Возвращение Владычицы

— Отец, — голос Финдекано разносился по всей приемной, в которой он имел обыкновение заводить споры с Нолдараном, — я требую, чтобы ты ходатайствовал перед Валар, прося их разрешить разводы! Нолофинвэ строго оглядел старшего сына, и в очередной раз его передернуло от мысли, что тот состоит в непотребной связи со старшим из отпрысков безумного Феанаро. — Ты прекрасно знаешь, — не унимался Финьо, — что мы с Эриен не можем продолжать жить под одной крышей и считаться супругами! — Замолчи! — не сдержался, наконец, Нолдаран, — Ты словно гордишься твоей порочной связью с этим… Он не договорил — Финдекано перебил его на полуслове: — Майтимо — мой возлюбленный! — потеряв всякий стыд, кричал нолфинг. Нолдаран вскочил с глубокого кресла, в котором сидел, и собирался ринуться прочь из собственной приемной, чтобы дело не дошло до рукоприкладства. Оказавшись проворнее отца, Финьо подскочил к нему, задержав в дверях, хватая за рукав рубахи из темно-синего атласа. — Постой! — Нет уж! — повысил голос Нолмэ, — Я ухожу, иначе быть беде! — Почему ты не хочешь выслушать меня хоть раз?! — возопил сын. — Я не собираюсь слушать про твои шашни с Нельо! Мало того, что ты, не стыдясь меня и матери, таскаешься с ним по всему Аману, словно… Так еще и твой сын подпал под это пагубное влияние и путается с мужчинами! По-твоему это нормально?! — он кричал, не сдерживая более охватившего его феа негодования. — Мой сын — взрослый квендэ, а не дитя! — с вызовом в ответ зазвенел голос Финьо, — Он сам решает, как ему быть! Если ты желаешь, чтобы всякий жил по твоим личным правилам и устоям, то обрекаешь себя на вечные мучения! — Я — Владыка нолдор! — грозно прогремел Нолмэ, который даже сам не ожидал от себя такой твердости в голосе, — На мне ответственность за судьбу народа! А потому я не вправе позволять, чтобы здесь, в Светлом Амане, среди наших нэри* распространялась вражья зараза, которую ты и подобные тебе подхватили в Землях Изгнанных.  — Это не так, отец, — отчаянно мотал головой Финдекано, — Мы с Майтимо как две половины единого целого и так было всегда, сколько я себя помню. Я не жалею о том, что по твоему настоянию женился на Эриен, но мы не можем долее притворяться супругами. Она не должна страдать и я не хочу быть причиной ее терзаний. Я обращаюсь к тебе, как к моему Владыке, чтобы ты просил Валар дозволить разводы. Не желая долее слушать эти речи сына, Нолофинвэ нахмурился, дернул подбородком и стремительно зашагал прочь по коридору.

***

Тирион жил размеренной, упорядоченной веками и тысячелетиями мирной, безмятежной жизнью. Процветание во всех сферах искусства и непрерывные научные изыскания жадных до знаний его обитателей, вернувшихся в город: кто из чертогов Намо, кто в конце Первой Эпохи, после победы в Войне Гнева, прославили народ нолдор как среди других населяющих Аман народов эльдар, так и среди Валар и майар. Уже две эпохи городом и населявшим его народом квенди из нолдор правил Нолдаран Нолофинвэ. Один за другим возвратились к нему и его супруге Анайре из Чертогов Ожидания их дети. Нежно привязанный к матери и самый младший — Аракано уже дожидался в объятиях королевы нолдор своего отца и братьев, скрашивая той разлуку с дорогими ее сердцу детьми и супругом. Первой прибыла Ириссэ, не желавшая оставаться во дворце Тириона и поселившаяся на его западной окраине, рядом с трактом, что вел в Альквалонде. Она была неузнаваема, чуждалась родичей, отдалилась ото всех и жила в полном одиночестве, страдая невесть от чего. Принято было считать, будто она ждала, что придет к ней однажды из палат Судьи нелюбимый муж, когда-то заманивший ее в тенеты сумеречного леса. Арэльде редко приходила в город, редко с кем-либо заговаривала, создавалось впечатление, что Белая Дева чувствует себя потерянной в этом счастливом мире не знавших горя квенди никогда не покидавших Тириона. За сестрой возвратился Турьо — возмужавший, прекрасный лицом, поразительно схожим чертами с лицом деда Финвэ, твердый как кремень и неколебимый как скала. Они с возвратившейся многим ранее Эленве поселились во дворце Тириона. Там же обосновалась и единственная дочь их — Итарильде с мужем. Последним из Чертогов вышел первенец Нолдарана — принц Финдекано. Он появился во дворце отца только с началом Третьей Эпохи, когда возвратились из Мандоссэ семь братьев феанорингов, поселившихся с матерью и вернувшейся из палат бабушкой по отцу, которую теперь называли Фириэль. Едва появившись вновь среди живых в Благословенных Землях, старший нолфинг своим поведением заставил опечалиться своего венценосного родителя. От Нолмэ не укрылась страсть, питаемая старшим из феанорингов в отношении Финьо, а также то, что эта искаженная жажда была взаимной. Финдекано в полной мере разделал с кузеном почти животное, ненасытное, глубоко чувственное желание. Став внимательно наблюдать за своими приближенными и прочими подданными, Нолдаран, к вящему своему ужасу и негодованию, обнаружил, что такого рода узы, какие существовали между Нельо и Финьо, были чрезвычайно распространены как при его дворе, так и за его пределами. Особенное распространение подобные отношения получили в рядах воинов армии нолдор, из тех, что отправились с ним в Эндорэ, а теперь, возвратившись, постепенно вовлекли в искажение тех воинов, кто родился в Амане уже после Исхода. Оказался вовлечен в противные Единому шашни и его прекрасный внук — Артанаро Эрейнион, называвший себя Сияющая Звезда. Гнетущее впечатление, производимое на Нолмэ этим открытием, усиливалось еще тем, что внешне Гил-Галад был его точной копией. Видеть такого статного, высокого ростом, широкоплечего красавца неженатым и предпочитающим отдавать себя другим мужчинам было почти невыносимо, но еще менее выносимо для Нолдарана Нолофинвэ стало бы публичное разбирательство всех этих обстоятельств. После долгих внутренних терзаний и снедаемый угрызениями совести за чужие прегрешения, Нолдаран решил, что не станет придавать огласке известные ему факты, касающиеся искаженной любви между мужчинами из его свиты, придворных и войска. А менее всего он был способен на то, чтобы уличить в недостойном искажении собственных сына и внука. Было и еще одно обстоятельство, мешающее Нолмэ действовать открыто, пристыдив тех мужей из его народа, кто разделял ложе с себе подобными. Благородный Вождь не считал себя вправе обличать кого бы то ни было, будучи сам одним из тех, кто совершил противное Творцу. Нет, он никогда не был с мужчиной. Однако дева, с которой, едва оказавшись в Эндорэ, он преступил священный для эльдар обычай супружеской верности, была ни кто иная, как любившая его отнюдь не сестринской любовью Иримэ. Сейчас Лалвэн пребывала в Чертогах Намо, как и многие из тех, кто подверг себя искажению, совершив что-либо противоестественное. Она сама не пожелала покидать палат Мандоссэ, виня себя в том, что соблазнила его. Тяжелым камнем лежала на сердце Нолдарана, эта их связь и ее последствия для любимой сестры. Их падение препятствовало ему в каких бы то ни было моралистических начинаниях. Нолмэ казнился, будучи самым строгим судьей самому себе. Да, Иримэ, он всегда знал это, восторженно обожала его, восхищалась, была очень привязана. Да, она ошиблась, поддалась влиянию тьмы, попытавшись соблазнить его. Но что сделал он? — Вместо того, чтобы как старший брат, направить ее на путь света, поддержать, разъяснить ей суть происходившего с ней, уберечь от падения, он, словно безвольное, слабое и жалкое существо, поддался этому искушению, позволил вовлечь себя в этот порочный круг, вскоре начав охотно вращаться в нем, призывая Лалвэн к себе в покои холодными ночами в Хитлуме, когда изнывал от тоски по родной земле и нуждался в поддержке и утешении, что давали ее жаркие объятия. И все же проблема мужеложства стояла так остро, что невозможно было далее продолжать игнорировать ее, делая вид, что он глух и слеп — Нолмэ понимал это как никогда отчетливо. Нельзя долее оттягивать решительные действия! Он, как Владыка нолдор, должен предпринять самые эффективные меры, чтобы противостоять искажению, грозившему разъесть, словно ржавчина стальной кинжал, сами основы их общества. Как именно сообразно ему действовать, Нолдаран не знал. Созвать совет Валар? И что он им скажет? Чего попросит у Стихий? Может быть, отправиться к Манвэ, как к Королю Арды и самому близкому к Илуватару из всех аратар и поверить одному ему то, что тяготит его сердце, попросив его совета или наставления? Нолмэ думал об отце — что бы тот сказал, узнай он о происходящем? С болью в феа средний сын Финвэ размышлял о том, что бы сказал его родитель, узнай он о них с Иримэ? А знают ли Валар о том, что было между ним и любимой сестрой? И если знают, то почему ничего не сказали ему, почему позволили возвратиться из Чертогов Ожидания и снова занять трон нолдор в Тирионе? Значит ли это, что его грех прощен? Или же Валар просто ждут, пока он, раздавленный чувством вины, сам униженно приползет к ним, моля о прощении? Из мрачных и тревожных мыслей Нолдарана вырвал осторожный кашель его личного помощника Элеммира, неожиданно послышавшийся за спиной Владыки нолдор. — Да, что ты хотел сказать? — Нолмэ резко развернулся лицом к герольду. — Государь, — обратился Элеммир, подняв на Нолмэ светло-зеленые глазищи, — государь, добрые вести — вчера вечером в Альквалонде прибыл корабль из Хекелмара. Владыка нахмурился, силясь сообразить, о чем он говорит. — На нем к нам прибыл известный вам Олорин из майар, а также князь последнего прибежища нолдор в Землях Изгнанных. Нолмэ покачал головой, обдумывая услышанное и внимательно глядя на оруженосца. — Вместе с ними прибыли два диковинных создания малого роста, — улыбнулся Элеммир, — Наш осведомитель описывает их как уменьшенные копии атани. Было бы любопытно взглянуть на них… — Элеммир с улыбкой поднял глаза к небу. — Глупости! — вернул его на землю своим резким возгласом Нолмэ, — Скажи лучше, знаешь ли ты, где сейчас Олорин? — Я хочу говорить с ним. — Нет! — встрепенулся герольд, — Мне лишь известно, что всех их Валар будут чествовать как героев Арды… Да, чуть не забыл, ведь с ними прибыла и ваша племянница, дева Артанис… — Кто? — Нолдаран не сразу уразумел о какой такой племяннице речь. — Дочь лорда Арафинвэ, — уточнил Элеммир, вытаращив глаза. Нолофинвэ не видел Артанис Нэрвен с тех пор, как она уехала с братьями и свитой из сопровождавших ее нисси в посольство к правителю сумеречных квенди. Это случилось почти сразу после того, как они достигли берегов озера Митрим. Спустя несколько лет до них в Хитлуме дошла весть о ее прогремевшей на весь Хекелмар пышной свадьбе с ближайшим родичем Эльве Синголло. Оставалось только порадоваться за красивую, но не в меру гордую и своенравную дочь младшего брата. Они мало виделись в Эпоху Древ, а в Хекелмаре их пути разошлись окончательно. И все же вести о Нэрвен достигали и укутанных вечной влажной дымкой мощных стен замка Барад Эйтель. Прекраснейшая и мудрейшая, очаровательная и женственная, неустрашимая и решительная, чародейка и провидица — все это была она, дева Артанис. Что-то подсказывало Нолмэ, что эта дева могла бы не только поведать ему о свежих новостях из Покинутых Земель, но и, возможно, быть полезной в разрешении поставленной им самим перед собой задачи — искоренении искажения. Она — единственная из рода Финвэ, кто смог выжить в той пропитанной кровью нолдор земле и невредимой возвратиться в Валимар, а это чего-нибудь да стоит. Наверняка, думал он, дочь Арьо не по наслышке знает об этой постыдной и досадной проблеме и сможет если не посоветовать ее решение, то дать ключ к более глубокому ее понимаю. — Я хочу, чтобы ты пригласил ее и Олорина ко мне, Элеммир, — молвил Нолмэ с задумчивым видом, — Они оба — желанные гости в моих чертогах. И позаботься о том, чтобы им был оказан самый радушный прием. В ответ его герольд поклонился и, выпрямившись, выжидающе заглянул в светло-серые глаза Нолдарана. — Чего же ты ждешь? — удивился тот, — Иди и разыщи Артанис и майа Олорина! — Да, мой Владыка, — почтительно произнес Элеммир и тут же исчез за одной из дверей коридора, где они беседовали.