Шестое чувство и глубины сознания.

***

      Люди в черных фуражках сегодня снова не пошли ночью домой. В последние два месяца это становилось обыденным — патологоанатомы не отходили от столов, буквально, просеивая детские трупы. Каждый день находили по пять мертвых детей, и нужно было искать улики. Искать, хотя скальпель дрожит в руке, и глаза застилает пелена.       Все трупы с уже известными признаками свозили в СРСФ, потому что дело было на государственном уровне, потому что пропадали и гибли дети даже очень знаменитых людей. В мегаполисе было множество микрорайонов, и в каждом расставляли патрульных, как оловянных солдатиков. И это не помогало. И единственный судмедэксперт, допущенный к этому делу, не могла спокойно спать ни днем, ни ночью.       Франческа дʼАмор, выбравшая отнюдь не романтичную профессию, была мастером в своем деле. Настолько точно справиться с поставленной задачей не мог ни один ее коллега. Но даже она сейчас готова была опустить руки, сорвать с себя ненавистный, пропахший медикаментами халат и просто сдаться.       Это неправильно. Дети не должны умирать. Она сама — мать троих детей, которых муж, работающий здесь же, ежедневно оставляет в буфете с тетей Глорией, заменившей им няню. И Франческа знает, что дети — это жизнь. Это начало. Начало не должно обрываться так быстро. И то, что патологоанатом вскрыла уже сорок детских трупов — неправильно.       У убитых не было закономерности во времени смерти. И в датах. Только жуткий, бесчеловечный способ.       Что больше всего пугало женщину — у всех жертв были посеребрены волосы. Сразу было видно — это седина. Дети седели в разной степени, у кого-то было совсем немного серых прядей, а у кого-то была просто белая копна…       В крови погибших был превышен уровень адреналина. Хотя при таких следах избиения и ножевых ранениях — чего еще ждать? Естественно, дети боялись. Сильно боялись.       Франческа с трудом заставила себя взять снова скальпель. Глотая слезы и туша сигарету. В морге уже стояла дымовая завеса, пришлось включить вытяжку. Женщина никогда раньше не курила. Но сейчас было даже не до собственного здоровья, принципов многодетной матери и мыслей, что запах все равно не выведешь даже при стирке.       Труп одной из пяти сегодняшних жертв уже лежал на операционном столе. Маленькая девочка, как сказали привозившие санитары. Лицо еще было закрыто простыней. Приступать к вскрытию нужно было немедленно, иначе сил совсем не останется.       Франческа натянула медицинскую маску, латексные перчатки. Взялась двумя руками за простынь и отдернула с глубоким вздохом…       Женщина замерла на месте, не двигаясь. Это действительно была девочка, на вид лет девяти, с кудрявыми черными волосами. Возможно, в будущем она бы стала настоящей восточной красавицей — настолько прелестно было личико этого ребенка.       Но больше всего патологоанатома поразила просто невероятная схожесть девочки с их начальником, генералом Басё…       Когда оцепенение оставило Франческу, она бросилась к телефону. Номер нашла в контактах, нажала, не раздумывая, только надеясь, что ее не обвинят в страшном происшествии.  — Господин генерал? Да, это я. Зайдите в морг на минуту, это очень срочно. Я пока не берусь ничего сообщать… …       Генерал шел по коридору быстро и тихо. Редкие встречные сотрудники спешно отдавали честь, а иногда и вовсе шарахались — настолько суровым было лицо начальника и так страшно сверкали его глаза.       У самых дверей морга он столкнулся с новенькой лаборанткой. Молодая девушка выронила папку с бумагами и, присев на корточки, начала лихорадочно собирать немногочисленные выпавшие листы. Это заняло минут пять, и, поднявшись, лаборантка поймала на себе просто убийственный взгляд генерала. С трудом сдерживая слезы, девушка метнулась в направлении переговорной, цокая каблуками.       Басё уже через пару секунд и думать забыл о новенькой. Толкнув белоснежную, отливавшую синевой дверь, он бесшумно переступил порог помещения. На душе было неспокойно, предчувствие чего-то очень плохого не покидало генерала, и он спешил выяснить, зачем же патологоанатом позвала и так занятого начальника. …  — Ну, что у тебя, Франческа? — тихо и как-то даже мягко спросил он, подходя к судмедэксперту. В деталях этой работы он разбирался хорошо, и представлял себе причину его вызова не более, чем проблемами со вскрытием.       Женщина молча подошла к трупу, привычным, но в этот раз слегка зажатым движением сдернула с лица жертвы ткань и вопросительно взглянула на генерала.       Последний, едва увидев личико девочки, сипло вдохнул много воздуха через рот, при этом растягивая пальцами воротник рубашки. Франческа увидела, как у Басё тряслась рука. В этот момент раздался звучный треск, и генерал тихо зашипел. Подняв вторую ладонь и разжав кулак, он представил взору пораженного медика случайно взятый с собой и теперь разломанный пополам черный маркер. Заостренные уголки пластмассы впились в шершавую кожу почти до крови.       Это словно привело на мгновение оторопевшего полицейского в сознание. Он резко развернулся, без слов кивнул старой знакомой, буркнул что-то про «Искать любые улики, и поскорее» и, буквально, выскочил из морга. Против обыкновения, теперь стук его шагов был даже здесь слышен из коридора достаточно долго.       Франческа шумно выдохнула и, сняв перчатку, вытерла мокрый лоб тыльной стороной ладони. По взгляду генерала было сразу понятно — он узнал девочку. Да и кто в спецподразделении не видел хоть раз жизнерадостную, веселую и неугомонную Ринни (имя сотрудники между собой сократили, так как оно было совсем длинным в оригинале), как на фотографии на столе генерала, так и в буфете конторы, где она с удовольствием угощалась печеньем и сладким чаем, с восхищением глядя на высоких лаборантов в белых халатах, которые, как какие-то сказочные солдаты, чинно и ловко ходили по коридорам, неся в руках то бумаги, то микроскопы или новейшие приборы?       Смотреть на это чудо природы, неподвижно лежащее сейчас на столе, еще в окровавленной одежде и с синяками на руках и худеньких ногах, было так же непривычно и странно, что и на то, как маленького котенка сбивает машина. Франческа готова была снова взять сигарету и выкурить до фильтра, набираясь терпения. Вот только пачка была совсем пустая, и приниматься за работу пришлось так, с мысленной мотивации. …       Полковник Тонари вдохнул глубоко и судорожно. Голос генерала, вызвавшего его «на ковер», был ледяным, слышалось, что привычную фразу он выдавил сквозь зубы. А это ничего хорошего не предвещало.       Несколько раз сжав и разжав кулаки для успокоения и без того разболтанных нервов, Тонари, чувствуя себя неопытным укротителем, входящим в клетку ко льву, проскользнул в кабинет начальника, натянув строгую официальную гримасу. …       Как только дверь за полковником закрылась, вся решительность разом испарилась. Басё сидел неподвижно, испепеляя его взглядом черных раскосых глаз и нервно теребя пальцами отрывной календарь с машинами, который вообще-то был на прошлый год, но из-за чрезмерной занятости хозяина остался цел и, похоже, оказался вытащен из целлофановой упаковки только сейчас.       Молчание висело в воздухе, разъедая обоих. С каждой секундой ощущение надвигающейся бури усиливалось, а терпение — ослабевало. Так, наверное, себя даже на вулкане люди не чувствуют. И ведь язык не поворачивался хоть что-то сказать, хотя от тишины было уже просто дышать нечем — она будто заменила воздух, казалось, что даже любая попытка произнести какой-то звук окажется неудачной.       Полковник даже после нескольких лет сражений в «горячих точках» не мог побороть оцепенение в присутствии генерала. И этот факт он считал чуть ли не позорным, хотя Басё слыл среди младших по званию настоящим военным командиром, и понять мужчину было можно.       Наконец, нагнетающая атмосфера окончательно доконала Тонари. Мысленно произнеся «Будь, что будет», он неслышно сглотнул и, поборов заикание, как можно тверже произнес то, с чего обычно начинался диалог с начальником:  — Вызывали, господин генерал?       И в тот же момент пожалел о том, что не дождался, когда Басё сам всё объяснит. Генерал вскочил с кресла и принялся расхаживать по комнате, размахивая руками и крича даже громче, чем обычно. Он ругал полковника, на чем свет стоит, называл никудышным начальником, которому не то что в полиции — на конюшне работать незачем. До личных оскорблений, правда, дело не доходило, все шло исключительно в рамках непрофессионализма и трудовой халатности, но и здесь Басё разошелся не на шутку.       Постепенно начальник начал осыпать бранью и сам состав спецподразделения: бездельники, недоучки, отдел кадров некомпетентен, всех давно поувольнять пора, небось, по блату собраны.       Вот тут Тонари уже не мог терпеть. Как только генерал на секунду прервался, чтобы перевести дух (а говорил он почти что на одном дыхании), собеседник тихо, но отчетливо заговорил:  — Господин генерал, вы напрасно ругаете наших сотрудников. Все они — лучшие специалисты нашего времени, настолько квалифицированных сотрудников вы не найдете ни на одном форуме поиска работы. Раз уж вы заговорили о блате — напомню, что, как минимум, половину из этих сотрудников назначали и допускали к делу именно вы. И то, что до сих пор мы не нашли ни одной улики — не столько наша ошибка, сколько хитрость маньяка. И факт, что появляются новые трупы — это результат непослушания детей и безответственности их родителей…       О последней фразе мужчина пожалел, как только его щеку обжег хлесткий и крепкий удар ладонью. Звук от него получился громким и звенел в ушах, как навязчивая мелодия.       Полковник не смог поднять глаза на начальника, от которого только что получил пощечину. В наступившей тишине послышался угрожающий шепот, похожий на шипение дикой кошки:  — Пошел вон.       Тонари беспрекословно развернулся и вышел, слегка хлопнув дверью. Щека горела, кожа наверняка была уже красной. Временами полковник ловил на себе удивленные взгляды сослуживцев, хотя оно и понятно — не каждый день увидишь своего начальника с таким покраснением на лице, ясно говорящим, что разговор с еще более высоким командиром прошел из рук вон плохо.       Тонари с трудом старался вытеснить гнев на ниточку, которую выдернул из пиджака и сейчас завязывал в причудливый узел. Он не хотел срываться на коллег, не виноватых в этом скандале. Он знал, что ребята стараются, работают днем и ночью, и сейчас устраивать им разнос просто бесчеловечно.       В такой ситуации Тонари казался сам себе тряпкой. Справедливой тряпкой-гуманистом, которую почему-то слушается всё спецподразделение, даже жена.       Пройдя мимо буфета, он остановился и невольно залюбовался на мирно посапывавших на диване детей — старшего мальчика и двух маленьких девчушек-близнецов с абсолютно одинаково заплетенными косичками. Ребята были заботливо укрыты пледом, причем, укрывала их явно мама. А рядом сидела нянечка, буфетчица Глория, и вязала какой-то не то носок, не то шарфик.       Увидев полковника, старушка с улыбкой кивнула, давая понять — с детишками всё хорошо, они в безопасности, можете не беспокоиться. И Тонари удовлетворенно кивнул в ответ. …