Drabbles and Crossovers

Лидия вопит истошно, громко, до слез в глазах и хрипоты. Лидия вырывается, впивается ногтями в кожу почти до крови, и брыкается, как может. Шерил держит. Сильно, вжимая в себя и морщась от боли, когда Лидия царапает ее плечи. Шерил держит, чувствуя, как начинает глохнуть, как высокий крик сестры разрывает барабанные перепонки в клочья. Кажется, скоро пойдёт кровь. Шерил держит. Крепко, цепко, глотая слезы и целуя ее ключицы. Она никогда-никогда не отпустит. Пусть даже Лидия всю кожу исполосует в кровь, рыжую копну выдерет подчистую, до глухоты доведёт, до синяков испинает — Шерил все равно не отпустит, даже не подумает. Шерил помнит, как Лидия впервые заговорила о голосах в голове — казалось, что это детская шутка, плод детского воображения или попытки припугнуть маленькую сестренку — не более. Вот только пугливой Лидия была, а не Шерил. Вот только Лидия попросилась в кровать к сестре и дрожала всем телом, спрашивая хриплым шепотом со слезами на медно-рыжих ресницах: «- Слышишь, Шерри?» Шерри не слышала голоса, но крик Лидии в ночь их четырнадцатилетия отчетливо. А потом ещё много раз. Шерри слышала ругань родителей, разговоры о «Сёстрах Милосердия» и поганое «поехавшая» из уст отца. Они хотели увезти Лидию утром, предварительно поговорив о том, что ей помогут, что все будет нормально, но Шерил подставила кухонный нож к своей шее: — Вспорю, если тронете, заберёте, хоть попытаетесь. — в подтверждение она надавливает на кожу, окрашивая лезвие капелькой ярко-алой крови. Яркой, как ее фирменная кленовая помада и эта чёртова роща в разгар осени. Мать визжит, зажимая ладонями рот, а Шерил улыбается. Ее Лидию никто не тронет. Ее Лидия всегда будет с ней. Лидия тогда мягко целует ее, шепча слова благодарности, и ее лицо такое бесконечно красивое в лунном свете, что имеет бордовый оттенок из-за полупрозрачного балдахина кровати. Шерил хочет сорвать этот балдахин, чтобы все в этом мире знали, что Лидия с ней, Лидия ее и что они послали всех и всё ко всем чертям. Но вместо этого Шерил лишь скользит губами по ее белоснежной шее, оставляя бордовые следы липкой помады, и ловит губами ее тихие-тихие стоны. Тихие стоны, а крики ее все ещё громкие. Сейчас, с появлением маньяка в Ривердэйле, Лидия кричит больше, громче и безумнее. Кричит, предчувствуя смерть. Кричит на духов, которых больше никто не видит, и из-за голосов, что больше никто не слышит. — Я хочу уехать, Шерри. Я устала. Помоги мне. — Лидия плачет, как ребёнок. Ее голос осип и огрубел, а глаза покраснели от слез. Шерл знает, что Лидии бы уехать куда-нибудь подальше, в тихое место, где смертность ничтожно мала, но она лишь эгоистично шепчет: — Мы справимся. У Лидии губы соленые, сухие, искусанные и покрытые кровоточащими трещинами. Они, как и их хозяйка, почти безжизненные, и она даже не отвечает на поцелуй. — Помоги мне сбежать, Шерри. — она плачет, уткнувшись носом в плечо, и шепчет куда-то в ключицу. Шерил давит эгоизм и боль внутри и согласно кивает, гладя ее по, кажется, совсем выцветшим волосам. — Я устрою наш побег, Лидс. /// На реке Свитуотер ветрено и Шерил кажется, что это шелестят кроны деревьев, пока она не замечает, как Лидия двигает губами. Говорят, голос — это оружие Банши, и Лидия научилась управлять своим. Временно лишить человека возможности двигаться, например. — Я люблю тебя. Извини. — Лидия целует сестру, обхватывая лицо ладонями, и стирает пальцами с ее щёк непроизвольно катящиеся слезы. Шерил не может пошевелиться, закричать — сделать хоть что-то. Обида, злоба, боль — все внутри смешивается, взрывается, Ей словно все кости переламывают пополам, когда Лидия усаживается в лодку к ней спиной и отплывает от берега. Шерил чувствует себя брошенной, ненужной, выкинутой в утиль, но даже заплакать не может нормально. Она наблюдает за расплывающимся огненным пятном, что неумолимо отдаляется от неё, а затем чувствует, как из лёгких воздух вышибает, а горло начинает гореть огнём и зудеть изнутри. У Шерил не остаётся выбора, и она кричит истошно и громко, заставляя Лидию обернуться за долю секунды до того, как ее лодка подпрыгивает на пороге, переворачиваясь и выкидывая ее головой прямо на камень. Шерил остановиться не может, наблюдая, как сильное течение быстро уносит порозовевшую воду и пламя длинных волос, безжалостно ломая тело хозяйки о камни. Она в истерике бьется, поверить глазам своим не может и кричит до хрипа. Когда оцепенение спадает, Шерил самостоятельно даже стоять не в состоянии, а потому угловатые коленки и ладони разбиваются о гальку. На реке Свитвотер в этот день проливается смертельная и не очень дозы голубой крови Блоссомов, и раскрывается чертово мистическое проклятие их рода: близнец может быть только один и судьба выбирает сильнейшего.