Drabbles and Crossovers

Блэр Уолдорф красиво улыбается глянцевыми губами, поправляет яркий обруч на голове и обнимает руками, обтянутыми в бордовый шёлк перчаток. Вероника давит приступ тошноты от ее сладких духов и слов, что она лицемерно произносит перед отцом. Хуже старой Вероники из Нью-Йорка может быть только обычная Блэр. — Папочка. — она на отца не похожа совсем, но любит он её чуть ли не больше самой Вероники. Кажется, все же больше, потому что не позволяет марать руки о грязные делишки, не использует в корыстных целях и называет своей маленькой принцессой. Гермиона молчит, потому что дочь ее мужа от женщины, с которой он ей изменил, когда она сама была беременна, — худшее, что может придумать вселенная. Но ее никто не спрашивал, поэтому она целует Блэр в обе щеки и крепче сжимает пальцы дочери, пытаясь поддержать. Вероника знает, что ближайшие шесть месяцев, отведённые судом мистеру Лоджу на общение с дочерью, будут адом. Она не прогадывает нисколько. /// Блэр надевает украшения от Тиффани, юбки последних коллекций и тошнотворно девчачьи ободки — символ короны папочкиной маленькой принцессы. Блэр очаровывает абсолютно всех, и теперь в ее фаворитках ходят Шерил и Джози. Ей становится скучно на третий день, поэтому она получает главную роль в спектакле Кевина и организует лучшую предвыборную компанию в школьный совет. Она ставит под каблук Шерил, достав какие-то жуткие доказательства ее страшной тайны, Джози, шантажируя связями с Нью-Йоркскими шишками звукозаписывающих лейблов, и Бульдогов — их стоило все лишь поманить пальчиком. Вероника знает, что Блэр свои игры только начинает, поэтому просит друзей не подходить. — Тебя не учили чувству меры, Блэр? — Вероника появляется в дверном проеме, когда Блэр распускает уложенные в валик волосы, что красиво струятся по светлому шёлку халата. — А тебя манерам, похоже, Ронни. — у неё голос бархатный, но настолько стервозный, что Веронике хочется вставить себе в уши беруши (лучше сразу ножи). — Нельзя входить без стука. Надменная, манерная интонация режет слух — Лодж отвыкла от лицемерного и глянцево-испорченного Нью-Йорка. — Сбавь обороты. Это не Констанс, здесь твои правила не работают. — Правила, как и историю, Вероника, пишут победители. Но тебе это вряд ли известно. Девочка-на-вторых-ролях. — она улыбается уголками губ, захлопывая перед ее носом дверь. Следующим Блэр забирает Арчи. Он от Чака до невозможного далеко и ей вроде как и не нужен — не Серена, чтобы подбирать что-то из чувства жалости — но что-то внутри говорит, что надо. Просто так. Он хороший такой, добрый, искренний, чистый, и Блэр даже на секунду задумывается о том, что не хочет его использовать. Но в итоге с его помощью получается отлично насолить Веронике и занять место в школьном совете. Блэр мало. Блэр хочет жара и интриг. /// — Вечеринка в моей квартире в восемь. Не опаздываем, мальчики. — Блэр вручает маленькие конвертики из красной бархатистой бумаги с фирменной печатью Уолдорф-Лодж Бульдогам и очаровательно улыбается глянцевыми губами. Вероника на секунду задумывается, что матовые помады перед этим явно проигрывают. Чертова Блэр. — Устраиваешь вечеринку в моем доме, не поставив в известность, Блэр? — Лодж надламывает бровь и упирает руку в бок. — Папочка сам предложил. Они уезжают за город с Гермионой. Наверное, он забыл тебе сказать. Последняя фраза — чистая насмешка с намеком на то, что Блэр теперь в жизни отца играет роль поважнее Вероники. Ронни не признает, но скалится от обиды и уходит, развернувшись на каблуках. На вечеринке у Блэр только избранные, а у Вероники флешбеки такие, что мутнеет рассудок. Она помнит вечеринки в Импаер у Басса, в пентхаусе Ван дер Вудсен и губы Блэр на своей груди; Вероника помнит, как руки Блэр скользили под платье, как влажный язык проходил за ухом, по шее, ключицам, как она покусывала ее соски и рёбра. Вероника помнит свои стоны и развязное: — Ты маленькая ненасытная сучка, Ронни. После этих слов Блэр надавливала на ее бёдра, чтобы раздвинуть пошире, и входила двумя пальцами. Вероника трясёт головой, избавляясь от навязчивых образов, но цитрусовый аромат Бомшелл, шлейфом тянущийся за Уолдорф, делает картинки ярче, живее, реальнее. Лодж почти выбегает на балкон, жадно хватая ртом воздух. Ей бы голову под холодную струю воды, чтобы напрочь забыть медово-сладкий, тягучий, словно ириска, голос Блэр над ухом и ее поцелуи со вкусом спелой вишни; ее дыхание в макушку и пальцы, нежно поглаживающие скулы, шею и запястья Вероники. — Грустишь, Ронни? И снова этот голос, прямо за спиной, дыхание, обжигающее кожу, и остренькие ноготочки, убирающие с оголенных лопаток Лодж пряди волос. Вероника дрожит так, что подкашиваются колени и она вцепляется в балюстраду, чтобы не упасть. — Ронни. — руки Блэр поднимаются по оголенным предплечьям и оглаживают плечи, губы в липкой помаде едва касаются острых позвонков меж лопаток. — Не хочешь мне ничего сказать, Ронни? Блэр прикусывает мочку уха, чуть привстав на носочки. Вероника отрицательно мотает головой, стараясь контролировать дрожь в теле. Она знает провокации Блэр. О том, что она соскучилась, до боли под рёбрами и до разодранных в кровь ладоней соскучилась, она не скажет никогда. — Уверена? — Уолдорф едва ощутимо покусывает шею, а на коже Ронни цветами распускаются карминовые следы дорогой помады. Вероника уверенно, как ей кажется, кивает, а Блэр глухо посмеивается, проходясь кончиками пальцев по ее шее. — Ты так очаровательна, когда пытаешься быть сильной и уверенной. Скучала же по мне, признай. — Блэр разворачивает девушку к себе, придавливая поясницей к белым перилам балкона. Она смотрит насмешливо, чуть прищурив тёмные, шоколадные буквально, глаза, в которых пляшут шальные огоньки. Взгляд у Блэр тёплый, горячий даже, и очень внимательный, изучающий, проникающий в самую душу. Под ним хочется съёжится, втянуть голову и спрятаться в панцырь и, готовой на все, что она скажет, кинуться в ее омут с головой одновременно. Блэр Уолдорф — чертёнок, чуть ли не на пол головы ниже самой Ронни и уже в плечах — миниатюрная, но невероятно властная, горячая Блэр. — Так что, скучала, малышка? — у неё дергаются кончики губ, а большой палец оглаживает скулу Ви и проходится по губам, размазывая помаду. Вероника сопротивляться больше не может, шумно выдыхает и подаётся вперёд, ластится, как кошка, к руке и тщетно пытается поймать ее губы. Блэр отодвигается чуть, проходится кончиком язык по контуру ее нижней губы, горячо дышит и смеётся. — Скучала. — выносит вердикт и чуть царапает ногтями плечи, притягивая к себе. Уолдорф целуется страстно и требовательно, покусывая губы и переплетая языки. Веронике вроде как омерзительно должно быть — с Арчи они все ещё встречаются, а Блэр ее родная сестра — но ей, на удивление, совершенно плевать. Пока жар от ладоней Блэр распространяется по телу, ее укусы красуются на ключицах, а меж их губ месиво из матово-винной и глянцево-алой помад, Лодж вообще плевать на все — на то, что Джози некстати совсем решила выйти на балкон покурить в том числе. — Ты невыносимая сучка, Блэр. — хрипит Вероника, закидывая голову назад, чтобы открыть девушке доступ к шее. — Но тебе же это нравится.