Наваждение

Разморило так сильно, что уснул на диване с расстегнутой ширинкой и липкой рукой. Леонид готов был заржать в голос, когда после душа застал друга в таком положении. Растрепанные волосы, приоткрытый рот, из которого чуть ли не слюни текут, и сперма в ладошке, на вид как засохший клей. И этому мужику тридцать пять лет. Пришлось будить, практически пинать в сторону ванны, и то и дело посматривать на ту самую руку, в которой был результат их общего желания. От подобных мыслей внутри растекалось приятное чувство удовлетворения, словно под ребра запихнули теплую грелку. И Леониду нравилось это чувство, окончательно убеждая в том, что все правильно, и так оно и должно было быть. Неизвестно, как бы повернулась их жизнь, если бы они начали отношения еще в молодости – может и вовсе разбежались через пару лет – но сейчас не было сожаления или чувства гадливости. Было чувство безграничного счастья, которое било фонтаном через край. Главное не бояться, не отказываться от того, что есть в твоих руках. А был Максим. По-своему красивый мужик, с периодическими заскоками и совершенно умилительной физиономией во сне. Лёня и раньше все замечал, но только сейчас понял, насколько сильно ему это необходимо. Как дорого ощущение теплой кожи под своими ладонями; как будоражит голос, вызывая трепет и желание; как необходимо присутствие и зрительное подтверждение того, что он такой единственный, и только его. Максим больше не крутился вокруг его оси, теперь он существовал внутри, как самое раскаленное ядро. Дурацкое ощущение счастья! *** - Я так понимаю, что спать мы теперь будем вместе? – произнес Максим, наблюдая за тем, как Лёня взбивает подушку, укладывая на нее свою довольную физиономию. - Я могу и на диван. Непринципиально, – после этих слов Леонид причмокнул и еще больше зарылся головой в подушку. - Оно и видно, – хохотнул Макс, забираясь под одеяло и поворачиваясь лицом к нему. – Лёнь? - М? – Коринов прищурился, морально готовясь к любому разговору. Максим проглотил слова и молча уставился на друга. Все смотрел, запоминал, улавливал что-то новое, пока не понял, что Лёня для него не изменился, не потерял своего обаяния, не стал кем-то чужим. Это все тот же Коринов, которого хочется поддерживать, утешать, когда тому совсем хреново, и обнимать, чтобы чувствовать жар знакомого тела. Максим больше на эмоциях, чем после обдуманного решения, придвинулся ближе и коснулся пальцами его щеки. Затем коснулся всей ладонью, чуть отвел назад, чтобы захватить пальцами шею, а большим погладить ухо, и подался вперед, произнося ему в самые губы: - Какая-то идея фикс, – Максим едва коснулся его губ своими, продолжая шептать: – Долбанное наваждение… - Ужас какой! – Лёня все-таки рассмеялся в голос, отстраняясь от друга чуть подальше. - Знаешь, куда иди..? - Знаю, – Коринов отсмеялся и резко навалился на Максима сверху, придавливая того к матрасу. – Скорее прошло наваждение. Рассеялось глупое желание опекать, потому что кому-то так было удобно. Теперь можно заботиться и говорить всякую банальщину по типу: я скучаю по твоим пяточкам, не могу жить без твоего сексуального храпа… - Умолкни, дурень! – сквозь смех произнес Максим, посильнее прижимая к себе друга. - Молчу, – совсем тихо. Леонид наклонился и поцеловал. Осторожно, мягко касаясь чужих влажных губ, за которыми скрывался одуряюще горячий язык. Его хотелось поймать, прикусить самый кончик и потянуть на себя, чтобы тому стало больно. Вот это идея фикс, а не то, другое… А потом что-то произошло. Несколько секунд и полная смена картинки, как в детском цветном калейдоскопе. Максим подорвался слишком резко, практически напугав Лёню, успевшего полностью расслабиться. Подорвался, подмял под себя мужчину и так крепко сжал, что Коринов чуть ли не взвыл от жамканья своей тушки. Пока он осторожничал, проверял собственные возможности, Максим уже был настроен и готов действовать. Поцелуй вышел грубый, с таким напором, что хотелось оттолкнуть. Но руки не слушались, прижимали только сильнее, чтобы близко-близко и действительно горячо. Максим отпустил себя, пошел на поводу чувств и совершенно не думал в этот момент, что правильно, а что – нет. Он просто стянул с них трусы, вклинился между ног Лёни и инстинктивно толкнулся вперед, произнося сквозь зубы: - Вставить хочу, но я не уверен… - На сухую можешь в кулак погонять, а мою задницу нужно беречь, – как-то нервно отозвался Коринов, сжимая бока Максима. – Давай в другой раз, ладно? - Ум, – Максим уже и не слушал его. Точнее услышал и понял, но полностью прекращать не собирался. Можно было повторить, как тогда на диване или попробовать что-то еще. Но никак не останавливаться, когда яйца почти звенят всевозможным перезвоном. Поэтому Максим продолжил изучать давно изученное тело, чтобы на этот раз познакомить его с собственным нетерпеливым языком, желающим оставить на коже сотни рваных линий. Рука против воли опустилась вниз, и пальцы сомкнулись на твердом члене Коринова, который наглым образом глушил свои стоны в изгибе локтя. А хотелось послушать. Максим вернулся к губам, ускорил движения ладони и чуть не задохнулся, когда открыл глаза и поймал взгляд Леонида. Слишком развратно и открыто, слишком хорошо, чтобы делать вид, будто он спокоен. В этот момент он отчетливо понял, что знает друга не так хорошо, как всегда думал. Потому что никогда не видел этого блядского взгляда, не слышал хриплых стонов, не замечал, насколько охуенны тонкие губы. А ведь это все он, Лёнька, такой знакомый и одновременно чужой. И стало неловко, что друг раскрывается перед ним настолько, насколько это вообще возможно. Сразу захотелось как-то ответить, показать собственное ощущение и просто что-то сделать. А Коринову было все равно. Ну, не думал он ни о чем, кроме как о руке на своем члене. В голове шумело, во рту неприятно сушило, а внизу живота горело огнем в преддверии яркого оргазма. И что бы там не происходило в реальности за пределами его кожи – ему было все равно. Думать во время секса он никогда не мог, в принципе, как и любой другой мужик. Быстрее бы кончить. *** Утро не задалось. Максим с удовольствием выпроваживал сонного Леонида на работу, делал привычные дела и тоже не спеша собирался к себе в мастерскую, но его не отпускало тревожное чувство, что что-то не так. Будто десяток маленьких колокольчиков устроили «триньк» в его голове. Нет бы расслабиться, мысленно посмаковать прошедшую ночь, которая обещала в скором времени большее… Но тревога росла, перебивая все остальное. Рубашка вдруг стала липкой, над верхней губой собрались мелкие капельки пота, а губы пересохли, слипаясь от горькой слюны. Максим ненавидел это состояние, когда не только головой, но и кожей чувствуешь приближение чего-то жуткого, что невозможно взять в свои руки. А в момент, когда под ребрами начинает сдавливать и тянуть – кажется, что это последняя стадия, и ты вот-вот разорвешься от сильнейшего стресса. И что глупее всего, так это то, что причину такого состояния практически невозможно объяснить. Это случается редко, но запоминается лучше всего. Уже давно пора было выскочить из дома и бежать на работу, но чутье тормозило, и Хомченко, как последний дурак, просто выжидал, сидя на балконе и выкуривая сигареты с периодичностью в несколько минут. И вот когда потянуло блевать от количества никотина, произошло то, чего Максим ждал меньше всего. В руках завибрировал телефон, а на дисплее высветилось имя, от которого по спине пробежался целый табун. Сглотнув, мужчина медленно поднес телефон к уху и сухо произнес: - Слушаю, Вера. На том конце провода прозвучал тихий и спокойный голос Веры. Мелодичный, приятный и совершенно не раздражающий голос, который в любой другой ситуации хотелось бы слушать и слушать, запоминая каждую теплую нотку. Но это была бывшая, хотя по документам все еще действующая, жена Коринова. Женщина, которую они обманули и даже предали. Унизили своим отношением и едва ли здравыми поступками. Разрушили брак и совершенно иначе распределили роли, забыв о том, что последствия неминуемы. Максим слушал приветствие, пытался выхватить суть разговора, пробиваясь через толщу собственных мыслей, и никак не мог понять, что стоит за всем этим. К лицу должна была подступить краска стыда, а из горла вылететь слова оправдания… Но нет, он молчал, ожидая паузы, чтобы сказать одно-единственное, после чего можно было сбросить вызов и накрепко закрыть глаза. - Я люблю его, Вера. Люблю и всегда буду рядом. Ты можешь ненавидеть меня и презирать, но Лёня только мой… Мой. А дальше произошел разрыв собственного шаблона, когда ответственный Хомченко просто-напросто забил на работу и вместо нее отправился в офис Коринова. То ли влюбленность дала о себе знать, что его потянуло на дурацкие поступки; то ли наваждение, будто без действий никак; то ли просто крохотная прихоть, потому что за столько лет Максим впервые захотел увидеть Леонида с одной определенной целью. Увидеть и дать тому понять, что обратного пути нет, что Коринов теперь со всеми потрохами только его, и что пришло время клеймить, обязывать и вообще задавливать эмоциями, которые уже начинали душить и перекрывать кислород. Максим сидел в машине и ждал, когда к нему на стоянку спустится Лёня. Ждал, крепко сжимая руль и улыбаясь через силу, представляя, как тот отпрашивается и выдумывает разные небылицы. И все ради него. Максим прикрыл глаза и расслабился, наконец-то почувствовав некое подобие легкости, когда напряжение окончательно покидает тело, оставляя только вялость и пустую голову. И это ощущение было в разы лучше, чем то, что преследовало его с самого утра. - Хома, меня и уволить могут, тогда содержать меня будешь ты, – Коринов запрыгнул на соседнее кресло и уселся полубоком, обращая все свое внимание на растерянного мужчину за рулем. – Макс, все хорошо? - Иди сюда, – Максим распрямился и потянулся к Леониду, который машинально отпрянул назад. – Боже, просто иди сюда. На лице Коринова отразилась целая гамма из разнообразных эмоций: непонимание, удивление и что-то нервозное, появившееся во взгляде. Но он все равно потянулся навстречу, почти сразу оказываясь в крепких и немного неудобных объятиях. - Что случилось? – Леонид погладил друга по спине и уткнулся носом в теплую, чуть влажноватую шею. - Ничего, – Максим еще сильнее сжал его, боясь не сдержаться и завалить прямо в машине. – Я просто сказал твоей жене то, что не должен был. Вот и все. Леонид разжал руки и почти насильно отстранился от Максима. Убрал его руки со своих плеч, мотнул головой, чтобы тот ничего не говорил, и просто закурил, приоткрывая окно. - Поехали домой, я отпросился на сегодня. Максим молча повиновался сухому голосу и завел машину, выезжая со стоянки в каком-то странном, почти неадекватном состоянии. Ему казалось, что он подписал себе смертный приговор, переиначил судьбу и разорвал красную нить. Ту самую, что отвечает за самое дорогое в отношениях двух людей – за понимание без лишних слов. Хомченко не знал, что этому послужило, но чувствовать Лёню вдруг перестал. Как и понимать все его поступки. В этом не было ничего плохого, просто для него это было впервые. Поэтому реакции были странные, слова не всегда верные, а эмоции яркие, что приводило в замешательство по вполне определенным причинам. Максим просто растерялся, не получив достойного отклика на свой поступок и последующие слова. А Леонид, зараза такая, как он думал в этот момент о себе, просто не смог изуродовать важный момент своей жизни в салоне авто после малоприятных слов. Конечно, можно было признаться, облобызаться и облапать друг друга и все сразу бы стало понятно. Но зачем? Зачем поступать так, словно это в порядке вещей? Может это и глупо, и наивно, и даже по-женски – создавать более приятную атмосферу для важных слов, но кого это волновало? Порой глупые поступки обозначают серьезность намерений лучше, чем все остальное по давно знакомому сюжету. А в квартире Леонид жестко обхватил запястье Максима, когда тот собирался на кухню в поисках выпить, и совершенно серьезно произнес: - Иди в спальню и жди меня там. И знаешь, – Коринов подался вперед и едва коснулся губами его уха, – я впервые в жизни рад совмещенному санузлу. Понимай это как хочешь. Леонид сделал шаг назад и молча скрылся в ванной комнате, оставив угрюмого Хомченко в полнейшем раздрае. Вот сейчас было самое время послать на хер и дать по морде. Просто, чтобы снять напряжение. Но Максим лишь стиснул зубы, отворачиваясь и уходя в спальню. Ну, хочет этот придурок в спальне выяснять отношения, пожалуйста! Лишь бы побыстрее и без дурацких нотаций, потому что организм стрессанул, вызвав тем самым чувство безысходности и какой-то апатии. Десять минут ожидания, и Максим сорвался на балкон. Закурил, расслабился, проводил взглядом немолодую пару, выгуливающую мелкую собачонку, и наконец-то успокоился. Принял свое обычное состояние, когда на душе легко, а на языке просто и без выковыристых выражений. А еще через десять минут снова впал в состояние стресса, потому что Коринов возомнил себя ихтиандром, намываясь уже больше двадцати минут. Утонул, что ли? Пришлось вернуться в комнату, занять место на самом краю постели и сжать руки в замок в ожидании друга. Мысль, что тому все-таки можно двинуть один разок, испарилась сразу, как только Коринов оказался на пороге. С влажными волосами после душа, голым торсом и в растянутых трениках Макса, которые так безбожно свисали, открывая вид на тонкую полоску волос внизу живота. - Я почти состарился, пока тебя ждал, – Максим улыбнулся, но позы не поменял, словно выжидая ответной реакции на свои слова. - Я на тебя в следующий раз посмотрю, – Коринов подошел к шкафу и с одной из полок выудил небольшой мешок, содержимое которого тут же посыпалось на постель. – Если честно, я давно все купил, просто не был до конца уверен, что это пригодится. Максим с сомнением подхватил с покрывала пачку презервативов, покрутил ее в руках и хрипло, что смутило даже Коринова, спросил: - И что ты столько времени делал в ванной? - Догадайся, Хома, – Леонид забрался на кровать, подвернул под себя одну ногу и с интересом посмотрел на друга. - То есть ты… - Да. - И как? - Ну, не очень, – Леонид протянул руку и потрепал Максима по волосам. – Сходи в душ. Когда Максим вышел, Коринов тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Слишком сложно быть тем, кто принимает, потому что даже клизма и вся подготовка пугали не так сильно, как тот факт, что именно он окажется на лопатках перед другим мужиком. Но это нужно было принять и осознать в полной мере, иначе кроме платонической любви в их жизни больше ничего не приключится. Может со временем попробует и Максим, но сейчас именно Хомченко предстояло взять всю ответственность и закрепить лидерство. В борьбе с женщиной он стал победителем. Пусть потешит свое эго и наконец-то поверит в собственные силы. *** Максим молча присел на край постели и потянул одеяло на себя, почти не удивившись тому, что Коринов под ним полностью обнаженный. Откуда-то возникла неловкость и волнение, заставив стушеваться и отвести взгляд. - Помоги мне, – тихо произнес он. - Нервничаешь? – Леонид подтянулся на подушке и мягко погладил его по бедру. – Давай на спину. Они поменялись местами, и Коринов тут же устроился между разведенных ног Макса, опуская руку на его живот. - Расслабься. - А поговорить ты не хочешь? – Хомченко сжал зубы, когда Лёня опустился, и его лицо оказалось непозволительно близко с членом. - Нет, – Леонид подул на головку, облизал губы и перед тем, как перейти «ту самую черту», произнес: – Не сейчас. Член практически сразу отозвался на горячую глубину рта. Окреп, полностью встал и оказался еще больше охвачен тонкими губами. Леонид едва ли понимал, что делает. Просто скользил языком по всей длине, обводил кончиком покрасневшую головку и периодически касался уретры, вызывая тихие стоны сверху. Не так уж и сложно, если представить действия в отношении себя. Вобрать поглубже, как нравится ему самому, сжать и оттянуть мошонку, перекатывая пальцами яички, спуститься ниже и надавить языком под ними, чтобы поймать совершенно дикую реакцию Максима. Тот изогнулся, живот сократился слишком резко, а изо рта вырвался болезненный стон, который быстро расставил все по своим местам. Еще несколько скользящих движений, и Леонид отстранился, нависая над Максимом. - Твоя очередь и прошу: не надо переживать. Я не растаю от пары-тройки неприятных ощущений. Хомченко разлепил тяжелые веки и поймал взгляд Коринова, который подталкивал к действиям хлеще, чем тот же колом стоящий член. Пришлось снова сменить положение и на этот раз уже Лёню подмять под себя, чтобы поцеловать, слизывая с губ солоноватый привкус собственной смазки. А дальше последовала череда поцелуев, которая тянулась от шеи к груди. Максим ненадолго завис на сосках, поочередно облизывая каждый и выкручивая пальцами тот, что был свободен ото рта. Затем живот, крепкий, покрытый едва заметными волосками, которые темнели и сужались в полоску от пупка. Коринов не сопротивлялся, когда после нескольких минут нежных прикосновений пришло время для подготовки. Максим покрутил в руках баночку со смазкой, открыл крышку и принюхался, улавливая тонкий аромат клубники. - А с другим запахом не было? – Максим слегка смочил пальцы и дотронулся до сжатой дырочки, аккуратно поглаживая и даже не пытаясь проникнуть дальше. - Поверь, запах клубники намного лучше, чем ядреный ментол, – Леонид подтянулся и ровно сел, оказываясь лицом к лицу с Максимом. - Действительно, – Хомченко коротко чмокнул того в губы и жестом показал, чтобы мужчина перевернулся на живот. Пришлось подтянуть его за бедра и поставить на четвереньки. Максим уже не жалея ливанул смазку на руку, подставил ее к призывно вздернутой заднице, а сам накрыл собой спину Лёни, словно окутывая и одновременно успокаивая. Коринов мог бы испугаться, сжаться на худой конец, не позволяя пальцу толкнуться внутрь, но Максим отвлекал всеми способами, просто целуя и чуть покусывая левую лопатку. Покусывая и разнося тем самым по всему телу волны мелкой дрожи, от которой внизу живота поджималось и заново начинало гореть огнем. Никто из них и подумать не мог, что это займет столько времени, но Максим терпеливо разминал тугие стенки, стараясь как можно меньше приносить дискомфорта, когда на один палец стало больше. Ладонь надавила на спину и Леонид послушно опустился на живот, подгребая под себя подушку, чтобы поясница не отозвалась тупой болью. Максиму пришлось вытянуться, опереться левой рукой, а правой направить член ко входу, сжимая зубы от того, как внутри тесно и горячо. Головка почти без труда скользнула глубже, а дальше пришлось остановиться, чтобы остыть и уже медленнее ввести член почти до самого основания. И все это время Леонид глухо стонал в подушку, стараясь выровнять дыхание и как можно меньше сжиматься, инстинктивно выталкивая из себя большую горячую хрень, именуемую мужским хером. Это было больно и не фига не приятно. Вроде бы даже прослезился, а на первом полноценном толчке задохнулся, только сильнее сжимая веки и стискивая зубы. Максим и сам переживал не лучшие моменты, потому что было слишком тесно, а это никак не способствовало нормальному движению внутри горячих стенок. Пришлось опять замереть, практически навалиться на Лёню, обнимая того и накрывая ладонями сжатые кулаки. - Лёня, Лёнечка… – тихим шепотом, а после Максим еще сильнее обхватил его, начиная двигаться быстрее. – Лёнька, терпи. Пришлось уткнуться лбом в подушку, ощущая не только боль, но и жжение, которое по каким-то неведомым причинам начало приносить первое удовольствие от процесса. Ну, мазохист, ей богу! Но, так или иначе, никто не собирался прерывать начатое. Максим не хотел делать еще больнее, но так устал в одной позе, что пришлось вынуть член и перевернуть Коринова на спину, разводя его ноги и устраиваясь между ними. Второй заход оказался таким же медленным, но с меньшим сопротивлением. Максим жахнул еще больше смазки, скривился от паскудного запаха клубники, которую он не переваривал с детства, и вновь начал двигаться, толкаясь почти до самого основания, не решаясь всадить до конца. Зато так было удобнее и можно было помочь Лёне, скользя влажной ладонью по давно опавшему члену. Где-то кольнула мысль, что играет-то он в одни ворота, но раз Коринов не оттолкнул, значит, есть шанс. Поэтому рука задвигалась быстрее, подстраиваясь под мерные толчки, чтобы хоть немного, самую малость, принести приятных ощущений. Максим кончил на его бедро, только в этот момент осознав, что презервативом он так и не воспользовался. Но как вспомнил об этом, так и забыл, потому что сразу вобрал в рот член Коринова, уже минетом доводя того до вымученного оргазма. И уже после он растянулся рядом, позволяя себе минутку жалости, коротко и беспорядочно целуя Леонида, шепча о том, что он полнейший мудак и больше никогда не сделает ему так больно. - Хома, уткнись, ради бога! – Леонид несильно сжал пальцами плечо Максима, заставив того замереть. – Это больно, но не смертельно. Раз-другой и уже не будет так сложно. - И ты согласен на это? Я же видел, что ты еле терпишь, – Максим спустил руку со спины и погладил влажную поясницу. - Не переживай, потом и на тебе попробую, – хмыкнул Леонид, поднимаясь с кровати и медленно перешагивая к дверям. – И помнится мне, я просил тебя не носиться со мной, как с писаной торбой. Мужиком от этого я меньше не стал: будешь и дальше ныть, просто вломлю. И, так же ковыляя, направился в душ, совершенно не стесняясь своей наготы. Максим уже привычно проводил его ошалелым взглядом, почесал живот и резко подорвался следом. Коринов только бровь вздернул, когда к нему в кабинку зашел Хомченко. Молча повернулся к нему спиной и продолжил мыться, ну никак не ожидая подвоха от, казалось бы, расстроенного Максима. Губы обожгли шею, грудь коснулась мыльной спины, а руки переползли вперед, где одна уж очень удачно ухватилась за достоинство Леонида. - Даже не думай, – Коринов обернулся и несильно впечатал мочалку в грудь Максима. – Мойся и идем спать. - Лёня, – Максим проморгался от капель воды, чуть прищурился, но взгляда не отвел. – Я сказал Вере, что люблю тебя. Леонид улыбнулся почти сразу, откинул со лба мокрые пряди и сделал шаг вперед, соприкасаясь с Максимом практически всем телом. - Я знаю… знаю, – Коринов обхватил его лицо двумя ладонями, заглядывая в глаза. – Просто хотел услышать это вот так, не в машине или когда это вынужденные слова. - Или просто хотел посмотреть на мою реакцию «после», да? – Максим чуть задрал голову и прикрыл глаза от потока воды, льющегося на них. - Может быть, но это нисколько бы не изменило того факта, что я тоже тебя люблю. Под шум воды, за закрытыми веками, в тепле больших ладоней, обнимающих лицо… Лучшее, что можно было услышать от того, кто был ближе, чем сам воздух. *** Максим подписал последние бумаги, попрощался с человеком, который оказал ему помощь, и согласился на спонсирование, спасая автосервис от банкротства, и наконец-то расслабился, откидываясь на спинку кресла. Меньше, чем за один месяц, его жизнь изменилась до неузнаваемости. А ведь все началось с вылазки на балкон, где Максима приветливо поджидали мерзкие насекомые. И, что самое смешное, отсчет начался не со звонка Лёни и его приезда, а с мыслей, которые подняли мужчину с постели в половине третьего ночи. Максим обдумывал будущее своего сервиса, который требовал немало вложений, вспоминал родителей, чьи усилия помогли стать ему образованным и вполне успешным человеком, и думал о друге, который стал для него единственной опорой и поддержкой. Сейчас этот друг зашивался на работе в кипе бумаг, прихлебывал остывший кофе из автомата и едва улыбался. Потому что Коринов думал о другом мужчине, вспоминал его глаза и теплую улыбку. Вспоминал и терпеливо ждал вечера, когда можно будет остаться наедине и поговорить. Не о проблемах и делах, не о заботах и внешних раздражителях, а просто обсудить готовку и планы на ближайшие выходные. К концу лета они вдвоем пройдутся по спортивным секциям, отведут Саньку на водное поло, соберут его к школе и сделают так, чтобы мальчишка по-прежнему чувствовал себя ребенком из полноценной семьи. Просто теперь дяди Максима стало больше, и это только прибавляло радости юному Александру, который со временем, чуть погодя, обязательно все узнает о непростых отношениях своего отца и крестного. Но это будет позже, когда все устаканится, примет атмосферу постоянства и станет чем-то простым и легким для принятия. А сейчас все только начиналось, закручивалось и крепло, потому что кому-то сверху так было угодно.