни о чём не мог думать, кроме как бесконечно прокручивать её в голове и пытаться как-то изменить ход этих мерзких событий. Джинни впилась ему в руку и тесно прижалась. Гарри попытался выяснить степени свободы для своего тела и оказалось, что вся правая сторона будто бы парализована: Джинни схватилась за его руку, крепко прижалась к боку и закинула свою ногу как будто бы себе на ногу, но на самом деле та практически лежала на бедре у Гарри. Он попытался пошевелиться, но у него вполне ожидаемо не получилось. К тому же он добился этим только того, что Джинни начала поглаживать его по плечу и дышать на щеку и почти в самое ухо. Вот чего Гарри точно не хотелось, так это того, чтобы она полезла целоваться. Рон всё ещё где-то недалеко в коридоре возмущался. И единственное, почему Гарри до сих пор не подорвался с места и не ударил его — это то, что на нём самом мёртвым грузом висела ронова дражайшая сестра. И только потому, что Гарри очень сильно хотел драться, он больше так ничего вслух и не сказал. Гермиона наконец заткнула своего похоже бывшего парня. Гарри в ужасе понял, о чём таком он подумал. Но это же было очевидным: даже если Гермиона будет мириться с глупыми, а по сути бесчеловечными, выходками Рона, то тот не позволит ей находиться рядом с собой, поскольку она всё равно будет его нещадно критиковать. Он терпеть не станет. Только не теперь, когда он такой король положения. И если Гарри не мог прямо сейчас стряхнуть с себя его сестру, то он просто удалился далеко в свои мысли, которые никто бы не смог прочитать по его лицу. А думал он теперь о волосах Малфоя. Какие они длинные и красивые, то есть белые. А значит — красивые. И о том, что они непременно магического происхождения. Наращены какими-нибудь супер-пупер чистокровными чарами, потому что вырасти сами за неполных четыре месяца такие никак не могли. И видимо есть какая-то не менее чистокровная причина их носить, раз он явился в Хог с причёской, как у своего папаши, прекрасно зная, что гриффиндорцы за одно это могут с него три шкуры содрать. Мысль о том, что Малфой мог специально таким образом нарываться, Гарри в голову даже не пришла, потому что для него было совершенно очевидным, что такое просто невозможно — слизеринец в нынешней ситуации так себя никогда бы не повёл. Гарри очень медленно всё жё выбрался из захвата Джинни, потому что применил безотказную тактику: обиняками намекнув, что сейчас пойдёт один туда, куда взрослому парню вовсе не требуется сопровождение. Она с сожалением проводила его взглядом. Конечно же ни в какой туалет он не пошёл. Гарри с облегчением, пошатываясь, всё дальше и дальше шёл прочь по подрагивающему коридору поезда. Он вовсе не хотел встретить Малфоя — ему сейчас совершенно нечего было тому сказать. Он даже боялся встретить его. Но всё же пробирался вперёд, чтобы подальше уйти от проблем и от Рона. И от гриффиндорцев — подальше. Через два вагона, у купешек с задёрнутыми шторками, Гарри остановился, чтобы перевести дух, и засмотрелся в окно на сельский пейзаж. Его взгляд едва цеплялся за мелькавшие поля и перелески — мысли не давали ему сосредоточиться на чём-то постороннем. И когда он выхватил из общего шума «Малфой» — очень удивился, что раньше не слышал разговора из приоткрытого следующего купе. Девочки-малолетки обсуждали всех подряд. Гарри уже хотел двинуться дальше и не подслушивать, но тут они заговорили на интересующую его тему и он просто не смог шевельнуться, вцепившись рукой в поручень. — Ему так идёт с этими длинными волосами! — Да ему и с одной длинной чёлкой тоже шло! — Ну теперь он совсем как настоящий чистокровный! Девочки дружно рассмеялись. — Он и с чёлкой был настоящим чистокровным! Они снова все вместе дружно грохнули. — Лиз, а это что-то значит?! — Ну да, на языке чистокровных это какой-то древний знак, да, Лиззи? — Конечно! Даже не сомневайтесь! Но только очень древний! Они снова смеялись. — Расскажи, Лиззи! Не ломайся, расскажи! — Мы же хотим знать, Лиз! Расскажи, а то я ночью расплавлю тебе Берти Боттс в тапочек! Этой славной угрозе они тоже дружно рассмеялись. Причём сама Лиз, как Гарри понял, тоже радостно заливалась со всеми. — Это древняя традиция, её давно никто не придерживается. Девочки снова дико ржали, отреагировав на эти слова чем-то вроде: «А мы и не знали», «А мы и не догадывались». Гарри показалось, что он уже целую вечность ждёт настоящего толкового ответа. — Всё очень просто: когда чистокровный женится, он перестаёт обрезать волосы, пока у него не родится наследник. Послышались возгласы недоумения. А Гарри напрягся: вот это поворот! Малфой женат?! Адреналин безжалостно лупанул по уже порядком подуставшему телу. Но к счастью девочка вскоре продолжила и Гарри на эти слова даже неистово заулыбался во всё лицо: — Но так как у Малфоя нет на пальце родового обручального кольца и даже приготовленного для предложения помолвочного перстня нет, то я смею предположить, что он просто выбрал себе невесту и таким образом отпугивает всех остальных! Или не выбрал, но отпугивает! Девочка залилась счастливым смехом и подружки подхватили. — А почему же тогда его папочка Люциус ходит с длинными? «Да, вот именно!» — Гарри тоже очень интересовал этот вопрос. И он с нетерпением ждал, что невидимая, но уже горячо им любимая Лиззи ответит именно на него, а не на подначки и пустые девчачьи ахи-вздохи. — А ему понравилось! — всхлипнула от смеха Лиз. — Что вы на меня смотрите! Ну не стригся, заметил какой красавец с длинными волосами, и так и ходит! Они снова дружно грохнули. — Говорю ж вам: кто сейчас правила соблюдает! Гарри счастливо заулыбался. «Действительно, зачем обрезать такие красивые волосы!» Девочки ещё смеялись и что-то говорили, но он уже не мог их слушать. Его мысли уносились вскачь куда-то далеко вперёд и он сам за ними не поспевал. Он, как сомнамбула, продолжил двигаться вперёд по подрагивающему коридору, даже не взглянув в проём распахнутой двери на своих милых девочек-щебетуний. Очнулся он только в последнем пустом купе. Сел за стол и поискал взглядом из чего бы трансфигурировать чернильницу. Но ничего не нашёл. Тогда обыскал свои карманы. Обнаружил сложенный вшестеро бывший свиток пергамента с приглашением на восьмой курс Хога, где было указано, что тот не будет повторять программу седьмого, а будет построен так, чтобы повторить и восполнить все необходимые знания за все семь лет обучения. Таким образом самая большая проблема — с бумагой — была решена. Гарри просто достал огрызок карандаша из кармана брюк, ещё там лежала магловская жевательная резинка. И принялся размышлять. Пространно надолго не вышло. Мысли скатывались к планированию конкретных неотложных действий. Гарри замучился заставлять себя думать о глобальном. И просто перевернул давно машинально разглаженный пергамент чистой стороной вверх. И принялся быстро царапать карандашом записку, отвлекаясь только на досадно мешающие подрагивания поезда. «Уважаемая Директор! Минерва, у меня к Вам большая просьба: я хочу пройти перераспределение вместе с первокурсниками. Ну позвольте мне такую прихоть. Объяснить можно, например тем, что я по-настоящему умирал и теперь совсем другой человек. Ну что-то вроде того, что «магический фон» мог измениться. Пожалуйста! Мне очень нужно. Ваш Гарри. Неуёмный и старательный гриффиндорец Гарри Поттер» Вот теперь он почувствовал себя намного лучше и уверенней, и позвал Херши. Это его новый эльф — один из пяти. Тот, которого он назначил прислуживать лично себе вместо Кричера, объяснив тем, что мол будет жить вдали от дома, а отрывать Главного эльфа от особняка нехорошо. Таким образом он филигранно разрулил сложную ситуацию, когда не хотел нарушать вековые традиции дома Блэков, но и иметь в личном услужении мерзкого Кричера, тоже не хотел. «Спасибо МЕРЗКОМУ Министерству за выделенную квоту молодых эльфов», — не без сарказма подумал Гарри и отправил Херши с посланием к МакГонагалл. Теперь Министерство казалось Гарри даже более мерзким, чем старый облезлый злобный Кричер.