Возвращение Владычицы

Разговор с Нолдараном у братьев выдался, как и ожидалось, тяжелым и малоприятным как для них самих, так и для их венценосного собеседника. Нолмэ слушал Нельо, сидя в глубоком кресле за своим рабочим столом. Ладони Владыки, сложенные на коленях, по мере того, как Майтимо говорил, сами собой сжимались в кулаки. Взгляд его, поначалу устремленный на собеседников, постепенно опускался. Брови сомкнулись у переносицы, веки полузакрылись, укрывая светло-серые глаза густыми, длинными черными ресницами. Нолдаран, поджав губы, рассматривал мелкие царапины на своей дубовой столешнице. — Итак, ты требуешь, чтобы я разрешил тебе встречаться с Финдекано? — устало спросил он, когда поток красноречия старшего сына Феанаро иссяк, — А ты не хочешь жить с законной супругой? Он поднял глаза на Морьо. — Она не жена мне! — воскликнул тот, — Перед тем, как мы уехали в Форменоссэ, она сама сказала, что не может продолжать оставаться ею! — Она — твоя жена перед Илуватаром и народом нолдор! — повысил голос до крика Нолофинвэ, который едва сдерживал себя, кипя от гнева, — Брачные узы, связавшие вас однажды, нерушимы. Вы оба дали клятву в вечной любви и вы не вправе нарушать ее. Я призываю вас обоих уважать наши законы и обычаи. — Дядя, вы прекрасно понимаете, что это несправедливо! — вмешался Нельо. — О какой справедливости ты говоришь? Над нами есть Высшие Силы Стихий, чтобы решать, что справедливо, а что нет. Это они помогали первым из нас устанавливать законы и обычаи. Твоя тяга к моему сыну, которого ты бесстыдно совратил, — на этом слове лицо Нолдарана исказилось от злобы и отвращения, — твоя тяга к Финьо — признак искаженного роа и такой же порочной, чуждой нашей природе, феа. Мой сын женат и старается вести добропорядочную жизнь, как и подобает принцу нолдор. Я повторяю свой запрет на твои встречи с ним и предупреждаю, что прикажу выдворить тебя за пределы Тириона, если ты не оставишь попыток преследовать его. — Что?! — возопил Нельо, — Ты сошел с ума, Ноломэ! Финьо — мой! — Это ты сошел с ума, когда начал творить с моим сыном то, что ты проделывал с ним, пока вы оба жили в Эндоре! — Ты пожалеешь о своем упрямстве, сын Индис! — бросил ему в лицо Морьо. — Еще слово и мои стражи вышвырнут вас за ворота, — холодным тоном сказал Нолофинвэ, поднимаясь из-за стола, — Уходите и помните, что вход в чертоги Владыки Тириона отныне для вас закрыт! И он обвел стоящих перед ним братьев сощуренными глазами. Пристальный, внимательно наблюдавший за ними и полный холодного презрения взгляд Нолмэ оба феанариона встретили, в свою очередь, запылав гневом. — Пошли отсюда, Нельо, — прорычал, повернувшись спиной к Нолдарану, его брат, — Мы лишь зря потратили наше время, придя сюда. Майтимо на прощание еще раз оглядел высокую, почти как и он сам, фигуру Нолофинвэ и молча вышел вслед за Карнистиром. Домой они возвращались унылые и каждый был погружен в собственные переживания настолько, что не желал обмениваться с братом впечатлениями от аудиенции. Нужно было успокоиться, чтобы не слишком расстраивать домочадцев, что ожидали их возвращения. Глава Первого Дома, ссутулившись, ехал на своём коне, позволяя животному самостоятельно выбирать наиболее удобный путь к дому-крепости. Ему вспомнилась их с Финьо недавняя встреча и то, как они любили друг друга средь бела дня, забыв обо всем и всех. Ещё вчера, сказав, что отправляется с младшими на рыбалку, он отправился в дом одного из своих друзей, где его уже дожидался предупрежденный близнецами заблаговременно и рано пришедший туда нетерпеливый кузен. Они встретились, взглянули в глаза один другому, крепко обнялись, ни слова не говоря. Слова меж ними давно стали лишними. Их страсть, болезненное и порой мучительное желание, вытеснившее любые слова, будто жила своей собственной, отдельной от жизни каждого из кузенов, жизнью. Финдекано уже был раздет по пояс, уже приготовил широкое, мягкое ложе для них. Сердце Майтимо щемяще и сладко зашлось при виде этих сливочного цвета простыней и лёгких покрывал из тонкого хлопка. Дыхание его участилось, а руки, благодарение Единому, у него их было теперь две, мелко затряслись, так хотелось им прикасаться к Финьо. Нельо тогда медленно целовал кузена, оглаживал аккуратно, неспешно, нежную кожу основания шеи и затылка, гладил своими широкими ладонями спину. Не отрываясь от страстно жаждущих губ Финьо, покусывая их, он, сначала едва касаясь, а затем все увереннее, проводил вдоль спины, мимолетно оглаживая гладкую грудь и чуть покатые плечи. По мере продвижения руками все ниже, к желанной цели, Майтимо постепенно углублял их поцелуй, удерживая одной рукой голову Финьо у затылка, а другой оглаживая округлые, сильные мышцы ягодиц, сжимая их, разминая. От этих ласк чувственный и порядком истомившийся без него Финьо начал извиваться, подаваясь вперед, в желании коснуться уже набухшей плотью, скрытой под тканью штанов, паха кузена. Свои черные, тяжелые косы с неизменными тонкими золотыми шнурками и лентами, принц забрал драгоценной, покрытой бриллиантами, заколкой чуть выше затылка. Позже, в пылу соития, эта заколка упала на простыни, а затем Нельо смахнул её рукой на пол. Майтимо поспешно скинул с себя рубаху в которой был на голое тело, почти порвав ворот. Их поцелуи и взаимные прикосновения были полны нежности и трепета. Они оторвались друг от друга на краткие мгновения, чтобы взаимно развязать пояса-тесемки и шнуровку штанов, и обменяться влюблёнными взглядами, поглощенные один другим. Майтимо оглаживал щеки Финьо, взял в ладони его юношеское лицо, наклонился, приблизил к себе и в который раз страстно целовал в такие притягательные и манящие губы. Наконец, он высвободил его налившуюся плоть из штанов, нежно провел несколько раз рукой сверху вниз и обратно, лаская, и снова любуясь его совершенством. Финьо блаженно прикрыл глаза, склонив голову на грудь Майтимо, и чуть слышно застонал, приоткрыв нежные губы. Легонько толкнув его на кровать, Нельо опустился перед Финьо на колени, освобождая того от одежд, оглаживая идеально гладкое тело, выцеловывая дорожки от изящной шеи, вниз, пересекая грудь, касаясь сосков, слегка сжимая их кончиками пальцев. Он особо останавливался на животе принца нолдор — сильном, с отчетливо видными брюшными мышцами. Майтимо обожал целовать его подолгу, так как знал, что эта ласка особенно нравится его любимому, приводя того в состояние близкое к экстазу. Но настоящий экстаз Финьо чувствовал, когда его мужская плоть полностью оказывалась поглощенной ртом ненасытного Нельо. Стоны принца нолдор становились все отчетливее, воодушевленный и возбужденный этой реакцией возлюбленного, Нельо продолжал. Он облизывал увлажнившуюся головку, самозабвенно целовал низ живота у основания древка, затем, перевернув того на живот, брал кузена за бедра и одним энергичным движением ставил того на четвереньки, принимаясь облизывать, совершая круговые движения, вокруг его отверстия, изредка проникая языком глубоко внутрь и чередуя эти проникновения с влажными касаниями-поцелуями мошонки, которую при этом слегка прикусывал. Финьо млел и вздрагивал от ласк. Он стоял на четвереньках, прогнувшись в пояснице, полузакрыв закатившиеся от чувственного наслаждения глаза и мелко трясся от желания, предвкушая всем роа скорое проникновение в него внушительных размеров возбужденной плоти любимого. — Ложись, — приказал низким, хриплым от вожделения голосом кузен. — О-о-ох, — издал протяжный стон Финьо, тут же стараясь прикусить губу и комкая в кулаках покрывала. Майтимо всегда входил в него, сопровождая это осторожное и неспешное движение страстным поцелуем в губы и многими ласками. Иногда Финдекано успевал схватить в свои его правую руку и исступленно поцеловать множество раз, прерывая эти поцелуи стонами. Нельо почти сразу задал частый ритм своим движениям и Финьо лишь изредка громко ахал. Когда же движения старшего феанариона стали лихорадочными, он тоже принялся громко стонать. Не желая, однако, окончить таким образом их соитие, Майтимо усилием воли заставил себя остановиться и, расцеловав кузена в губы и щеки, покинул любимое тело, поворачиваясь к нему спиной и становясь на четвереньки, низко опуская рыжеволосую голову, так что длинные волнистые пряди касались сливочного цвета простыней. Тогда Финьо поднялся, устроился, стоя на коленях, сзади, обнажая любимого, стягивая окончательно ненужные штаны, и проник сначала пальцами внутрь любимого кузена. Вскоре тот уже чувствовал в себе его твердое древко, чувствовал, как при каждом своём движении принц задевал волшебную точку внутри — так мучительно сладко и до слез насладительно, что выдержать, казалось, невозможно. Его феа переворачивалась от острого переживания, а колени дожали. И все же Нельо не двигался, стараясь выдержать, чтобы до дна испытать даримое ему удовольствие, пока Финьо оглаживал его руки и плечи, склонившись над ним, долго и со страстью целовал спину феанариона, проводил руками по бёдрам и упругим ягодицам. Самое острое наслаждение приходило к обоим, когда Финьо ложился на спину, бесстыдно раскинув стройные сильные ноги, принимая в очередной раз в себя изнывавшее мужское естество кузена, и позволяя Нельо двигаться так быстро, как он только мог, в погоне за экстазом. — Ах-а-ах-ах, — Финьо стонал и безумным взглядом глядел прямо в серо-зеленые глаза Майтимо, лаская себя, действуя рукой проворно и жестко. К этим стонам вскоре присоединились и хриплые стоны самого Нельо. Глаза Финдекано вновь закатились, дыхание на миг прервалось после истошного крика, который знаменовал приход разрядки. Нельо последовал за ним, проваливаясь в бездну острого наслаждения, коротко приглушенно вскрикивая, задыхаясь, затем наклонился к лежавшему с запрокинутой головой и тяжело дышавшему любимому, чтобы слизать, сцеловать с живота и груди белые капли и прильнуть с долгим, жадным поцелуем к точеной шее. Майтимо вспоминал все это и надеялся, что вскоре сможет передать послание с просьбой о новой скорой встрече или, даже ранее того, получить от любимого кузена вести — несколько строк, где он сообщает, что отлично себя чувствует и кратко пишет о последних новостях своей семьи и событиях, происходивших во дворце. Даже в такой ситуации, осуждаемый всеми, отдаленный от Финдекано, он старался не падать духом. Ведь что бы ни происходило с ними сейчас, какие бы трудности они ни встречали на пути друг к другу, все это было незначительно и меркло в сравнении с тем, что пришлось им превозмочь в Эндоре. Он тогда держался лишь благодаря мыслям о Финьо, а сейчас и подавно сможет все пережить и преодолеть. И пусть выдворение, пусть ссылка, пусть снова лишения и всеобщее осуждение, а все же его чернокосый Финьо не оставит его, будет рядом, вместе с ним, а это для главы Первого Дома было самым важным. Ехавший рядом с ним Карнистиро думал, как ни странно, о том, как бы поскорее добраться до дома. Для него мало что изменилось. Слова Нолдарана лишь означали подтверждение того, что и так продолжалось столетиями, а именно, попыток вынудить его зажить с Илиссэ в их обветшалом доме, в спешке приготовленном перед их свадьбой. Этим вечером Морьо ждала у него дома Нэрвен. Что могло быть более необычным и странным, чем, зайдя на порог, обнаружить ее сидящей за их большим столом, в окружении Фириэль, матери и братьев? Конечно, не такого исхода он втайне ожидал от этого разговора с дядей Нолмэ. Однако все закончилось вполне предсказуемо и закономерно. Все осталось по-старому. Морьо ехал по улице рядом с Нельо, и ему казалось, будто теперь что-то изменилось невозвратно в его жизни.

***

После того, как всеобщими усилиями были приготовлены все запланированные кушанья и вытащены из погреба все планировавшиеся к открыванию закуски, а слуги под руководством Махтаниэль начали готовить праздничный стол, Фириэль обратилась к Артанис с такими словами: — Дитя, тебе переодеться надо к ужину. Тебя же чествуем, — она тепло улыбнулась, — У меня одно платье есть, как раз по тебе сшито. Пойдем со мной, примеришь мою работу, — и она жестом показала Нэрвен следовать за собой. — Нет, нет, — пробовала возразить та, — Я останусь в своей одежде, госпожа. В переодевании нет никакой нужды, — она упрямо остановилась в дверном проеме. — Леди Галадриэль, мы все переоденемся к ужину, — вмешалась Мирионэль, — Я прошу вас, не откажите Фириэль в одолжении. Вы знаете, что лучше нее нет в Амане мастерицы в рукоделие и шитье? — Пойдем, дитя, не упрямься, — позвала снова Фириэль, — Примерь его только. А если тебе не понравится, так и быть, останешься в своем платье. Помедлив еще немного, Артанис произнесла слова благодарности и последовала за ними в комнату для рукоделия, где Фириэль проводила за созданием своих прекрасных творений все время, пока не была занята домашней работой.