***
Салли нарисовалась десять минут спустя, опоздав на классический для дамы час, широко улыбаясь Джону с порога и жеманно поправляя причёску, когда тот помог ей присесть. Обменявшись комплиментами и общими впечатлениями от пролетевшей недели, они, наконец, вознамерились сделать заказ. Джеймс уже основательно подготовился к спланированному лицедейству: натянул белые перчатки, накинул льняную салфетку на руку и разместил на подносе меню, фигурно виляя меж столиков по направлению к «сцене». - Добрый вечер, меня зовут Эмпедокл, для самых близких Пидо – можете меня так называть, - раскланялся Джеймс. - Сегодня я буду обслуживать ваш столик, надеюсь, к нашему обоюдному удовольствию! Хочу выразить комплимент тонкому вкусу леди в выборе наряда – вижу, что попали в начало рождественских распродаж в Топшоп, а сочетание в расцветках зелёного и красного так подчёркивает синеву ваших глаз и выдаёт художественные предпочтения к работам Кандинского и Клее. Джон с удивлением и любопытством уставился на него, зажёвывая улыбку: - Вечер добрый! Мне приятно, что вы оценили мой подарок для моей спутницы, дражайший.. Пидо. Обидно, что такой образованный человек вынужден улыбаться за чаевые, хотя и не удивительно – обозвать фолк-мотивы Фриды Кало в зимней коллекции Naeem Khan Кандинским из Топшоп может только человек с большими амбициями и маленьким.. опытом. А манеры вам, видимо, бонусом на закрытии распродаж всучили? Примите заказ, хорошо? - снова эта дружелюбная улыбочка с запятыми ямочек на самодовольной физиономии. На самом деле Джон был на взводе последние несколько дней и использовал любую возможность выпустить пар. Джеймс слегка покраснел – вечер грозился закончиться слишком быстро, ведь он не ожидал такой прыти в перепалке от этой неподкованной как следует блохи, - левая ладонь неприятно зудела. Мысленно обмазавшись золой и расчехлив томагавк, он уверенно двинул по этой слишком узкой для двоих тропе выпадов и препирательств. - Ох, вы правы, сэр, Пидо абсолютный профан в живописи. Чего не скажешь о музыке! Могу преподать пару уроков игры на флейте, - Джеймс едва заметным движением надавил языком на щёку, заставив уже Джона покрыться красными пятнами. – Хотя мой любимый инструмент – виолончель. Рекомендую! - Крутанув под себя свободный стул от соседнего столика, он поочерёдно широко расставил ноги, провёл ладонями по изгибам воображаемого корпуса, скользнул рукой по остову грифа, подкрутил колки, натягивая тугие струны до предела [как и нервы доктора], и принялся водить куском канифоли, зажатой в ладонь, по всей длине невидимого смычка. - Не интересуюсь, - отрезал Джон, хмурясь и постукивая ножом для рыбы по столу, пока Джеймс самозабвенно исполнял переходы контрданса. – И не хочу лишать вас дополнительного заработка, забрав ваше время и талант задаром. Новоиспечённый музыкант подорвался, видимо, вспомнив о своих прямых обязанностях и не забыв ужалить Джона взглядом, вскинул подбородок наизготове, чуть наклонился к посетителю и раскрыл основное меню, небрежно швырнув Салли винную карту. Джеймс склонился максимально низко и забормотал на ухо Джону, комментируя распечатку пятиминутной давности из любимого порносайта, вложенную в меню: - Позвольте представить вашему вниманию золотую двадцатку самых аппетитных блюд в истории человечества. - И что же из этого вы мне порекомендуете? – Джон почувствовал, как колотит виски и шумит в ушах. Он тихонько повёл носом, вдыхая будто знакомый аромат склонившегося над его плечом человека. - Клефтико. Блюдо кипрской кухни, в дословном переводе означает «украденный». Цельный молочный ягнёнок томится в подземной жаровне несколько часов, от чего его кости максимально размягчаются, а мясо просто тает на губах, - голос официанта царапала хрипотца, а сухие губы ловко увлажнял язык. – Во времена османского завоевания киприоты прятались в горах и крали скот у врага. Они раскапывали глубокие ямы, бросали туда уголь, ещё живого ягнёнка, горсть соли и рядом растущие травы, сверху запечатывали печь глиной, чтобы дым не выдал их расположения, и уходили на сражение. Спустя несколько часов, тех, кто возвращался в лагерь, ожидал ароматный сытный ужин. – Джеймс скользнул двумя пальцами по картинке в «меню», где два голых мужика сношаются в кабинке туалета: актив придушивает партнёра татуированным локтём, пассив упирается ногами в противоположную перегородку, комкая на голове кепку с надписью «Happy newweddies». - А аперитив? - Ну, конечно! Вот, чёрный абсент «Тунел», настоянный на корне горькой полыни и чёрной акации Катеху. – Толстый чёрный член до основания загнан в изломанную глотку белого парня, из зажмуренных глаз которого текут слёзы, а из носа сперма. Джон невольно сглотнул и заёрзал на стуле, в панике поглядывая на спутницу, и гадая, какая же распечатка досталась ей. – Кубик рафинада смачивается абсентом и поджигается на ложечке с отверстием. Чёрный горячий сироп стекает по стенкам стакана, вливаясь в основной напиток и прибавляя ему густоты. После напиток разбалтывается ложкой и выпивается залпом, в томном ожидании прихода.. Чёрного Пита. - Десерт? – прохрипел доктор пересохшим артикулятом. - Если у вас ещё останутся силы и аппетит – крепы фламбе с ванильным мороженым и миндальной пудрой. – Закативший глаза мужик зажимает ноздрю пальцем и втягивает с чужого члена дорожку белого порошка, царапая ствол снизу пирсингом на языке. - У вас достойное меню, - тихо констатировал Джон, повернув голову и посмотрев в упор на Джеймса. По итогу, выдав себя с потрохами невольно сорвавшимся с глаз на губы взглядом, утратившим привычную прохладную синеву. – Я вас унич… я вас очень прошу, прекратите ломать эту комедию и портить людям праздник. Мне искренне не хочется вносить коррективы в вашу очаровательную улыбку. Правда, не сегодня. – Скомкал «вкладыш» и наобум назвал несколько блюд, лишь бы побыстрее оторвать этого недочеловека от их столика. Джеймс принял и вслух повторил заказ, даже не достав блокнота с ручкой, и с достоинством удалился в сторону кухни, внутренне ликуя. Он-таки поиграл на нервах доктора и подпортил ему романтический флёр и серьёзный настрой, скормив небольшую закуску своей разгоревшейся сегодня жажде разрушения. Вскоре должна была подъехать Мадлен, которая наверняка прибудет заранее, прекрасно зная, как Джеймс ненавидит, когда им пытаются пренебрегать и крадут драгоценное время.***
Спустя полчаса Джон раздражённо принялся искать куда-то запропастившегося Пидо: сначала глазами, а после, вышагивая между столиков по направлению к кухне – засранец даже не удосужился принести им напитки и закуски, и что-то подсказывало Джону – вообще не собирался их больше обслуживать. Наконец, пропащий служка был найден в тихом уголке ресторана - он уже вовсю подкатывал шары к какой-то красивой леди, демонстрируя ей свои пока ещё целёхонькие зубы. - Ах, вот вы где? Сидит тут, прохлаждается, докучает клиентам! Я смотрю, вы совсем не собираетесь поднапрячь свой зад и отработать свои чаевые? Поднимайтесь и идите обслуживать мой стол, чёрт бы вас побрал! – возмущённый доктор буквально набросился на уже вышедшего из игры Джеймса. Недавно прибывшая и разомлевшая на бархатном стуле Мадлен испугано перевела взгляд с Джона на Джеймса, прекрасно понимая, что сейчас будет, и разумно решив воздержаться от какой-либо реакции. Она без надобности поправляла длинные атласные перчатки и проверяла наличие крупного жемчуга на изящной линии шеи. Каково же было её удивление, когда на бедную голову храброго камикадзе не последовал двенадцатибальный ураган, напротив, Мориарти растянулся в довольной улыбке, поглаживая двумя пальцами ножку бокала: - Я сейчас немного занят.. Но как только освобожусь - займусь вами целиком и полностью, Джон, - почти промурлыкал он, окинув наглеца томным взглядом. И тут до Джона, наконец, дошло, как возмутительно чудовищно его разыграли, изгадив тщательно спланированный вечер. Он ещё и имя его знает - наверняка это его очередной персональный хейтер, привыкший читать новостную ленту на офисном клозете. - В таком случае, позвольте мне иметь удовольствие обслуживать ваш столик, - Джон вплотную приблизился, вырвал бокал из рук Джеймса и отхлебнул, громко споласкивая рот. – М-м, отличный выбор! «Цацки-пецки» урожая двадцать девятого года до нашей эры. Мор, голод, засуха, языческая антисанитария. У этого вина ваш характер, любезный. Те же нотки горького миндаля и амбре слёз жертвы половых преступлений! – Джон шагнул к его спутнице и забрал из её руки бокал. – Вы позволите, мисс? А что это у нас тут? Вы только поглядите, колечко на дне, - он поигрывал бокалом в разные стороны, заставляя хрусталь тоненько звенеть. – Маленькая прелесть хочет вернуться к своему хозя-яину, - резко опрокинул остатки содержимого бокала Джеймсу на брюки, доставив кольцо аккурат в район ширинки. - Кажется, вам уже пора, Джон, – сквозь зубы прошипел Джеймс, вытираясь салфеткой и недобро сканируя доктора, но всё ещё сдерживаясь. - Салли уже пять минут как переписывается с кем-то в телефоне с улыбкой, которой ни разу не одарила вас за вечер. Думаю, она уже подготовила капитулирующую речь – так дайте же даме высказаться и уйти в более приятное общество. А про «иметь» и «обслуживать» мы поговорим чуть позже и в приватной обстановке, уж это я вам гарантирую. - А может, выйдем поговорить прямо сейчас? – в тихом бешенстве процедил Джон, готовый накинуться на нехристя прямо здесь и теперь. - Да что ж ты будешь с ним делать! – Джеймс резко распрямился, бросив салфетку на стол и сверкая глазами. – Хотите разобраться? Я к вашим услугам. - Не хочу – настаиваю. Не смотря на просьбы и мольбы спутниц, разозлённые мужчины всё же вышли перекурить за задний двор и вернулись обратно ровно через пять минут: Джеймс с ледяным кульком на челюсти, Джон - потирая покрасневшую скулу. Когда принесли горячее, а Джон, как мог, пытался вернуть спутнице приподнятое настроение, около тарелки доктора легла свёрнутая гармошкой записка, подброшенная проходившим мимо посетителем: «Джон, я сожалею о своём поведении. Вы не заслуживаете того, как я поступил с вами. Прошу извинить меня. Джим». Доктор взял салфетку, быстро начеркал в ней: «Извинения приняты, но из-за вас я растерял все очки» и прицельно бросил скомканную бумажку на стол перед Джеймсом. Следующее послание не заставило себя ждать: «Я извинился за то, что ударил вас, и не более. Она не подходит вам». «А кто же подходит? – прилетело в голову Джеймсу. - Неужели обладатель чёрного хуя из вашей программки?». В ответ, на жаркое Джона приземлилась розочка в технике оригами со словами: «Приходите в уборную». Доктор намеревался спросить: «Зачем?», но, как оказалось, Джим уже покинул зал, и Джону ничего не оставалось, как последовать за ним. Джим ждал его в туалете, сидя на полу у дальней стены и попивая виски прямо из горла. Его волосы были взъерошены, бабочка развязана, несколько сорванных пуговиц приоткрывали грудь. Джон опустился рядом и без колебаний принял протянутую бутылку, также расстегнув пиджак и ослабив галстук. - Неудачный день? – Джон слегка поморщился от непривычно припекающей глотку горечи крепкого напитка, сам он обычно предпочитал ликёры и игристые вина. - Хуже – неделя, - кисло ответил Джим. – А я, кажется, подпортил вам свидание? Не скажу, что мне жаль, но видеть вас таким расстроенным я не был готов. Так что.. - Даже не пытайтесь! Вы намеренно испортили праздник незнакомым вам людям только для того, чтобы слить своё дурное настроение. Я сегодня намеревался сделать Салли предложение, но так всё по-дурацки вышло. В общем, она мне отказала. - Что? Да как можно отказать вам, Джон?! Эта ваша Салли порядочная дурёха, уж простите – упустить такого человека, как вы.. – качал головой хмелеющий Джим. - Напрасно вы так думаете, это не первый случай, когда от меня уходят – у меня довольно трудный характер. Я могу смолчать, стерпеть, переждать, но по итогу взрываюсь так, что головы летят без разбору. Вечно брюзжу тоже. Не приемлю нечистоплотность в людях, приходится постоянно подсказывать девушкам элементарные бытовые ритуалы, а если туго доходит, то делать самому. И люди сразу расслабляются, знаете, и начинают пользоваться твоей отзывчивостью как должным. Ладно, сам виноват, сам разбаловал. – Джон порядочно отхлебнул из общей бутылки, задрав лицо вверх и прикрыв глаза. - О, я вас хорошо понимаю, - с горечью протянул Джим. – От меня так почти все сами уходят. О моём нраве уже слагают городские легенды! Я вполне могу вести себя адекватно, но когда надвигается внезапная гроза, народ инстинктивно спасается бегством, напрочь позабыв, что спасать надо и меня тоже. В саду существ я сжавшаяся роза; облито сердце кровью, как тюльпан. Если вас это успокоит: у меня тоже свидание прошло из рук вон плохо, ещё и вы вмешались, - Джим улыбнулся, припоминая выходку доктора с кольцом. – Я крайне брезгливый, эгоистичный человек и не люблю второсортный товар. Поэтому все мои протеже, из тех, что не на один раз, - это люди без прошлого. Я серьёзно думал, в этот раз Фортуна сыграла на моей стороне. Француженка с громкой родословной, хороша собой, воспитана в сдержанной традиции, но горяча в постели, не искушенная – я увез её из Эколь Сен-Сир для современных благородных девиц прямо в Лондон, она как-то легко в меня влюбилась. Ума хватило сразу не жениться – не прошло и полугода, как эта сучка мне изменила, да ещё и вздумала сказать, что ребёнок от меня. - Боже, какой же вы удивительный, благородный человек! – восхищённо воскликнул Джон заплетающимся языком. – Простить, принять чужого ребёнка и решить всё равно на ней жениться! Нет, да вы просто святой мужчина, Джим! – Джон ухватил его за плечи, с силой прижал к себе и похлопал по спине. - Вообще-то я планировал закатать её в бетон, - виновато улыбнулся ему в шею Джим, обнимая в ответ, - но вы мне так подняли настроение, что я готов придумать наказание помягче. А эти ваши евангельские страсти по Иоанну.. Я уверен, что эта Саломея не так проста и при первом удобном случае захочет вас обратно, так как, кем бы ни был тот, что на другом конце провода, он однозначно проигрывает вам. Она вернётся, но примите ли вы её? Готовьтесь к страшной мести от неразделённой припоздавшей любви – блюдо для вашей усечённой головы уже начищено. - Ага, а масло пролито, - Джон уронил голову на грудь, что-то неразборчиво мыча. - Рубишь – руби! Джон Уотсон назад не принимает! – крутанул головой для пущей уверенности, пойманной ладонью Джима. Тот приблизился, чуть склонил его лицо на бок и поцеловал. Джон сначала напрягся, в попытке распознать что происходит, а после его веки дрогнули, глаза закрылись, и ладони твёрдо зафиксировали шею Джима, притянув его к себе. ..В Джоне было горячо, как в печке, и до боли тесно, как тесно руке хлебороба в перчатке аристократа. Он не визжал и не просил остановиться, а только глухо постанывал, вгрызаясь в своё запястье и осторожно двигаясь навстречу, смягчая угол рваных фрикций любовника. После он трогательно уснул на разбросанной по полу одежде, поджав колени к груди и целиком поместившись на разложенном фраке Джима. Тот успел сходить в зал, закатить скандал Мадлен, испортив вечер ещё дюжине парочек, собрать корзинку закусок и выпивки «на вынос», помнится, он даже стрелял в кого-то. Вернувшись, он обнаружил кое-как одетого Джона перегнувшимся над унитазом и недобро поглядывающим в сторону Джима. - Я требую продолжения банкета! – выпалил Мориарти, хватая его за руку и уводя из заведения через чёрный ход, когда на улице уже вовсю ревели полицейские сирены.***
Поздним утром довольный, умиротворённый, одетый в один фартук Джим с энтузиазмом готовил на своей кухне их первый совместный завтрак: разбивал яйца под сиплое шипение, что выдавали его связки, сорванные вчера от крика в ресторане, и погружал бекон в слайсер, дирижируя невидимому оркестру. Сегодня он отпустил всю прислугу и домашнюю охрану, чтобы дать славному Джонни возможность освоиться в новой обстановке и чувствовать себя расковано. Предстоял серьёзный разговор, и Джеймсу, хоть совсем и не хотелось, но наверняка придётся хорошенько наехать на доктора, чтобы вёл себя смирно и не путал берега. А что ещё останется делать, когда протрезвевший Джон узнает, что вчера.. Из его спальни наверху послышался крик дока с вкраплениями матерных угроз. Ну, всё как он и думал – по-хорошему ничего не получится. - Доброе утро, Джонни, - Джим переступил порог спальни с подносом в руках, прикрывая дверь ногой. – Мне послышалось, или ты звал меня? - Какой. На хер. Джон! Мориарти!? – доктор осторожно свесил ноги с постели, держась за поясницу, и на вытянутой руке продемонстрировал Джиму свидетельство о браке, что тот оставил на соседней подушке. - Самый что ни на есть, - улыбнулся Джим, обходя его на расстоянии: даже истраханный и с абстинентным синдромом Джон представлял угрозу для себя. – Нам так повезло, Джонни, что в День влюблённых устраивают круглосуточный день открытых дверей в регистрационных офисах. Мы отстояли двухчасовую очередь в обществе студентов, цыган, гопников и прочих маргиналов. Если ты мне не веришь – вот, полюбуйся, - он пощёлкал телефон и плюхнулся на кровать рядом с доком, приземлив поднос на тумбочку. Экран транслировал видеозапись, на которой в дупель пьяный Джон обнимает в охапку Джима, панибратски повиснув на его шее и теребя за бабочку. Джим выглядит счастливым, что-то шепчет на ухо доктору, а тот прыскает от смеха, хлопая его по груди. Они действительно стоят в длинной толпе из молодёжи, такой же неадекватной, пьяной и шумной, но явно чувствуют себя среди своих. В маленьком интервью, что Джим устроил ему, Джон, стуча подбородком о грудь, на всё согласно кивает, как заправская шлюшка. «Ты любишь меня?» - «Да». «Ты выйдешь за меня?» - «Да». «Ты хочешь меня?» - «Да, да, да!!» - Дело дрянь, - заключил Джон, облизывая пересохшие губы и ставя тарелку на колени. – Ещё есть? - А то, - Джим взял свою тарелку и устроился поудобнее на подушке, вернув ноги доктора на кровать. – Вот мы маршируем в ногу на Тауэрском мосту, хотим его разрушить резонансом колебаний, - они топочут, гогочут и исполняют нетленку «London bridge is falling down». – Та-ак, трахи-мрахи, - промотал. – Вот мы едим и смотрим фильмы с Марлоном Брандо в автокинотеатре «Ракун». Опять шпили-вили, - промотал. – Вот ты захотел на нудистский пляж в Брайтоне. Такой сла-адкий, смотри-смотри! Кто тут у нас голенький по льду бегает? И снова данга-дунга, - промотал. - Как дальше жить? – вздохнул Джон, уничтожив всю солоноватую кисло-молочную прелесть в графине. – Никогда бы не подумал, что пересплю с человеком, который даже в постели не выпускает из рук селфи-палку. И сколько мы.. то есть, как часто.. - Так часто, что проще подсчитать время, которое я находился вне тебя, - пошло слизывая йогурт с ложки, ответил Джим. Тут он заметил, что на пальце Джона нет кольца. Спрыгнул на пол, пошарил под кроватью и, наконец, нашёл, почувствовав первые приливы ярости. – Ещё раз снимешь кольцо, я твой красивый пальчик садовыми кусачками отрежу, - процедил он, вспомнив, что следует на берегу объясниться с доктором. - Блядь, точно.. А я всё никак не вспомню, что же ещё меня так возмутило. Мо-ри-ар-ти!! – Джон снова спустил ноги и даже нащупал в ворохе одежды свои брюки. – Мне известен только один человек с такой фамилией, но таких совпадений просто не может быть. Хотя, анализируя твоё поведение, некоторые высказывания в ресторане и неожиданный интерес ко мне.. напрашивается только один вывод. - Да. Тот самый Мориарти, Джонни. А теперь слушай меня очень внимательно, - он рванул почти вставшего на ноги Джона за ремень, от чего тот снова завалился на кровать аккурат на грудь Джима. – Я хочу избежать дальнейших размолвок из-за твоих возможных попыток наделать глупостей, поэтому обговорим всё сейчас. Ты остаёшься здесь, со мной, в моём доме. Каждый вечер ты возвращаешься с работы сюда. Если ты задерживаешься на час, то присылаешь мне смс с информацией, где ты и с кем. Если больше – звонишь и посвящаешь в свои планы, которые я вправе не одобрить, - доктор тяжело засопел от нарастающего возмущения. Джиму так захотелось потискать его, но приходилось быть строгим для его же блага. И он продолжил: - Джонни, в моём случае развод исключён, со всеми этими пометками, марающими документы. Репутация неудачника, не справившегося с собственным мужем, мне вообще не упёрлась, поэтому я охотнее соглашусь на роль вдовца. От меня ты уйдёшь только вперёд ногами и по частям, запомни. Я уже молчу о твоих друзьях и милых коллегах, которым, поверь, тоже достанется. Семье твоей, конечно же, ничего не угрожает, потому что она теперь и моя тоже; я рассчитываю, что меня там полюбят и полностью примут мою сторону, в случае чего. Джон всё же поднялся, нахмуренный, задумчивый и явно расстроенный, стал разыскивать остатки своей одежды. - Не понимаю, Джим, зачем тебе всё это было нужно? Если развлечься и поиграть – что ж, надеюсь, это тебе вскоре наскучит. А если нет, и ты всё всерьёз затеял – прямо скажу, твоя манера поведения и мысли не вызывает во мне никакого желания подыгрывать тебе, не говоря уже.. – Джон начал злиться на потерявшийся носок, на самодовольного шантажиста в постели и на себя, с дуру приперевшегося в тот треклятый ресторан. – Если ты посчитал, что мной так легко можно манипулировать, угрожая моим близким, то да, ты не ошибся, всё верно. Но знай, что при малейшей возможности, слабине и потере твоей бдительности я солью тебя, я тебя сдам, а может, и самолично укокошу. Если хочешь играть в семью, придётся со мной считаться, даже больше – слушаться. Не забывай, что я старше и опытнее тебя во многих вопросах. - Док перешёл на ранее анонсированное брюзжание. – Ишь ты, по частям меня собрался выносить, как будто когда меня этим можно было запугать, - сбежавший носок отыскался в руках Джима, который перехватил вытянутую ладонь доктора и притянул его к себе. - Джонни, не обижайся, - елейно протянул он. – Я не хочу быть сволочью или тираном с тобой – это вынужденная мера превентивной грубости, которая сгодится, чтобы оправдать тот факт, что тебе хорошо со мной. Ты будешь счастлив со мной, но будто бы я тебя заставил – так ты научишься уживаться со своим врагом, оставаясь при этом порядочным человеком. Лучше посмотри на наше свадебное фото, - Джим порылся в бумажнике и достал его: в обрамлении покосившейся арки из искусственных роз стоит радостный Джим, себя Джон обнаружил на его плече, задницей к объективу. - Это добром не закончится, - простонал док, не сдержав вымученную улыбку и найдя губы Джима. Так одним промозглым февральским днём в жизнь Мориарти прилетела первая настоящая валентинка, а вместе с ней стала меняться и сама жизнь. Джон безжалостно гонял прислугу, от чего столовое серебро засверкало с удвоенным блеском, на кухне всё чаще раздавались запахи средиземноморской кухни, а конусы и спирали стриженых кустарников превращались в шахматные фигуры и животных. По дому бегала свора разномастных собак: бульдоги, бульмастифы, бигли каждый вечер спускались в компании Джеймса на этаж Джона, чтобы с комфортом переночевать в его спальне – подниматься на свою территорию Мориарти ему настоятельно не рекомендовал. В зимнем саду щебетали неугомонные овсянки и вили гнёзда зелёные розовощёкие неразлучники, целый день целуясь и чистя друг другу пёрышки. Наступила самая настоящая весна, вылизав жарким языком замерзшую за долгую зиму землю и запустив ручейки в прорехах проталин. - La Primavera dell'amore, - выдохнул вместе с сигаретным дымом Джеймс, по обыкновению встречая на балконе рассвет в чём мать родила и прижимая к губам сияющее алым кольцо, что навсегда поселилось на его груди. А Джона он твёрдо решил увезти во Флоренцию - в декорациях галерей Уффици и Питти он будет смотреться изумительно и абсолютно затмит собой творения Сандро и Леонардо.