Catfish

Когда я была младше, я была очень близка с отцом. Безумно, я знаю. Учитывая то, что я практически ненавижу его теперь. Но, верьте или нет, он был моим лучшим другом, пока не бросил нас. Естественно я была в замешательстве, и мне было больно, когда он просто ушел, даже не попрощавшись, ведь мне было всего лишь 8 лет. И когда я была маленькой, мой папа рассказывал мне, что никто из нас на самом деле не боится темноты; мы лишь боимся того, что она скрывает от нас. Мы боимся всего, что потенциально может сделать нам больно, что находится прямо перед нашими глазами и не кажется плохим или опасным. До нынешнего времени я не осознавала, что депрессия – это лишь временная темнота. Все временно. Дружба, отношения, даже семья. Боль, злость, грусть и счастье. Теперь даже татуировки считаются «временными». Больше ничего не является постоянным. Воспоминания угасают, перспективы меняются, люди умирают. Но я продолжаю убеждать себя не волноваться, что все пройдет. В конце концов. Быть терпеливой даже, когда вещи настолько запутаны, что ты бессилен. Не отчаивайся до той степени, что готов снять предохранитель и начать идти по определенной нитке до ее полноценной готовности к твоему весу. Ты должен понять, что это будет долгим процессом, и ты будешь работать над вещами медленно, одна за другой, так ведь? Пока я танцевала по комнате Майкла – да, по его спальне в его доме в Австралии – поя и прыгая во всех странных видах этого слова, в красно-черной рубашке Майкла в стиле Оззи Осборна, и лишь в своем нижнем белье под ней, я осознала, что была счастлива. По-настоящему, искренне счастлива. Я поняла, насколько глупо все время быть в грусти и постоянно хотеть убить себя, когда в жизни столько вещей, ради который стоит жить. В мире столько всего нужно увидеть. И я не была счастлива только от того, что у меня был Майкл. Я была счастлива, потому что у меня было пять замечательных лучших друзей, мама, которая всегда была готова постоять за меня, и довольно высокооплачиваемая работа, и я становилась все увереннее в себе. Я была счастлива, потому что этого заслуживала. Потому что я этого хотела. – This dude named Michael used to ride motorcycles, Dick bigger than a tower, I ain't talking about Eiffel's (Этого чувака зовут Майкл, он ездил на мотоциклах, член больше, чем башня, и я не об Эйфелевой). Я виляла бедрами и повернулась, вскрикивая при виде Майкла, стоящего при входе в комнату, опершись на дверной проем, его руки скрещены на груди, ухмылка на губах, и приподнятая в удовольствии бровь с пирсингом. Майкл был на ужине с семьей, и не должен был возвращаться на час раньше – именно поэтому я уверенно танцевала под песни Никки Минаж лишь в рубашке и нижнем белье. – Ради такого вида стоило прийти домой, – сказал он скромно, медленно заходя в комнату и закрывая дверь за собой ногой. – Я всегда хотел мотоцикл, стоит купить? Я покачала головой и подсознательно начала тянуть вниз рубашку, пытаясь прикрыть свою полу-наготу, моя щеки вспыхнули. Он остановился в нескольких сантиметрах от меня, и я уставилась на его черные конверсы. Он был одет в свои классические черные облегающие джинсы и тусклую кофту «Iron Maiden», заканчивая этот наряд кепкой Vans на голове. Он был примерно на 8 или 9 сантиметров выше меня, на удивление, заставляя меня чувствовать себя маленькой. Я взглянула на него, мои голубые глаза встретились взглядом с его темно-зелеными. Он больше не улыбался, не хмурился, но, вместо этого, его пухлые губы были в прямой линии, и он смотрел на меня сверху вниз с горящей страстью в глазах, которые каким-то образом становились темнее, чем больше он опускал глаза на мое тело. Я начинала чувствовать, что задыхаюсь от похоти и напряжения, которое висело в маленькой комнате. – Моих родителей не будет дома еще несколько часов, – проинформировал он меня, его голос был низок и сексуален. Я сглотнула и закусила нижнюю губу, пытаясь собраться с мыслями и игнорировать то, как мои бедра дрогнули в ответ. – Не делай этого, – потребовал он, его глаза остановились на моих губах, все еще закусанных передними зубами. Я сразу же высвободила губу и опустила глаза, усмехаясь. – Ты приказываешь, когда возбуждаешься, – указала я, издавая смешок и снова глядя на него. Лицо Майкла опустело, любые намеки на предыдущие эмоции исчезли. Его глаза загорелись, и он тихо усмехнулся, что затем переросло в обычный смех, и он обошел меня. Он начал рыться в своем шкафу, пока не вытянул пару баскетбольных шорт и бросил их мне. Я быстро натянула их, игнорируя тот факт, что я бы больше хотела, чтобы они висели на мне, а не идеально подходили. – Хочешь посмотреть фильм в мужской пещере? – спросил он, стягивая черные облегающие джинсы с трудом. Я была немного ошеломлена его резкой сменой настроения, но, несмотря на это, лишь пожала плечами. – Ты знаешь, что у меня есть своя одежда, так ведь? – напомнила я ему, сдержанно восхищаясь его ногами. – Которые ты сможешь счастливо надеть, когда будешь дома через два дня, – просто ответил он, улыбаясь мне и натягивая пару шорт, как те, которые были на мне. Он подошел к двери, открывая ее и взмахивая рукой. – Дамы вперед. – Но- – Никаких но. Я прожгла его гневным взглядом, хотя, признаю, я была абсолютно не против ношения его вещей, но я не собиралась рассказывать ему об этом в ближайшем времени. Я заменила гневный взгляд усмешкой, вальяжно вышла из комнаты, и самым лучшим голосом хорошей девочки сказала: – Да, папочка. И, клянусь, я услышала низкое рычание в ответ.