Слизерин — это призвание

Гарри с трепетом переступил порог Большого зала — он чувствовал, что сегодня выйдет отсюда совсем другим человеком. И он не жалел. Как и не жалел о том решении, когда отказался от Слизерина. Наверное оно было правильным тогда: ведь как бы он жил среди врагов? Теперь его покоробило от этого, пришедшего на ум слова, а тогда всё казалось таким правильным... В общем, Гарри понимал, что тогда не мог допустить и мысли поступить иначе, поэтому сейчас был снова уверен в своём решении. Джинни, как в поезде, обвила собой его руку, только теперь левую, потому что справа от него на скамью обычно садилась Гермиона и оттереть её даже у невесты не было бы никакой возможности. Гарри прекрасно понимал, что все эти жесты имеют очень большое значение — они так прямо и заявляют права на его тело и конечно же душу. «Но ничего. Это в последний раз!» — невольно очень чётко проступила мысль. И сразу же за ней пришло осознание того, что он в последний раз сидит рядом и с Гермионой тоже. Возможно они будут ещё вместе на уроках, но в этом зале рядом — точно в последний раз. Гарри схватил руку Гермионы и поспешно выпалил: «Я так рад, что мы снова вместе в этом зале!» Подруга пытливо посмотрела на него, её глаза увлажнились и она по-доброму улыбнулась. Джинни зачем-то дёрнула его, но Гарри не хотел отрываться от глаз Гермионы, поэтому он поспешно спросил у неё что первое на ум пришло: — Ты помнишь, распределение до или после речи Директора? — Речь в конце, — уверенно ответила Гермиона и снова заулыбалась. Она видимо понимала, что Гарри хочет общаться именно с ней, а не с юной мисс Уизли. Но от Гермионы всё же пришлось отвлечься, потому что заговорила МакГонагалл. Она всех поприветствовала, но на ту самую речь это пока что не было похоже. Джинни нехотя села прямо, наконец дождавшись от Гарри одобрительного взгляда и даже дежурной привычной автоматической улыбки. И вот Директор сказала то, от чего его сердце отчаянно дёрнулось, и адреналин незамедлительно хлестанул по всем венам: — Итак, начнём наш торжественный вечер! Прежде чем начать процедуру распределения, мы прибегнем к очень редкой, но в этом году так необходимой процедуре перераспределения. Гарри Поттер, Герой Магического Мира, и наш любимый ученик и друг, как вы все знаете, какое-то время был по-настоящему мёртв. Его магический фон при возвращении к жизни мог стать совершенно иным. Мы, педагогический коллектив и Попечительский совет, не можем игнорировать этот возможный факт и обречь дорогого нам человека мучиться на не совсем подходящем ему факультете, если смена магического фона всё же произошла. Отовсюду посыпались вопросы, а некоторые ученики просто бурно выражали свои эмоции. Директор на это сделала успокаивающий жест двумя руками, как бы гася поднявшуюся волну непонимания и осуждения. — Но что ж тут такого? Если не изменился, то и не изменился — Шляпа нам об этом незамедлительно сообщит! Процедура перераспределения ни в чём не отличается от процедуры распределения. Прошу Вас, Гарри! МакГонагалл мастерски дала возможность всем ещё немножко пошуметь, пока Гарри шёл к столу, а она сама трансфигурировала маленькую детскую табуреточку в более подходящее для выпускника лёгкое кресло с деревянными подлокотниками. Сначала у закоренелой гриффиндорки получился стул с красным сидением, но Директор отвергла эту версию, так как всё-таки хотела избежать какой бы то ни было факультетской раскраски. И какая ей оставалась: розовая, голубая, цвета лазури или оливковая? Вот тогда и появилось просто полностью деревянное кресло. Гарри шёл не торопясь. Джинни вообще не хотела его отпускать. Говорила, что перераспределение — никому не нужный фарс, ведь все знают, как он предан родному факультету, и это невозможно изменить. — Тогда о чём ты беспокоишься? Я схожу и вернусь обратно, — сдержанно возразил Гарри. Судорожная и одновременно стальная хватка медленно ослабла и руки бывшей невесты упали ей на колени. Он понимал, что Джинни в тот момент уже могла чувствовать свой проигрыш, и то, что его невестой точно не останется. Но об этом он, как ни странно, не печалился. Ещё месяц назад Гарри не смог бы даже представить себе ничего подобного — дорога его жизни казалась ему простецки прямой и ясной: вместе с Джинни. А теперь он был абсолютно точно уверен, что именно Джинни совершенно необязательный атрибут его ровной дороги. Гарри зажмурился и, одновременно, разворачиваясь к залу, медленно сел в кресло. И только после этого открыл глаза — волновался. Ученики уже почти угомонились под строгим взглядом Директора. И тогда она взяла со стола Шляпу, и надела ему на голову. Гарри ожидал, что артефакт с ним заговорит, и он попросится на Слизерин с тем же рвением и уверенностью, что и в первый раз, только теперь уж наоборот — туда. Но Шляпа казалось не пробудилась от спячки, ведь она ещё не пела приветственную песнь. Гарри разволновался: а что если она вообще никак не отреагирует! Но заговорить вслух он с ней не мог — все бы услышали, а на мысленные сигналы и даже вопли она почему-то не отвечала. И вот, когда ему на полном серьёзе уже казалось, что прошло не менее четверти часа, а разочарование и паника почти с головой захлестнули его, Шляпа выкрикнула на весь зал: — Слизерин! Вот если б ты в первый раз меня послушался, то сейчас не приходилось бы тебе сидеть здесь как первокурснику и умирать от волнения. Иди к своему факультету и больше никогда не предавай его! Директор поспешно сдёрнула Шляпу с головы Гарри, покрасневшего во всё лицо. Символично, что он предстал перед своими новыми сокурсниками в гриффиндорской раскраске. А Шляпа всё не унималась, теперь перейдя на ворчание: «Волдеморт-Шмолдеворт! Мог бы справиться с ним и со Слизерина...» В тишине замершего в немом оцепенении зала её слова были всем хорошо слышны. Гермиона прыснула со смеху и схватилась руками за полыхающие огнём щёки. И с этого мгновения все ожили и начали двигаться, и что-то говорить. Гарри встал и, не обращая внимания на Директора, которая вопросительно смотрела на него, пошёл к столу своего факультета. Следовало о чём-то подумать. Ведь он запрещал себе строить далеко идущие планы, и теперь у него не было припасено ни одного — могло же ничего и не получиться! Так к чему же было их зря строить. А что же делать теперь? «Да сперва нужно хоть куда-то присесть!» — в отчаянии всхлипнул про себя Гарри. — «Ведь место для первогодок занимать нельзя — засмеют!» Гарри лихорадочно соображал, стараясь делать невозмутимое лицо, как подобает слизеринцу. И тут он мысленно заржал: «Да, факультету нужно соответствовать!» А в этот момент как раз и время на обдумывание закончилось, потому что он уже дошёл до стола и даже более того: оказался прямо за спиной Малфоя. Гарри миновал оставленные с краю места для первогодок, и, находясь вблизи от них, справедливо расценил и подтвердил себе, что они точно не для него. Дальше сидел кто-то из парней со средних курсов, которого Малфой наверняка заранее приставил к первокурсникам, а за ним сразу же — староста факультета. И Гарри понял, что его место именно рядом с Малфоем. «А где же ещё?» Он оценил так, что остальные смогут легко сдвинуться на одно сиденье — места на лавке вполне хватало. И тогда Гарри не очень громко сказал: — Сдвиньтесь все влево — моё место рядом с Малфоем. Гарри знал, что если он скажет: «Со старостой», — то это только вызовет скандал. А фамилия Малфоя оказала магическое воздействие — все и правда сдвинулись. А Малфой наконец-то обернулся и посмотрел на него. Гарри снова невольно зарделся, но вид имел нахальный, и переступил через лавку легко — не запнувшись. Тогда факультет приветственно ему захлопал. Гарри снова ржал про себя, а всем улыбался и пару раз поклонился, присаживаясь на своё место. — Чего ржёшь, придурок?! — с нажимом на «ржёшь» на ухо спросил Малфой. Гарри так же почти прижался к его уху и честно ответил: — Мне хлопают, что я через скамью не перецепился! Малфой добродушно рассмеялся, чем поднял настроение всему факультету и причём как-то сразу. Теперь он вслух для всех сказал: — Рады тебя приветствовать дома, раз ты наш! Некоторые со своих мест закивали. — Я очень рад, что наконец-то дома, — в ответ, так же кивая, для всех ответил Гарри. Он прекрасно понимал, что кто-кто, а слизеринцы мгновенно сделали все необходимые умозаключения, чтобы в точности понять, о чём говорила не в меру разговорчивая сегодня Шляпа. Которая, кстати, затянула наконец-то свою традиционную песню. И все переключили внимание на неё. Но только не Гарри разумеется. Он принялся лихорадочно соображать — наконец-то строить планы на будущее. «Подружиться! Подружиться. Со всеми подружиться», — отчаянно стучало как в бубен одно и то же в голове. Руки Малфоя расслабленно лежали поверх мантии на коленях, и осанка принца приковывала взгляд к его спине. «Подружиться с Малфоем прежде всего», — невольно подумалось именно это. И Гарри вдруг ощутил, что теперь с Малфоем и у Малфоя всё будет хорошо. «Наверное и он тоже сам не будет ссориться и задираться. А может быть даже пойдёт на сближение без особых приглашений, ведь он же уже сказал: домой. Никто же его за язык не тянул». Дальше Гарри боялся думать. Пришло время приветствовать новеньких и Гарри тоже на автомате захлопал. А ещё он только теперь заметил, что его галстук сменил цвет и подумал, что это магически кто-то навёл. Вот только кто? Не МакГонагалл же. «Нужно будет пойти и поблагодарить её завтра же с утра. Или сегодня? Вряд ли». Малыши замерли в шеренге и профессор Стебль начала их вызывать. Некогда интригующая и завораживающая процедура, теперь, со слизеринского места, казалась Гарри рутиной. Всё равно слизеринцы точно знали своих, а кто там в каком мозаичном порядке распределится по другим факультетам было совершенно неинтересно — Гарри это почувствовал. И одновременно вспомнил, что ещё ни разу не посмотрел на свой факультет. «На Гриффиндор», — поправил сам себя. Однако он отметил, что не слышал с их стороны выкриков или громких воплей, которые даже сквозь его столбняк непременно бы продрались. Он хлопал вместе со всеми слизеринцами и вместе со всеми молчал, и продолжал думать о своём: «Нужно будет Гермиону расспросить и даже в думосборе посмотреть!» — Гарри неодобрительно с себя беззвучно рассмеялся, потому что это же абсурдно — по-прежнему хотеть знать о гриффиндорцах всё. Фамилия того мальчика из поезда оказалась Майерсон, а Гарри знал, что это девичья фамилия жены Пьюси. Вот и разгадка. Он с удовольствием хлопал, пока маленький слизеринец шёл к столу. Следующим был кто-то из Гриффиндора — Гарри одним выражением лица ответил на немой вопрос соседа через стол: «Ну и что!» И тот отстал. Малфой заметил гляделки и внимательно посмотрел на Гарри. Тот и ему молча ответил: «Ну и ничего!» «Ладно», — кивнул Малфой. Гарри нравилось «дома» — за столом стояла идеальная тишина, ведь пока ещё ужин не начался. Может быть у Гарри в голове и были какие-то мысли, но он не мог ни одну поймать и понять — они все куда-то спешили и разбегались. МакГонагалл сказала какую-то речь, но поскольку факультет не хлопал, не прерывал её вместе со всеми, то и Гарри сидел себе смирно и плавал в своём сиропе из незнакомых ему пока чувств. Как удивительно было ощущать, что на Гриффиндоре он всегда стремился быть не как все и всегда думал о том, что он должен в данную секунду сделать. «Должен. Чтобы что?» А здесь он спокойно сидел и не высовывался. Гарри чувствовал, что так, как ведёт себя весь факультет — так и правильно. И если Малфой скажет смеяться посреди речи МакГонагалл, то он будет смеяться и вовсе не потому, что должен. «А почему?» — Гарри запутался. Он не мог понять почему, но ощущал, что так правильно. И всё. Ему нравилось здесь сидеть и соблюдать какие-то неписанные правила чистокровных. Ему очень нравился его факультет — даже гораздо больше, чем там, в поезде, когда он его ещё совсем не знал, но уже принял решение к нему присоединиться. За ужином много чего случилось. Например, Гойл попросил его передать ему куриные ножки. Гарри с удивлением понял, что слизеринцы тоже лопают эти ножки, как никогда несытый Рон. И в то же время не случилось ничего. А вот при выходе из зала Гарри и не хотел, чтобы что-нибудь с ним или с кем-то из факультета случилось. Но на самом деле оказалось, что и не могло. Оказывается все быстро ели, хоть и разговаривали между собой. А потом по знаку Малфоя, когда остальные факультеты ещё даже не собирались расходиться, взрослые парни «незаметно» встали и пошли к двери. Незаметно, потому что все двигались плавно, не источая агрессии. За ними пошли часть старших девчонок и средних, потом малыши и Малфой кивнул Гарри, чтобы и он шёл вместе с ними. И он конечно же пошёл, так и не взглянув на стол Гриффиндора, чтобы не провоцировать. Хоть его личное игнорирование своих бывших тоже могло стать провокацией. Но всё, что он мог, — это побыстрее покинуть зал. И он вывалился из дверей вместе с первокурсниками, чувствуя себя почти что героем, потому что сегодня ни с кем не подрался. А следом за ними вышли остальные девчонки и за ними — средние пацаны и Малфой, а потом — старшие парни, которые всё это время «держали заслон» по ту сторону двери. Теперь Малфой кивнул Гарри подойти. И он какое-то время стоял, пока толпа его огибала, а Малфой сам поравнялся с ним. И дальше они пошли вместе. В общем-то порядок шествования в подземелья был почти тот же, только старшие девушки и парни были равномерно распределены по всему строю, а Малфой замыкал его. Ну и Гарри радовался, что он позвал его к себе, в этот первый ряд от предполагаемого противника. Уж больно всё напоминало военные действия. Первогодки крутили головами по сторонам и из-за них процессия двигалась гораздо медленнее, чем могла бы. Но поскольку погони за факультетом точно не было, то никто их и не подгонял. Гарри подумал, что когда все (а тут нужно читать гриффиндорцы) увидели это спланированное организованное отступление, то решили не тратить зря силы, ведь весь Слизерин никому не побороть, даже трём факультетам вместе взятым. А вот, когда они будут раздроблены по классам и малолетки будут отдельно, вот тут можно будет побороться, особенно с младшими. Гарри скрипнул зубами. Малфой расслабленно прогулочным шагом шёл рядом. И Гарри казалось, что у того и правда всё хорошо — такой у него был вид.