Максим

Мне каждый вечер зажигают свечи, И образ твой окуривает дым, — И не хочу я знать, что время лечит, Что все проходит вместе с ним. Владимир Семенович Высоцкий. Действительно, время не лечит, и прекрасным примером для опровержения данного предрассудка является наш герой — Максим. У него на сердце словно поселился черт: он ничего не испытывал, будучи просто-напросто неспособным ничего ощущать, и даже физическую боль он чувствовал смутно, непонятно и тупо. Ему было и грустно, и досадно; из него точно выжали все жизненные силы и интерес к этой самой жизни. Он ничего не желал. Густой туман наполнил пустоту внутри, чего никогда и ни за что нельзя допускать. Ведь что случается с туманом? Под действием ядовитых мыслей он превращается в воспламеняющийся газ и вспыхивает от каждого прикосновения чужих глаз, слов и рук. С переезда Катерины прошло около шести месяцев, наступил новый учебный год, принесший вместе с собою уйму различных хлопот, которыми стоило бы заняться обычному среднестатистическому выпускнику, но Сергеев сильно выбивался из этого скопления. Его не интересовала школьная жизнь, он часто прогуливал занятия, хамил учителям и вытворял немыслимые вещи на территории лицея. Он стал невыносимо враждебным, подобно яростному и взрывному тасманскому дьяволу, внезапно отвергнув абсолютно всех, даже Сашу — самого дорогого и близкого друга. Максим никого не хотел видеть, на всех вымещал свою, казалось, бесконечную злость и агрессию. Его бесстрашный, огненный, пугающий взор не столько отталкивал, сколько страшил «счастливчиков», удостоившихся случая столкнуться с ним. Его обидные и совершенно необдуманные слова резали остро, невыносимо, болезненно, попадая прямо на незажившие раны. Наверняка у окружающих складывалось впечатление, будто вернулся старый Максим, но они грубо ошибались, считая ярко выраженное пренебрежение, эгоизм и агрессию схожими с тогдашними поверхностной снисходительностью и равнодушием поскольку между двумя этими выразительными особенностями поведения Максима было одно-единственное, но довольно-таки значительное, различие — дикая злоба, ставшая неконтролируемой. Юноша попросту возненавидел всех. Саша, вопреки препятствиям, не терял надежду вернуть своего друга, поэтому часто контактировал с ним, несмотря на явственно ощутимую пропасть между ними. Ему хорошенько запомнилась одна их беседа, совершенно случайная и спонтанная. — Я видел Хачи вчера у себя во дворе... — произнес рассеянно Саша и вдруг замер, запнувшись и поняв, что проболтался, подставив самого себя. Он вытаращил глаза, жутко удивившись собственной глупости и невнимательности, и с опаской взглянул на шатена, сидевшего с ним за одной партой. Тот, никак не отреагировав, продолжил что-то яростно строчить. — Я не имею к нему никакого отношения, — бесстрастным голосом промолвил Максим, не поднимая взгляда и тем самым показывая свою незаинтересованность в данной беседе. Саша было облегченно выдохнул, но Сергеев словно резко очнулся и внезапно повернулся к однокласснику с недовольным и ошарашенным выражением лица. — А ты откуда знаешь про Хачи? — Рудин ответил ему молчанием, из-за чего Максим еще сильнее рассердился и, казалось, готов был взорваться. — Ты что, следил за мной?! Голубоглазый брюнет неожиданно встал, но Максим, схватив его за рукав, резким, но слабым движением руки посадил его обратно. — Отвечай! — Да я просто хотел разобраться, что с тобой происходит, Макс! Ты себя в зеркало видел? Ты хоть представляешь, на кого стал похож?! — Мне наплевать на это, Саш. И тебе не стоило соваться в мои дела. — А мне не наплевать, Макс. Что с тобой происходит, а? Почему ты стал таким? — Каким? — Ты ведь знаешь лучше меня, друг. — Если бы ты знал, Саш, у тебя бы язык не повернулся говорить со мной на эту тему. Я тебя знаю хорошо, может, даже очень хорошо, и точно уверен — тебе не следует знать, что со мной происходит. А сейчас — мне пора. Договорив и не дождавшись ответа, Максим вышел вон из кабинета, громко хлопнув дверью и оставив Сашу лицом к лицу с угнетающими мыслями. И это, быть может, стало самым непонятным и неожиданным разговором в их жизни и одновременно самым значительным и важным. И Рудину вскоре предстояло во всем разобраться. Максим, полысевший на полголовы, похудел до костей, ослабел и в итоге стал напоминать ходячего покойника: бледного, с холодным, мертвым взглядом, ледяными руками и болезненным состоянием души. Вопреки этому, он все еще ходил в школу, но зачем — не понятно. Однажды, на перемене, произошел совершенно непредвиденный случай: Сергеев остановился возле кабинета, схватился за сердце, скорчился от боли и, в конце концов, потерял сознание, упав прямо под ноги учеников. Саша, появившийся вовремя, незамедлительно поспешил поднять своего друга. Он повез его в больницу и оповестил его родителей. Новость, полученная от врача, не просто шокировала его, а ввела в неопределенное состояние, равносильное пребыванию в вакууме — неспособности избавиться от шока. «У Максима ангиосаркома сердца, и мы ничем не можем ему помочь», — прискорбно произнес врач, и Земля в мгновение остановилась. Через неделю об этом узнали все: от дальних родственников Максима до недругов Саши, и даже они, зная об их тесной дружбе, выразили свои соболезнования, которые удивляли Александра. Все это время он сидел дома, находясь в глубочайшем шоковом состоянии. «О чем они все говорят? Макс жив и здоров, это временно. Он ведь вылечится», — думал он, но это продолжалось совсем не долго, потому что предупреждение о ближайшей смерти Максима словно разбудило его, вывело из вакуума. Он тотчас бросился ехать в больницу и всю дорогу молился успеть, только лишь успеть. И он успел. В коридоре, около палаты, в которой лежал Максим, столпилась куча народу из тех, кого не пропускали к больному. Саша протиснулся между ними и собрался войти в помещение, но кто-то его остановил со словами: «Пациент не желает видеть посетителей». — Я его лучший друг, пустите меня! — выкрикнул брюнет, отмахиваясь от высокого, крепкого мужчины лет тридцати, пытавшегося увести шумного юношу. — Пустите меня! Скажите ему, что к нему пришел Саша, его лучший друг. — Извините, но... — Сделайте то, что я сказал! — не стерпев, закричал Саша и грубо оттолкнул мужчину. Тот оценивающе смерил подростка взглядом и, ни секунды не медля, аккуратно приоткрыл дверь палаты и просунул голову в щель. Рудин взволнованно ждал, а сердце его разрывалось и невыносимо быстро билось. Он бы не простил себе, если бы не попрощался со своим лучшим другом. — Наденьте халат и проходите, — бесстрастно проговорил мужчина, отойдя в сторону, и юноша незамедлительно вошел, по пути накинув на плечи белый медицинский халат. Максим лежал на высокой койке, вокруг него безостановочно работали различные аппараты, поддерживавшие его состояние стабильным. Его глаза были закрыты, а лицо — абсолютно безэмоциональным, будто он спал. У Саши вдруг сердце ушло в пятки — он невольно подумал, что опоздал. — Подойди ближе, Саш, — шепотом едва-едва произнес Максим убитым и охрипшим голосом. — Помоги мне подняться. Александр тотчас сорвался с места и незамедлительно помог Сергееву, стараясь не причинить ему боль. — Я боялся, что не успею, — тихо проговорил Саша, присев на край койки и придерживая кареглазого парня за руку. — Я поверить не могу в это, клянусь, — он опустил голову и прикрыл лицо рукой, еле-еле выдерживая столь сильное напряжение. — Да мне самому слабо верится, — тяжело вздохнув, Максим болезненно усмехнулся. — Тебе почему-то так долго не было. Ты не приходил ко мне... — Почему ты не рассказал мне? — перебил Рудин. — Во-первых, не желал тебя огорчать, ты ведь такой чувствительный. Во-вторых, был уверен, что ты всем растреплешь, а я не хотел, чтобы кто-то знал. Ах... — лицо шатена искривилось от мучительной боли. — В-третьих, я не хотел, чтобы ты напоминал мне об этом своей заботой. Кстати, о заботе. Вот, возьми, — Максим разжал кулак и вложил в ладонь друга свой драгоценный блокнот. — Я знаю, что кроме тебя не могу доверить его никому больше. И еще, ты выполнишь мою просьбу? — К-конечно. — Поезжай ко мне домой, собери все рисунки и... как-нибудь избавься от них. Ладно? Только никому не показывай. Понял? — Александр послушно закивал. — Спасибо. Что бы я без тебя делал, — Максим опустил на подушку, закрыл глаза и невольно усмехнулся. — Чему ты смеешься? — Тому, что я полный дурак. Не признался тебе вовремя, трепал тебе нервы. Ты меня прости, ладно? — Я никогда не обижаюсь и не злюсь на тебя, Макс, пора бы уже запомнить. — О да, ты прав. Такого больше не повторится, господин Рудин, — шатен хитро подмигнул другу и закусил губу, усмехнувшись. Оба юноши умолкли, уставившись в белую стену напротив и думая каждый о чем-то своем, связанном единой цепью. — Мне будет тебя не хватать, Макс, очень. — Мне тебя тоже, друг, очень. Саша наклонился и обнял Максима, а тот лишь прильнул головой к его груди. — Я не знаю, что мне сказать, правда, — промолвил Александр, тяжело, отрывисто дыша и отстранившись от больного. — Ничего не говори, просто держи меня за руку, — парень чуть коснулся руки своего друга, а тот крепко стиснул его ладонь. — И не отпускай, и пожалуйста... — Максим вдруг запнулся, зажмурился, стиснул зубы, будто бы перешагивая через самого себя, преодолевая невыносимо болезненное чувство. Рудин не выдержал и бросился обнимать его, на что Максим ответил, схватившись за его рубашку, как за спасательный круг, который не сумел бы спасти его. Сергеев уткнулся другу в грудь и горько, горько заплакал, подобно маленькому ребенку, лишившемуся не игрушки, а целой жизни. Он понимал, что его ждет, терпел и держал в себе, делясь только с бумагой, и лишь в присутствии Саши, ощутив себя в обществе родного человека, он позволил себе в последний раз выплакаться. «Мне страшно, Саш, я не хочу умирать», — шептал и шептал он, не прекращая плакать, а Саша, впитывая в себя каждую слезинку своего дорогого, любимого друга, заплакал и сам, окончательно осознав, что потерял его навсегда. Он крепче прижал его к себе, боясь ослабить хватку; боясь, что он исчезнет, испарится. Ему было до невозможности досадно, ведь он мог столько сделать, прежде чем этот день наступит! Он вдруг понял, что безумно, бескорыстно, невероятно сильно и бесконечно любит этого изредка эгоистичного, но невообразимо искреннего болвана, хватавшегося за него. Саша вдруг заметил, что Максим умолк и затих. Он опустил голову и всмотрелся в его бледное лицо — Сергеев закрыл глаза, опустил руки и лежал абсолютно неподвижно. Рудин ужаснулся, но все-таки, поборов себя, собрав всю оставшуюся силу в кулак, обхватил костлявое, словно заледеневшее, запястье. Он не нащупал пульс в тот миг и не позвал никого из врачей, не закричал... Вместо этого он лишь трясшимися губами коснулся похолодевшего лба Максима и аккуратно уложил его обратно на койку. «Прощай, друг», — шепнул он и опустился на пол.