Грязные

Мне казалось, что я падаю в пропасть. Долго, нудно, скучно и поэтому болезненно. Я ведь никогда не сидел на месте и не горевал, у меня всегда были другие заботы, с помощью которых я отвлекался. Но сейчас я просто падаю. Везде темнота, и она укутывает меня настолько сильно, что по мне проходит холодок. Если это смерть, то я не знаю, как на это реагировать. Я всегда хотел умереть, чтобы познать хотя бы какие-то эмоции, но сейчас у меня всё вроде как налаживаться начало. Я встретил Алекса - свою пару - и он вернул мне эмоции. Сейчас я явно почувствовал, как меня параллельно с вязкой темнотой укутывает ещё и запах мяты. Мне всегда нравились свежие ароматы, хотя от меня вроде как фиалками должно пахнуть, если верить одному альфе. Сейчас мне очень сильно захотелось курить. Мне надоело лететь, но мне не надоело жить. Если я правильно помню, то я перестал видеть и слышать, а потом начал задыхаться. Да уж, бедный этот альфа, не повезло ему со мной. Попался не только Грязный омега, он ещё и припадочным оказался. Слава Богу, я хоть на игле не сижу, а то я, как только бы пришёл в себя, сразу же пошёл свечку за этого Алекса поставить. Можно ещё к гадалке или ведьме пойти: вдруг на парне проклятье какое-то. Я хотел засмеяться, но от этого стало ещё хуже, мне показалось, будто эта пустота зашла уже и в меня. А запах мяты как будто снова начал проникать под кожу. Мне всегда нравился этот запах. Я помню его в квартире родителей, и, что самое смешное, при этом не помню их лиц. Также я помню, как воспитатели лечили все наши заболевания мятным чаем. Я всегда слышал, что в детдоме должно быть плохо, старшие должны издеваться над младшими. Но у нас все были омегами, и мы все были Грязными, потому у нас не было ссор. Только в первое время — истерики, которые воспитатели всегда успокаивали мятным чаем. Потому мята в моём понимании — это лекарство и от душевных болезней, и от физических. И сейчас она тоже была моим спасательным кругом — я начал лететь именно на запах мяты, закрыв глаза, зная, что всё равно ничего не увижу. Этот запах успокаивал и умиротворял меня. Вспомнилось моё детство. Мне сейчас себя так жаль. Впервые я жалею себя и сожалею о своей жизни. Если бы я и вправду был нормальным, то всё в моей жизни случилось бы по-другому. На каком-то фестивале или концерте, а, может, в каком-то ресторане или кафе я бы встретил свою пару — Алекса. Я бы радовался, млел, смущался. У нас бы были свидания, потом он бы сделал мне предложение, мы бы провели мою течку вместе, и у нас бы потом родился ребёнок. А так… я ничего из этого не могу дать ему. Встретились мы после того, как меня в очередной раз поимели, и я был не в лучшем состоянии. У нас никогда не будет свиданий, ибо люди будут смотреть на меня, как на отродье общества, и точно так же на альфу. Он никогда не сделает мне предложения, и мы никогда не проведём течку вместе. Потому что любить меня запрещено законом. Я не знаю, что это такое, но мне кажется, что я плачу. Эта темнота начала сжимать меня, ну или это сердце так болезненно сжалось. Я ведь постоянно вру! Мне больно! Страшно! Я всю свою жизнь в этой тьме! Я так хочу быть любим… Но я не смогу. Не смогу разрушить жизнь этого паренька. Он ещё так молод, он ещё найдёт кого-то лучше меня. Да любой будет лучше меня! Я лишь жалкая оболочка человека! Когда он уйдёт, я постараюсь вернуть на место барьер, иначе мне и вправду конец. Мои мысли меняются настолько быстро, что я не успеваю за ними. Кажется, будто моё тело и мои чувства — это две разные вещи. Я не знаю, почему мне так больно, почему мне так жаль себя, почему я уже согласен умереть. Хотя нет, последнее знаю: я теперь хочу умереть, чтобы за меня судьба сделала выбор, и мне не пришлось расставаться с тем, кто вселил в меня чувства. Резко мои лёгкие наполнились только запахом мяты, и я почувствовал, будто он вытаскивает меня вверх, причём за мои же лёгкие, ибо мне казалось, что меня перехватили за грудную клетку и потащили вверх. При каждом рывке воздух из моих лёгких выходил настолько, что мне казалось, будто я снова задыхаюсь, но потом я мог снова вздохнуть, наполняя их мятой. Мне казалось, что я весь состою из мяты, даже некий её привкус появился во рту. Интересно, а мой этот запах фиалок тоже укутывает мою пару? Тоже заставляет его дышать, чтобы снова уловить этот запах, чтобы раствориться в нём, чтобы хотеть делать так всегда? Резкий свет больно ударил по моим глазам, когда я их открыл. Никаких резких подрываний с кровати, никаких судорожных вздохов — это же не кино какое-то, это моя жизнь. Я не прикрывал глаза, сейчас я получал эдакое удовольствие от того, что мои глаза слезятся. Главное, что я вижу. Я повернул голову набок, уже зная, что здесь всё будет, как в дурацких мыльных операх: парень, сжав мою ладонь, лежал на кровати. Но он не был бледным или похудевшим, ну или с синяками под глазами и потрескавшимися губами. Он был, как и в нашу первую встречу — божественно красив. Скорее всего, эта его сверхнормальная красота из-за того, что он моя пара, и потому он видится мне как Бог. Я грустно улыбнулся, смотря на белый натяжной потолок. Всё-таки больница и вправду не бесплатная. Надеюсь, я смогу потом рассчитаться за эту палату, не влезая при этом в долги. Я спокойно поднял руку, пусть она и казалась мне ватной, но сейчас мне так хотелось зарыться ею в его волосы. Наверное, во мне сейчас говорит омега, но мне стало так спокойно, когда я это сделал. Перебирая его волосы, я вдруг посмотрел на аппараты, которые были подключены ко мне. Странно, я всегда думал, что, когда пациент приходит в себя, они начинают противно пищать или издавать какие-то звуки азбукой морзе, чтобы врачи поняли, что я пришёл в себя. Но, наверное, так и вправду только в фильмах. — Ты как? — прошептал этот парень, и я почувствовал, как умиротворение укутывает нас. Я снова грустно улыбнулся, теперь уже смотря на его макушку. А где же эти театральные крики? Почему он не сорвался с места, удивлённо смотря на меня? Почему не зовёт истерическим голосом врачей? Должно быть, моя пара полностью под стать мне. — Ну, в моей жизни бывало и хуже, — прохрипел я через боль в горле, в итоге заходясь кашлем. И вот в тот момент черноволосый и вправду подорвался с места, скидывая мою руку и удивлённо на меня смотря. Всё-таки вся наша жизнь как эпизоды с кино. — Ты пришёл в себя? — это было сказано непонятно кому: то ли он сказал это себе самому, то ли мне, то ли ещё кому-то. Он смотрел на меня, как на восьмое чудо света, а я наконец-то прекратил заходиться кашлем, от которого становилось только больнее. Странно, почему же у меня так болит горло? — Типа того, — еле выдал я, пытаясь снова не начать кашлять и не кривиться от боли, ибо переживания этого парня теперь накладывались на меня. Мне показалось, или его руки дрожали, когда он провёл ладонью по моей щеке, теперь уже под мой удивлённый взгляд? — Живой, — прошептал парень с явным облегчением, и громко вдохнул, точно так же громко выдыхая. Казалось, будто камень с его груди исчез, позволяя ему дышать. Он смотрел на меня таким странным взглядом… и я путался в эмоциях точно так же, как и он. — Я позову врачей, — спокойно сказал парень, и я ожидал, что после этой фразы он возьмёт и выйдет из палаты, в лучшем случае для него — никогда больше не возвращаясь, но он нагнулся над моей кроватью и поцеловал меня. Это было так удивительно, что я не смог как-то сопротивляться своему удивлению. Меня никогда ещё не целовали. Это не был жаркий и страстный поцелуй, как обычно бывает в фильмах. Алекс просто прикоснулся своими губами к моим, даже не начиная делать что-то ещё. Он просто замер на несколько секунд. И я уверен, что в это мгновение нас обоих поглотила нежность, страх потери и радость приобретения, а ещё некое такое чувство лёгкости. Как будто всё именно так и должно было быть, как будто всё правильно. А потом парень оторвался от моих губ и вышел из палаты, оставив меня в полной растерянности, в которой я пребывал до самого прихода врача. Я даже не мог думать о том, что сейчас, когда меня захлестнут эмоции врача или врачей, я, возможно, потеряю рассудок. Я мог думать только об этом поцелуе. — Ну и как там наш проблемный пациент? — весело сказал врач, входя в комнату, ибо это помещение мало походило на палату, которой я её себе представлял. Врач был бетой средних лет, который больше напоминал мне омегу, но я почему-то решил, что это бета, ибо никакого запаха от него я не почувствовал. — Да вроде как нормально, — спокойно сказал я, пытаясь подавить свою растерянность. Я не чувствовал этого врача. Совсем. Ни запаха, ни эмоций, кроме тех, что он на самом деле показывал. Я не чувствовал его, как Алекса. Я попытался сосредоточиться, и уловил раздражение от врача, но оно было не на меня, а почему-то на Алекса. Странно-то как. Бета подошёл ко мне, посветил фонариком в глаза, послушал меня какой-то штукой, потом схватил за руку, смотря на часы, и постоянно что-то записывал. Потом подошёл к моей второй руке, которую я не поднимал вообще, ибо на ней была капельница, и мне было больно ею шевелить. — Ну, что же, Марк, меня зовут Евгений Алексеевич, и я тебе сейчас расскажу, что с тобой произошло, ибо вопросов у тебя, должно быть, уже достаточно, — врач стал безумно серьёзным. Но меня больше пугало то, что он знает моё имя, ведь своему альфе я его не говорил. — У тебя был анафилактический шок, последствием которого была лёгкая кома. Ещё тебе была проведена интубация, так как поначалу ты не мог дышать сам. Внутримышечно тебе вкололи адреналин, обложили льдом, потом подкожно ввели растворы кофеина, кордиамина. Сейчас необходимы инъекции преднизолона или гидрокортизона, но мы определимся, что колоть только тогда, когда увидим, на что у тебя нет аллергии. Пролежал ты в коме, на наше счастье, всего лишь 11 дней. В целом, мы тебя подержим ещё несколько дней. Так как сегодня вторник, то в пятницу во время обхода и определимся. Вопросы есть? — мужчина смотрел на меня со всем своим профессионализмом, и я вдруг чётко понял, что в нём я не вижу и не чувствую презрения или ненависти в свою сторону. — Ну, в целом, большую часть того, что вы сказали, я понял, — я хотел было засмеяться, настолько врач мне показался растерянным, но снова зашёлся в кашле, который очень быстро прекратился, к моему счастью. А ещё меня удивило, как спокойно я отреагировал на слова врача, как и на него самого. Странно это всё. — Держи, — мужчина вытащил из кармана халата и протянул мне три конфеты, что были в какой-то ярко-жёлтой обёртке, и мило мне улыбнулся, из-за чего во мне пошли отголоски ревности, которые были явно не моими. Я скосил взгляд на Алекса, но он продолжал равнодушно стоять позади врача и точно так же смотреть на всё и всех, как будто всё, что здесь происходит, ему по барабану. Но я-то его чувствую. И почему-то мне было очень приятно и хотелось улыбаться от того, что меня ревнуют, но я сдержался. — Эти конфеты сделаны из мёда, и они полностью натуральные, поэтому если у тебя нет аллергии на мёд, — на этих словах он так красноречиво на меня посмотрел, что я сразу помотал головой, что нет, — то они твои и они помогут с болью в горле, которая наверняка является последствием интубации. Ещё вопросы есть? — врач с улыбкой смотрел на меня, и это начинало меня смущать, а Алекса начинало это нервировать. — Нет, вопросов больше нет, — на что врач мне снова улыбнулся и сказал, чтобы если что-то будет не так, я нажал на кнопку в изголовье кровати, и тогда придёт или он, или дежурный врач, или медсестра. А потом вышел из палаты, оставив меня и черноволосого наедине.