Drabbles and Crossovers

Мистик-Фоллс — дыра. Особенно по сравнению с Нью-Йорком. Алек Лайтвуд прозябает в этой дыре уже месяц двенадцать дней и восемь с половиной часов. Ровно столько же Алек Лайтвуд тренирует девять с половиной мудаков местной футбольной команды. Девять с половиной потому что Донован — отличный парень, а на счет Сальваторе еще стоит подумать. Алек Лайтвуд считает этот месяц самым ужасным в его жизни и постоянно смотрит на часы, отсчитывая сколько он уже горит в Аду, пока примитивная Кэролайн Форбс в, наверное, сотый раз дефилирует мимо него в своей откровенной черлидерской форме. По вечерам Алек выпивает в баре, старательно не замечая новости о пропавших или растерзанных животным людях и того факта, что мистических существ в этом городе чуть ли не поровну с обычными людьми. Его не волнуют проблемы города с на восемьдесят процентов — он уверен — выдуманной историей. Он не лезет в разборки двух братьев Сальваторе, немо симпатизируя Стефану, и в душу Зальцману, убеждая себя в том, что молча пить вместе на глазах учеников тоже неплохо. С Алариком у них две разных слабости с одинаковым именем, наверное, поэтому то между ними и выходит в некоторой степени какое-то подобие дружбы. Что же до Стефана — Алек просто видит в нем что-то от себя. Сальваторе такой же хороший правильный мальчик со своим огромным демоном внутри. Для Стефана его демон, как для вампира, весьма нормальный — человеческая кровь, а вот для Алека, как для брата, не очень — Изабель. Золотой снаружи, но прогнивший до основания от совершенно глупой и неправильной любви к сестре Александр и зависимый от человеческой крови, как от наркотика, Стефан могут встать на одну планку. Самую нижнюю, естественно. Алек Лайтвуд ходит на все эти мероприятия, в чьих названиях безоговорочно присутствует хотя бы одно однокоренное к слову «Основатели». У него складывается впечатление, что эти основатели построили город только для того, чтобы им посмертно последующие столетия лизали зад. Он постоянно посматривает на сенсор, у которого все это время демоническая активность на нуле, и старательно открещивается от настойчивой примитивной, Кэролайн Форбс, которой, кажется, совсем невдомек, что спать с учителем — неправильно. «С сестрой, конечно, правильнее, Лайтвуд.» — замечает подсознание, и он заказывает еще один бокал скотча. Алеку вообще-то вдомёк, что спать с несовершеннолетней, особенно с той, у которой мать шериф, — плохо, но по его действиям так не скажешь. То, как он вжимал ее в кровать и сминал губы многочисленных поцелуях, говорит об обратном, определенно. Несмотря на пару пьяных ночей, Примитивная Форбс неизменно бесит до зубного скрежета на пару с Гилберт. И если вторая раздражает только своим сходством с Фрэй, которое заключается в высоких моральных принципах, исключительно правильных поступках и предсказуемом финале: все золотые девочки рано или поздно пожертвуют собой во имя благой цели (это, конечно, трагично и очень канонично), то первая просто своим существованием. Примитивная Форбс просто действует на нервы своими поверхностными интересами и действиями. Она попусту растрачивает время других и кислород. Она мнит себя королевой бала — после глупой номинации «Мисс Мистик» особенно — оставаясь куклой, от которой Алеку хочется избавиться. Ему выпадает шанс сделать это, когда на город во время очередного праздника нападает армия невесть откуда взявшихся демонов, но та дрянь, что сидит внутри и зовется человечностью, не позволяет. Чтоб эта сука подохла также, как и щеначья верность Конклаву и стремление всегда следовать Закону. Алек вытаскивает ее из эпицентра событий буквально за белокурые волосы, пачкая их собственной кровью, землей и ихором. Она вопит так, как и подобает смазливым блондинкам в страшных фильмах. В его колчане осталась всего одна стрела, и он может существенно облегчить себе жизнь, воткнув ее Примитивной Форбс в сердце. Вместо этого стрела отправилась в одну из четырех голов шипящей твари. Он, определенно, пожалеет. Вообще-то Алек лучше бы спас Стефана, Бонни или Аларика, но возникло несколько проблем: вампирам, как оказалось, нипочем даже демоны, Беннет он так и не нашел, а Аларику помощь совсем не требовалась, учитывая его воскрешающее кольцо и вязь чернильно-черных Ангельских рун, которую он так тщательно прятал под длинными джемперами. Той ночью из Мистик-Фоллс выбираются всего пятеро (не)людей. Только один делает это, не получая ни единой душевной раны, тупая боль которой, обычно, мучает всю оставшуюся жизнь. Он следует до неприличия простому правилу: не привязывается ни к чему. Александр Лайтвуд просто ни за что не держался там, облегчая себе жизнь. За Александра Лайтвуда теперь держится вечно все усложняющая Примитивная Форбс. Она цепляется за его куртку, когда они все собираются разъехаться, говоря, что не знает, что делать дальше. На его глазах из куклы она в одно мгновение оборотилась в потерянного ребенка. Следующие месяцы на его глазах она строила себя заново. Следующие месяцы она собирала вдребезги разбившуюся себя по крупицам: возвращалась к по-девчачьи цветочным платьям, завивала платиновые кудри и старалась до безумия много говорить на отвлеченные темы, преодолевая с Алеком сотни миль за сутки. Кэролайн Форбс училась жить новой жизнью вне Мистик-Фоллс. Кэролайн Форбс во всяком случае усердно пыталась. Настолько усердно, насколько это вообще было возможно с жуткими кошмарами из прошлого каждую ночь, от которых спасали только сильнее сжатые им в холодных объятиях ребра. Благо, Кэролайн Форбс есть за что (кого) держаться.