IV. Крылья дракона

На ресницах женщины в зеркальной глади дрожат снежинки и Азамату кажется, что он никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Она тоже подается ему навстречу и так трогательно кладет свою ладонь на ледяную преграду между ними. Азамат тянется за ятаганом, чтобы одним сильным движением разбить ее клетку и освободить. Кажется, Она читает его мысли и невинно улыбается: — Ты так мне не поможешь. Я не могу выйти, не так просто. Но, если хочешь — я смогу впустить тебя сюда, в мой мир, где мы будем только вдвоем. На целом свете. Хочешь? Хочешь спасти меня от вечного холода и одиночества? Азамат никогда ничего не хотел так сильно. Он будет с ней, прекрасной, наедине. Навсегда. — Хочу, — с придыханием отвечает Азамат. — Я весь твой. Джадис мягко проводит по льду, ведя рукой сверху вниз. Гладь будто вздрагивает и становится больше похожей на быстро бегущий поток воды. — Я люблю тебя, мой спаситель, царевич Азамат. Тархистанца пробивает дрожь от того, как она произносит его имя. Он уже давно ничего вокруг не слышит кроме ее голоса. Поняв, что словами здесь не поможешь, Зафира рывком приближается к брату и со всей силы отвешивает тому пощечину. Азамат молниеносно разворачивается и со злостью смотрит на сестру: — Ты меня не удержишь, — с угрозой в голосе произносит он. — Азамат, опомнись, — царевна невольно делает шаг назад, пугаясь взбешенного взгляда брата. Единственный, кому на перебранку явно наплевать — это сам шаман. То, что Джадис нашла себе нового фаворита (а он знает, что она — притворяется) ему только на руку. Продолжая крепко сжимать запястье Тюркиз, свободной рукой Шаукят точит ритуальный нож о большой потемневший камень. — Азамат, — властно зовет Алим, но брат лишь вытягивает в его сторону меч. — Я знаю, ты ее тоже хочешь. Но она — только моя. И я убью тебя, если понадобится. Старший царевич ежится, словно от удара. Он вытягивает ятаган в сторону брата, но разум преобладает над гордыней, и он медлит. — Что, кишка тонка? — зло усмехается Азамат. — Я всех вас порешу, если станете на моем пути. Анзор, младший из царевичей, выступает перед Алимом с ятаганом наготове: — Я — на стороне законного тисрока и отдам за него жизнь, если понадобится. Азамат усмехается: — Малец, а не пошел бы ты… Противный звук удара металла о затылок сотрясает воздух. Азамат падает на пол, так и не закончив фразу. За ним стоит Витольд с тяжелым подсвечником в руке. Испуганная Зафира с облегчением улыбается. — Отдохни малость, жених, — бросает потерявшему сознание Витольд. Далее тельмаринец вальяжно разворачивается к колдунье за стеклом: — Я победил сопляка. Тебе ведь нужен мужчина, а не великовозрастный мальчишка? Ведьма расплывается в сладкой улыбке: — Мой господин. Витольд жадно оглядывает колдунью с ног до головы, скользит бесстыдным взглядом по обнажённым плечам, приоткрытой груди, округлых бедрах: — Господин… Признаюсь, красота твоя сводит с ума, но… На что ты пойдешь ради меня? Зафире кажется, что ей перекрыли кислород невидимой холодной рукой. Внутри она понимает, что Витольд под действием магии. Темной магии. Но ревность, смешанная с чувством предательства, медленно отравляет ее изнутри. Младший брат сжимает ее ладонь, будто защищая, но Зафира этого даже не замечает. — Витольд, — слабо зовет она. Тельмаринец ее не слышит. Колдунья заливается звонким смехом: — Я сделаю для тебя все, что пожелаешь. Витольд облизывает губы: — Я хочу большего. — Большего? — Джадис выгибает аккуратную тонкую бровь. — Ненасытный. — Большего, чем ты дала ему. — Витольд смотрит на шамана с холодной ревностью. Он подходит к ледяной глади почти что вплотную. Пар от его горячего дыхания ударяется о преграду меж ним и колдуньей. — На что ты способна? Чем ты его покорила? — Моя сила не знает границ… — мягко отвечает Джадис. — Назови, что такого сделала ты, чего никто другой сделать не мог? — рявкает Витольд. — Я убила тисрока, — с тенью высокомерия говорит Джадис. Витольд довольно усмехается: — Тогда нам будет, чем заняться. Я перейду в твой мир и стану твоим господином. В этот раз настоящим. Джадис улыбается и преграда между ними становится похожей на волнующуюся воду. — Витольд, не надо! — рвется ему навстречу Зафира, но кто-то крепко хватает ее за руку и тянет назад. Царевна пытается вырваться. — Анзор, отпусти! Анзор!!! Когда царевна оборачивается назад, ее «пленителем» оказывается совсем не брат, а король Тельмара. — Тише, пожалуйста, — просит тот, не ослабляя хватки. Зафира не понимает. Она снова бросает взгляд в сторону Витольда. Тот будто гладит рукой стену, за которой стоит ведьма. Как же жадно он на нее смотрит… — Таш тебя побери! — кричит вдруг шаман, потирая колено. Зафира упустила момент, когда Тюркиз ударила старика ногой по колену и тот, от неожиданности, выпустил из рук ее запястье. Рассерженный, шаман со всей силы бьет Тюркиз по лицу и та, оставаясь связанной, падает назад. Дальше все происходит слишком быстро: Витольд рывком хватает шамана за край халата и швыряет в сторону зеркала. Как только Шаукят пропадает за ним, поверхность снова становится гладкой, словно лед. Не медля ни минуты, Витольд хватает тот самый подсвечник, которым ударил Азамата, и разбивает зеркало. Ледяной покров разбивается тысячей осколков и подавшаяся было вперед Тюркиз вскрикивает. Она жмурит глаза и Витольд понимает, что туда явно попал ледяной осколок. Тельмаринец опускается перед ней на колени и осторожно освобождает от пут. Тюркиз открывает глаза и выглядит очень удивленной: — Витольд? Тебя увидеть я совсем не ожидала. Ну и заморыш! Где так извалялся? Тельмаринца словно молнией пробивает. Старомодный манер ее речи, он в последний раз слышал его лет десять назад. А потом даже столица и замок постепенно перешел на общее наречие. Витольд не может выдавить из себя ни слова. Тюркиз смеется его обескураженности: — Что дядя твой сказал бы, когда б увидел сей наряд? Не думаю, что радостью глаза б его светились. — Он бы меня простил. Тому сомнений я почти что не имею, — хриплым голосом отвечает Витольд, даже забывая удивиться тому, что он совсем не забыл старого наречия. — Т… Тюркиз выжидающе смотрит на него несколько мгновений: — Ну что же ты? Хотя годов прошло немало с тех пор, как мы с тобой играли во дворах, но имени я все же не забыла, того, кто дорог был. Похоже, ты забыл. Терезия — давай, тебе напомню. — Не стоит. Я его не забывал. Тюркиз сияет: — Так что же ты его не называешь? — Терезия, — глухо повторяет Витольд. Тюркиз снова смеется: — Ну вот же, правда, не забыл! Подумать только, словно снова в детстве! Алим постепенно приходит в себя. Лицо из удивленного становится решительным. Он стискивает руки в кулаки и намеревается расставить все по местам. Что за дьявольская магия сделала это с его любовью, его путеводной звездой? Почему она так странно разговаривает и называет себя другим именем? А главное, почему тельмаринец ей подыгрывает? Ладонь Зафиры ложится на его плечо: — Не нужно, — шепотом просит она. — Что происходит? — требовательно спрашивает Алим. — Первая любовь, — все так же тихо отвечает Зафира. Тюркиз подается вперед, навстречу Витольду, продолжая сидеть на коленях: — Давай отправимся домой? Витольд, меня обратно в замок ты заберешь? Прошу, не откажи, коль я тебе еще немножко дорога. В горле у Витольда встает ком. Забрать домой? Да он ее бы на руках туда отнес, но такое вряд ли понравится тархистанцам, о присутствии которых он уже успел забыть. — Если того ты пожелаешь. Тюркиз принимается часто моргать. — Мне, кажется, в глаза что-то попало. Посмотришь? Витольд подается ей навстречу, кладя руку на нежную щеку. Тельмаринец чувствует на своих губах ее дыхание. Терезия перестает часто моргать и Витольд замечает у нее в глазу очень маленькую льдинку. Странно, как она не растаяла? — Постой, одно мгновение. Терезия с умилением смотрит на его сосредоточенное лицо: — Люблю тебя, еще как в детстве. Витольд замирает с платком в руке, так и не дотянувшись им до лица Терезии. Она же еще раз моргает и маленькая льдинка выскальзывает из глаза со слезой. Жена царевича трясет головой, а беззаботность с ее лица куда-то пропадает. — Ничего не могу вспомнить, — она поднимает глаза на Алима, — Свет моих глаз! Хвала Таш, ты жив и цел! Теперь уже Тюркиз вскакивает на ноги и бросается на шею царевичу. Витольд остается сидеть на коленях, по-прежнему сжимая в руке белый носовой платок. Его взгляд устремлен в никуда, а внутри — жжет щемящая пустота. Проклятый осколок Белой ведьмы. Или, благословенный? Нет, все-таки, проклятый.