Шестое чувство и глубины сознания.

… Морг — место, в котором никому не бывает комфортно. Ни его работникам, ни, уж тем более, посторонним людям. Здесь не страшно, как на кладбище. Но в воздухе всегда висит тяжелая тишина, нарушаемая лишь звоном инструментов и голосами патологоанатомов. И несмотря на многочисленное количество анекдотов, попав сюда, мгновенно лишаешься даже малейшей ноты юмора. Здесь нет той атмосферы какой-то одухотворенной, мистической, какая есть на местах уже погребения умерших. Есть только нелегкое осознание того, что вот он, труп, по всем параметрам не имеющий ни шанса снова стать живым человеком. И сейчас сюда придут родственники покойного, и начнется процедура, которую многие не выдерживают, и которую некоторым патологоанатомам хочется провести скорее или вообще отменить, дав людям только фотографии, сделанные следователями на месте преступления, только бы не показывать никому обмороженного, окоченевшего тела, иногда изуродованного до неузнаваемости, пригодного лишь для генеалогической идентификации. Тадаши всегда боялся этого места. С тех пор, как пять лет назад погибли родители, и его привели в точно такую же больницу на точно такое же опознание. Юноша помнил в мельчайших деталях, как его одиннадцатилетним пацаном подвели к чему-то, выдвигавшемуся из холодильника, на чем лежало что-то, укрытое простыней. Помнил колебания судмедэксперта, всё-таки настаивавшего на более взрослых родственниках. Помнил окровавленные лица, в которых он еле угадал мамины и папины черты. Помнил, как упал на колени возле выдвижного стола и разревелся, прижимаясь щекой к маминой руке, и как перешептывались за спиной недовольный патологоанатом и суровый полицейский. Тадаши не хотел больше никогда сюда возвращаться. Никогда не заходить в комнату под названием «морг». И никогда не иметь причины в нее зайти. Потому что эта причина могла быть только одна, и ее юный Хамада ненавидел и страшился больше всего на свете. Его вели, будто по лабиринту: конторы, коридоры, повороты, двери — всё было запутанным, парень не мог запомнить маршрут. Мужчина в форме, шедший рядом, что-то говорил, то ли успокаивая, то ли уточняя детали обнаружения тела (хотя для этого нужно быть либо бездушным, либо безмозглым). Хамада не слышал его. Все мысли уносились на несколько лет назад, в голове кружились воспоминания. Почти такой же коридор. Мягкий голос следователя, непонятные слова из полицейского жаргона, иногда проскакивавшие в его речи. Лампы над головой и стеклянный пол под ногами. Вокруг ходят люди в белых халатах, некоторые в перчатках. И всюду белый, искусственный, ненастоящий свет… Парень уже знал, что когда-то точно это видел. Только тогда он смотрел на мир абсолютно непонимающе, по-детски, вздрагивая от стука колес каких-то тележек и удивленно оглядывая огромные помещения. А сейчас… Всё повторялось. Но неужели будет точно так же? Так же больно видеть лицо родного человека. Мертвого. Так же сложно после этого давать показания, хотя что он вообще мог знать?.. Убеждая себя и свои потрепанные нервы в том, что делать выводы еще рано, Тадаши не заметил, как подошел к чистым, по способу открывания похожим на ворота, дверям. Шершавая поверхность рельефного пластика мышиного цвета, как нельзя кстати подходившего тому, что находилось внутри. Хотя нет. Лучше уж черный. Угольный, непроглядный. Или точно такой же белый, как и вся больница… -Входите, мистер Хамада, -коротко проговорил полицейский. Собрав все силы, Тадаши с трудом поднял свою руку и толкнул дверь, мысленно уговаривая себя быть сильным и не струсить в последний момент. Его уже с порога обдало холодом. Холодом слез других людей и смерти тех, кого они оплакивали. Холодом разорванных семейных, дружеских и любовных связей. Возможно, сейчас здесь порвется еще одна… Франческа уже стояла у холодильника. Как только юноша вместе с сопровождавшим его полицейским появились в помещении, она открыла его. У Хамада перехватило дыхание. Точно такая же кристально чистая простынь, только теперь труп под ней казался маленьким, таким, что на руках мог поместиться. Франческа убрала часть ткани с лица погибшего лишь после кивка парня. Повисло напряженное молчание. Судмедэксперт и оперативник ждали реакции изобретателя, всматривавшегося в лицо ребенка, приоткрытым от сосредоточенности ртом вдыхая ледяной воздух морга. Шумный выдох заставил сотрудников вздрогнуть, и Тадаши, задышав глубже и чаще, уверенно выдал: -Нет, это не Хиро. Похож, но точно не он. Женщина снова убрала труп в холодильник, радуясь хоть чему-то хорошему. Её не волновало то, что личность ребенка еще не была установлена. Франческа с незаметной улыбкой смотрела на медленно осевшего в вовремя пододвинутое офицером кресло. Тадаши облегченно шептал, словно самому себе:«Это не он… Это не он…» Внезапно у полицейского зазвонил телефон. Рации и служебные устройства уже не использовались, поэтому сотрудники сообщали друг другу информацию по собственным телефонам. Достав мобильник, офицер с серьезным видом, выпрямившись, словно абонент мог видеть его сейчас, произнес: -Да, господин полковник!.. Да, он здесь… Нет, труп не принадлежит мистеру Хиро Хамада… Господин полковник, разрешите отпустить мистера Тадаши Хамада?..-собеседник долго что-то говорил, в ответ офицер кивал, временами вставляя «Ага» или «Ясно». Причем, судя по его лицу, отпускать никто никого никуда не собирался, что сразу заметила наблюдательная Франческа, недовольно воззрившись на офицера, отчего тот едва не присел, так как взгляд у женщины был холоднее стен морга. Наконец, закончив разговор, как только полковник положил трубку, полицейский состроил пародию на приятное выражение лица (с его худощавостью вышло совсем плохо), обратился к Тадаши: -Мистер Хамада, дело в том, что вас вызывает к себе полковник Тонари. Прошу меня извинить, деталей он не сообщил, но приказал мне сопроводить вас… Поток уже просто противно-любезных выражений прервал сам парень, знаком показав, что он готов пойти куда угодно, лишь бы офицер замолчал. Последний, видимо, понял и, выпрямившись во всю свою долговязость, развернулся и направился к дверям. Бросив чуть виноватый взгляд на судмедэксперта, Хамада последовал за полицейским. Когда в морге не осталось больше ни души, Франческа, вяло покрутив в руке ножницы, присела на высокий стол. То, что полковник вызывал Тадаши сразу после опознания, явно давшегося юноше нелегко, вместо того, чтобы отпустить домой, сильно ее раздражало. Подобное своенравие было, скорее, в манере генерала Басё, нежели рассудительного и участливого Тонари, который даже на сотрудников толком не кричал, а за все их косяки всегда отвечал перед начальством сам. Нетрудно было догадаться, что эта бредовая идея пришла в голову самодуру-генералу, а Тонари, который состоял на 80% не из воды, а из идеальной дисциплины, просто не осмелился оспаривать приказ. Своего мужа Франческа знала, и прекрасно понимала, что это отнюдь не от желания мужчины возвысить себя в глазах начальника, а просто по причине патологического неумения полковника ослушиваться указаний старших по званию. -Да уж, дорогой, -протянула с грустью судмедэксперт, наконец, слезая со стола, решив приступить к вскрытию, -Влипли мы с тобой в это дело, так влипли… И, словно в подтверждение ее слов, залетевший через неплотно закрытую дверь сквозняк слегка колыхнул лежавший рядом с компьютером приказ об участии миссис Франчески Тонари, в девичестве — дʼАмор, в расследовании ряда детоубийств в пределах такой-то территории, от такого-то числа. Дата и изящная подпись, в которой угадывалась возвышенная и легкая натура ее обладателя и никак не мелькали признаки того, в какой именно области он трудится. Посмотрев с тоской на этот уже многократно проклятый ей приказ, женщина, экипировавшись по всем правилам, немедленно принялась за работу… … Кабинет полковника Тонари находился на другом конце здания. Неизвестно, какими соображениями руководствовались те, кто это распределял, тем более, что конторе были выделены все этажи из двадцати, однако менять никто ничего не стал. Тадаши уже возненавидел все помещения на том этаже, где он находился. Как у юноши еще не зарябило в глазах от долгих петляний по скрипучему ламинатному полу и мелькавших туда-сюда уже казавшихся абсолютно одинаковыми людей, Хамада не мог понять и сам. Офицер шел молча, даже не поворачиваясь к гению. Наигранная гримаса исчезла, теперь лицо мужчины было мрачным и сосредоточенным. Изобретатель старался не обращать на это внимания: то, что неприятный лепет прекратился, уже было хорошо, и отвлекать полицейского от такого состояния не требовалось. Когда они подошли к кабинету, сотрудник вдруг остановился. Несколько секунд он смотрел на медную ручку двери, словно не желая туда входить и пересиливая самого себя. Шумно вдохнув, офицер вдруг негромко и совсем не таким тоном, как до этого, произнес: -Вы простите меня. Сами понимаете, приказ есть приказ. Полковник тоже не по своей воле это делает. Тадаши чуть изумленно усмехнулся. Он и так знал, как строится иерархия в таких вот структурах и какие здесь законы. Правда, жалости к полиции у него не было, только немного понимания. Юноша не стал дожидаться, когда офицер доложит о его приходе, и сам зашел в кабинет. Дверь тут же закрылась, и полицейский остался снаружи. Кабинет был просторным, хорошо меблированным. На столе лежало штук десять мобильных телефонов, несколько стопок бумаг и целый набор ручек. Сам стол был длинным, почти как в ресторане на анкете. Вдоль него стояли аккуратно задвинутые стулья с железными ножками, от которых на полу виднелись царапины. Во главе сидел высокий мужчина средних лет, в военной форме с погонами. Он был крепко сложен, сидел, поставив локти на стол и сцепив довольно красивые, хотя и грубоватые руки в замок. Короткие, хорошо уложенные черные волосы с редкой сединой обрамляли строгое лицо. Слегка раскосые карие глаза смотрели из-под немного сдвинутых густых бровей внимательно, будто полковник видел собеседника насквозь. Однако то, что его губы были сжаты, нарушало весь образ спокойствия, к тому же, явно напускного. Как разговаривать с полковниками, Хамада понятия не имел, поэтому ждал, стоя на пороге, когда тот заговорит первым. -Садитесь, -сказал Тонари, и юноша покорно присел на ближайший к полковнику стул, -Я вас вызвал, чтобы уведомить о новых данных, найденных нашими аналитиками. Вы, как человек образованный, должны знать, что поведение маньяка просчитать невозможно, если он — психически нездоровый человек, совершающий преступления спонтанно. Парень кивнул в ответ. -Однако мы пришли к выводу, -продолжал Тонари, -Что наш преступник — совершенно вменяемый человек, который уже даже под действием наркотиков не находится. Мы проследили алгоритм убийств. Всё это началось два с половиной месяца назад. Каждый день пропадало по семь детей, и пятерых из них мы находили на следующий день мертвыми. Однако те двое, кого похитили и кто оставался жив, были обнаружены лишь через три дня вместе с еще тремя трупами. Это абсолютно точный математический расчет, благодаря которому живых детей в логове маньяка становилось больше, чем он убивал в день. Тадаши передернуло от такой статистики. Значит, это чудовище оставляло жертв живыми, но осознающими, что они умрут… Полковник вытащил из кармана сигареты и протянул юноше. Тот отмахнулся, показывая, что не курит, и Тонари, убрав коробку обратно, снова заговорил, на этот раз волнуясь сильнее, о чем говорил его голос: -Так вот. Неделю назад стало пропадать всё меньше детей, в конце концов, к сегодняшнему дню из еще не найденных остались лишь двое. Ваш Хиро — единственный похищенный за последние два дня и одна из жертв, тела которых мы еще не нашли. Вторая — девочка, примерно, его ровесница, исчезла за день до вашего брата. -Вы хотите сказать, что… -У всех жертв были признаки обезвоживания и истощения. Если завтра мы не найдем ни живых, ни мертвых, шансов выжить у них просто не будет. Следующим убитым может оказаться кто угодно. Тадаши едва не упал со стула. Слова полковника вызывали настоящий ужас, а мысль, что с каждой секундой у Хиро все меньше возможность выжить, сводила с ума. -Мистер Тонари, -справившись с оцепенением, возбужденно выпалил юноша, -Я знаю, как спасти детей. У меня есть прибор, способный вычислить местонахождение человека только по индивидуальным данным его организма. Дайте мне хоть образец крови преступника, я смогу найти его! Тонари только улыбнулся, даже не вставая с кресла. Старшему Хамада эта улыбка показалась неуместной. Над чем тут можно смеяться?.. -Молодой человек, -ироничным тоном отозвался полковник, -Я понимаю ваше желание спасти младшего брата. Но… Найти человека по одному только ДНК — даже для нашего времени это ненормально, всего лишь фантазия. Мои сотрудники работают в усиленном режиме. Они справятся с этой задачей. -Но речь идет о жизни детей! -И я прекрасно это осознаю. Но мы ничего не сможем сделать, пока не будет… -Мистер Тонари, -процедил сквозь зубы изобретатель, в гневе поднимаясь со своего места, -Вы ведь не потеряли своих детей. Вы не можете меня понимать! Вы не можете понимать те тысячи людей, которые похоронили ни в чем не виноватых малышей… Что ваши сотрудники могут сделать? Каким образом они сумеют за два дня обнаружить того, кого ловили два месяца?! Это не моё изобретения, это ваши доводы из области фантастики, причем, еще и эгоизма и абсолютно наплевательского отношения! А вот я сидеть, сложа руки, не буду. Вы не хотите искать маньяка — я найду. Не слушая ни единого возражения Тонари, парень сорвался с места и, практически, вылетел из помещения, оставив собеседника в замешательстве обдумывать его слова. Мужчина хмуро поднялся со своего кресла и подошел к окну. Так он всегда делал, если принимал сложный выбор. Или чувствовал себя виноватым…