В поисках счастья

      Мы переезжали. В который раз. Но теперь в Австралию.       Честно говоря, я уже устала от всего этого. Всё происходит по одному и тому же сценарию: мама знакомится с очередным "красавчиком", как она выражается, который живет на другом конце мира, затем они начинают общаться, в итоге он предлагает ей выйти за него замуж (мама у меня та ещё сердцеедка, большинство мужчин влюбляются в неё с первого взгляда и насовсем). Естественно, мама соглашается ("Ну как можно отказать такому мужчине?"). И вот, мы, как и сейчас, едем к этому самому мужчине домой. Дольше трёх месяцев мама не выдержит — найдет себе кого-нибудь другого и история повторится.       В этом есть своеобразный плюс — в свои неполные 16 лет я побывала практически везде и знала огромное количество языков, которые мне всегда давались с легкостью. Но есть и минусы — мы никогда нигде надолго не останавливались. Поэтому у меня нет друзей и даже хороших знакомых. Тут не столько ситуация виновата, сколько я сама. Я просто не доверяю людям, неуютно чувствую себя в компании, где больше двух человек. Есть, конечно, исключения, но их не так уж и много, и я по привычке с ними не общаюсь. Мне проще держать всё в себе. Даже и не знаю, в кого я такая. Может, в отца, которого я совсем не знаю. Но уж точно не в мать — она, когда её что-то злит или расстраивает, обычно кричит на меня. Я же, наоборот, предпочитаю оставаться спокойной, не показывать своих чувств. Такие эмоции как злость, ярость, ненависть у меня появляются очень нечасто, а если и появляются, то они как вспышка — вспыхнули на доли секунды и сразу погасли. Иногда мне очень жаль, что я не могу выплеснуть свою злость, ругаясь. Она скапливается где-то во мне, как пыль, слоями. Когда мы плачем, со слезами уходит часть нашей боли, когда ругаемся — злость, а вот у меня всё остаётся внутри, как бы я ни старалась.       У меня странное отношение к жизни: бывают моменты, когда мне безразлично всё и все, даже мать. Я могу радоваться чему-то, смеяться, а через секунду сидеть с таким выражением лица, как будто хочу совершить суицид. Я и сама толком не понимаю себя. Однако я знаю одно — самым дорогим человеком в моей жизни есть и будет моя сестра. И абсолютно плевать, что мы друг друга не знаем. Я пообещала себе, что найду её, значит, когда-нибудь найду.       Мне было 4 года. Это случилось как раз в мой День Рождения. Я практически не помню ничего из этого дня, только изредка всплывают картинки, как из сна. Вот я сижу во главе стола и задуваю свечи, вот мы с сестрой играем в догонялки по всему дому. А вот мы сидим под дверью, подслушивая разговор родителей, если это можно так назвать. Я помню, как мама за что-то орала на отца, помню, как я плакала. Я всегда плакала, когда родители ссорились, и ничего не могла с этим поделать. А вот вскользь брошенная мамой фраза отпечаталась в моей памяти на всю жизнь: "Так больше продолжаться не может! Я забираю Эллисон и уезжаю. Вторую можешь оставить себе, я её характер даже сейчас не выношу, уж слишком на тебя похожа!" Затем мама собрала наши с ней вещи, и тем же вечером мы уехали. Казалось, я должна была уже давно это забыть, но нет — я всё прекрасно помню. И именно поэтому ненавижу свой День Рождения. Самый худший день в году.       Никогда не понимала, почему мама взяла меня с собой, почему не отдала меня в детдом. Я не верю, что она это сделала из-за большой любви. Любящие матери не забывают своих детей на пляже, на улице или в отеле, уходя с очередным "невероятно красивым мужчиной". Поначалу, не спорю, я часто плакала, а потом привыкла, даже находя в этом плюсы для себя — я могла жить свободной жизнью, делать то, что хочу, гулять, где и когда хочу (правда, если я вдруг зачем-то понадоблюсь маме, я обязана быть там, где она скажет, через несколько секунд, иначе начинался скандал). Но всё же… Иногда очень не хватало материнской заботы. Или хотя бы дружеской.       Первая подруга, которая у меня появилась в Сан-Франциско, продержалась недолго. Заявила, что я эгоистка, самовлюблённая стерва и дура, и ушла, громко хлопнув дверью. Собственно, она стала и моей последней подругой. Я не знала, как в моей ситуации вырасти другой, не эгоисткой. Когда всем на тебя наплевать, очень сложно вырасти дружелюбной и помогающей-всем-и-вся девочкой. Это как защитная реакция. Ты учишься быть такой же, как и все, кто тебя окружает. Тем более, проще сразу никому не доверять, чтобы не быть никем обманутым.       Единственный друг, который всегда был со мной, — маленький плюшевый кролик серого цвета по имени Нил. Как бы это ни было глупо, я делилась с ним всем: обидами, горем, счастьем, мечтами. А мечта у меня была одна, но самая главная. Я мечтала найти свою сестру. Не обязательно познакомиться с ней, я хотела бы хотя бы увидеть её. Просто посмотреть, узнать, как она живёт, как выглядит, чем занимается. Нет, я бы очень хотела с ней пообщаться, но как-то страшно… Если я найду её, то как мне ей об этом сообщить? "Привет, ты меня скорее всего не помнишь, но я твоя сестра." Это как-то не по мне. Трудно признать это, но я боюсь этого момента. Я ведь толком не умею общаться с людьми, если только холодно, вежливо и отстранённо. И поверит ли мне она? А вдруг не захочет общаться? А если у нас не будет общих тем для разговора, и между нами возникнет это неловкое и пугающее молчание? Поэтому, я хочу сначала просто узнать, кто она. А там уж, если не струшу, то познакомлюсь. Ведь ей совсем не обязательно знать, что я её сестра, так? Вот только как бы её ещё найти?       Я не знала о ней ничего. У меня не было её фотографии, я не знала ни её имени, ни кто наш отец, ничего. Даже где мы жили в детстве не знаю. Я пыталась выяснить хоть что-то в наших редких разговорах с мамой, но всё было впустую. Как только я поднимала эту тему (а я это делала довольно часто, несмотря на мои неудачи), мама начинала злиться и кричать, что я — неблагодарная дрянь, что она меня растила всю её несчастную и сложную жизнь (на этих моментах я не совсем понимала, как удерживалась от смеха), а я теперь ей этим вот отплачиваю. Что было противозаконного в этом вопросе, я так до сих пор и не знаю.       И вот сейчас мы ехали в Австралию, в какой-то очередной город, название которого я даже не запомнила, к какому-то очередному будущему (возможно) отчиму, чьё имя я тоже пропустила мимо ушей.       На самом деле, мы уже подъезжали к шикарному дому. Ничего необычного, но всё равно красиво: светлые тона, огромные окна с цветами на подоконниках, куча украшений и, судя по всему, большой двор с бассейном. Это радует. Если что, можно утопиться.       Дверь машины нам открыл парень в дорогом смокинге, чуть старше меня, с натянутой улыбкой. — Здравствуйте, миссис Уилторф. Меня зовут Зейн. Очень рад с вами познакомиться, — судя по маминому лицу, это имя что-то значило. Всё-таки мне стоило хоть немного послушать мамины разглагольствования на тему нашей новой семьи. — Ах, Зейн, как я рада с тобой познакомиться! Можешь называть меня просто Джо, хорошо? — Конечно, Джо, — парень обворожительно улыбнулся и галантно поцеловал мамину руку, впрочем, без особой радости. — Прошу, пройдёмте. Мы ждали Вас с минуту на минуту. О Ваших вещах не беспокойтесь, их отнесут сразу в комнаты.       Вещей у нас было много. Точнее, у мамы. Мои вещи помещались в один небольшой чемодан и рюкзак, а вот с мамиными вещами возникала досадная проблема — они вообще никуда не помещались.       Сразу как только мы вошли, к нам подошёл ещё один человек. Он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать маму в губы. Вот и отчим нарисовался… До сих пор не могу смотреть, как моя мама целуется. Это просто отвратительно выглядит! И, оказывается, не я одна так считала — тот парень, Зейн, скривился так, будто его заставили съесть лимон, причём целиком и сразу. — Ты, наверное, Эллисон, — мужчина (его имени я так и не узнала) оторвался от мамы и обратил внимание на меня. Не сказать, чтобы меня это обрадовало. Чувствую, я здесь не приживусь. Как обычно. — Я Гаррисон Беннет, но ты можешь звать меня просто Гарри. Это мой сын Зейн. Я очень рад, что вы наконец приехали к нам, — он протянул мне свою руку для рукопожатия, но я благополучно проигнорировала этот жест, лишь сухо кивнув. Рядом послышался глубокомысленный "хмык". Ощущение, что спокойной жизни у меня не будет, усилилось… — Ваши вещи уже в комнатах. Зейн, будь добр, покажи Эллисон её комнату. — Конечно, папа, — Зейн медленно протянул каждую гласную в этой фразе, косясь при этом на меня. Нет, у меня, конечно, уже были сводные братья, но обычно они либо вели себя нормально, либо старались не замечать. Был один экземпляр, который всячески надо мной издевался, но я была к этому равнодушна. А тут смотрю на этого придурка и понимаю — бесит! Ой, как бесит! — Пошли, чего застыла? — пока я думала о том, почему он меня так бесит, мама со своим женихом куда-то свалили, да и Беннет-младший явно не горел желанием долго оставаться со мной в одном помещении. Что ж, это взаимно.       Не дожидаясь моей реакции, Зейн начал подниматься по лестнице на второй этаж. Как это ни прискорбно, но мне пришлось последовать за ним. Лестница была отполирована до такой степени, что её можно было использовать в качестве зеркала. Честно говоря, дом мне понравился, в отличие от обитателей. Кругом было настолько тихо и пусто, что, казалось, если я чихну, то звук будет как при раскате грома. Вообще дому не хватало радости. Например, маленьких детей.       Второй этаж оказался таким же величественным, как и первый, а вот моя комната меня порадовала. Она была красивой, но не такой шикарной, как сам дом в целом, что добавляло уюта. Бежево-оранжевые обои чудесного сочетались с огромным шкафом у стены (хотя, скорее, это шкаф сочетался с обоями). Двуспальная кровать была заправлена белым бельём с разноцветными яркими кляксами. Рядом с ней стояли мои вещи, которые, непонятно каким образом, оказались здесь раньше меня. Напротив кровати было огромное окно с широким подоконником, на котором лежали две небольшие подушки и аккуратно сложенный плед в клеточку. Кажется, мне начинает нравиться это место! Рядом с окном, в углу, стоял стол. Самый обычный белый стол с таким же белым стулом. На столе — фиолетовый ноутбук (видимо, подарок) и пара мелочей — блокноты, ручки, фломастеры, маркеры… Чуть поодаль от стола была ещё одна дверь, ведущая в ванную, которая поражала своими размерами. Несмотря на огромный шкаф (почему он такой большой, я так и не поняла), саму ванну (тоже, кстати, не маленькую), раковину и зеркало в человеческий рост, там ещё оставалось место для того, чтобы потанцевать. И всё было бы хорошо, если бы не ещё одна дверь и тот факт, что некоторые полки уже были заставлены мужскими шампунями и дезодорантами.       Да ладно?! Неужели моя комната совмещена с комнатой этого придурка?       В общем, риск был велик, но любопытство — чувство сильное, гораздо сильнее опасений. Дверь была не заперта и действительно вела в комнату брата, что подтверждала не столько обстановка комнаты, сколько сам Зейн, лежащий на кровати с плеером в руках и наушниками в ушах. Его комната отличалась от моей более тёмными цветами и огромным количеством вещей и хлама. Сам хозяин комнаты меня, похоже, не замечал, погружённый в свои мысли. Я бы, конечно, могла тихонько уйти, но раз уж он относится к тем людям, которым удаётся бесить меня одним своим существованием, то он заслуживал особенного отношения.       Дело в том, что я такой человек, который считает, что заклятый враг гораздо лучше друга. Враг преданней и всегда будет рядом, пусть с подколами и с шуточками. Да и достаточно часто получалось, что люди, которые мне нравились, становились моими врагами (враг — это, конечно, громко сказано, но будем придерживаться этого термина). Скорее всего это случалось потому, что мне очень сильно хотелось с ними общаться, но никак по-другому, без сарказма и иронии, я это делать не могла, а они этого не понимали. Поэтому, надо признать, что Зейн мне понравился. И как парень, и как друг, и как брат. Теперь выбор за ним, мне лишь остается ждать его реакции. — Доброе утро! — именно с таким криком я плюхнулась рядом с Зейном на кровать — благо, места было много. Вот честное слово, никогда бы не подумала, что люди могут так подпрыгивать, лежа на кровати! — Ты что тут делаешь? — он начал медленно приходить в себя от шока. Я огляделась и невозмутимо заметила: — Сижу. — Что? — вот дебил. А наушники кто из ушей вынимать будет? Пушкин? Так в его время их ещё не изобрели!       Я закатила глаза и показала на уши. Наконец, до него дошло, но менее недовольно он на меня смотреть не стал. И чем я так провинилась? — Так что тебе здесь нужно? — ну люблю я таких людей — сразу к делу переходят, никаких вам обмена фальшивых улыбок, комплиментов (тоже, кстати, фальшивых)… Правда, ответ на этот вопрос волновал не только его, но и меня. — Я бы могла сказать, что я пришла узнать, как у тебя дела, но ты мне всё равно не поверишь и будешь прав. — Он вопросительно поднял бровь, как бы намекая на нормальный ответ. — Из ванной я пришла, из ванной. Шла-шла, смотрю — дверь. Дай, думаю, зайду, узнаю, куда она ведёт. Кто ж знал, что она меня сюда приведет? — Черт, надо было запереть. — Поздно. За свои ошибки надо платить. А потому заканчивай хандрить и, на правах будущего старшего брата, покажи мне окрестности. А то я уйду гулять одна и заблужусь, — я мило улыбнулась, Зейн нахмурился. Вот такие мы разные… — Заманчивая идея. Я про то, что заблудишься, — я пихнула его кулаком в плечо. Нет, всё-таки, он умеет быть милым. — Ладно-ладно. Покажу я тебе окрестности. Вот знаешь, кого ты мне напоминаешь? — я вопросительно подняла бровь, копируя его недавнее движение. — Девушку одну. Рикки. Вы и по внешности похожи, и по характеру, и бровь одинаково понимаете, — Зейн мечтательно улыбнулся, но вскоре продолжил говорить: — Иди, одевайся давай. И делай там, что вам, девушкам, нужно. Через 15 минут выходим. Ждать я не буду.       Я радостно вскрикнула и помчалась в свою комнату через ванную, не слушая смешки Зейна. Неразобранный чемодан был запихнут в шкаф, рюкзак вытряхнут на кровать, а я сама быстро переодела штаны на шорты, которые первые попались мне под руку в куче хлама, образовавшейся на кровати. Последний штрих — распустить волосы. Они у меня светлые, чуть волнистые, и потому в распущенном состоянии выглядели потрясающе.       Не прошло и пяти минут, как я была готова. Что ж, проведем этот день с пользой.