aomg, just aomg

В чем Локо готов поклясться, так это в том, что всю предыдущую неделю Саймон перманентно выглядел подбуханным. В чем он не станет клясться ни за что на свете, так это в том, что Кисок-хён действительно пил в каждый из прошедших семи дней с утра и до вечера. По самым скромным подсчетам выходит четыре дня максимум, и это одновременно круто и совсем не круто - выглядеть нетрезвым, когда ты не пил. У старшего это получается на высшем уровне (и Хёку не станет скрывать, что наблюдал за ним с каким-то болезненным интересом): Саймон расслабленный по жизни и пускает заморочки по боку, когда может, а когда не может - впрягается со всей необходимой отдачей. Он даже рэпует как никому другому не дано; Локо строит из его медленных непосредственных движений, насквозь пропитанных уверенностью в себе, цельную картину и - нечего тут врать - она ему нравится. Даже если рэп хёна дерзкий, он все равно не выглядит озлобленным, и это офигенно. По-настоящему офигенно. Где-то далеко за пределами здания компании творится летний сеульский вечер, и этот чертов июль выжимает из людей все соки и напрочь лишает сил - а теперь горячий, почти кипящий днем асфальт отдает воздуху удушливое тепло, пахнущее гудроном и пылью. Локо рад, что ему не нужно соскребать себя с дивана и выгонять в жаркую атмосферу враждебного города, а в помещении так славно работает кондиционер, который на радостях притащил Аглидак пару дней назад, что хочется остаться здесь на пару ближайших недель, пока чудовищное пекло не перестанет жрать кожу до ожогов, стоит лишь высунуть нос. Возвращение ceo предвещает шорох, подозрительное шуршание и короткие громкие выкрики из коридора. Джей заваливается в комнату первым, а Кисок неуклюже шагает следом за ним, и они на несколько мгновений застывают в дверях, запутавшись в конечностях и безуспешно пытаясь поменяться увесистыми пакетами. Побеждает, конечно, старший - и Джебом строит выражение лица человека явно недовольного, но в крайней степени заебанного, чтобы спорить. Хёку поднимает голову от телефона. Джей и Саймон составляют такой контраст, но все равно смотрятся вместе странно гармонично: искрящий нервной энергией открытый миру Джебом и Кисок-хён рядом, такой спокойный и рассудительный, способный встать стеной между Джебомом и этим самым миром, но не делающий этого, просто потому что ограничивать Пака себе дороже. (Или потому что он все-таки действительно перманентно пьяный и дело вовсе не в том, что он хочет видеть Джея рядом с собой постоянно?..) Джебом машет рукой, заметив, наконец, Локо и тыкает Кисока в грудь, возвещая страшным голосом: - Пидорас! – чтобы потом путано объяснить что-то про алкоголь и отсутствие всякой совести. Старший смеется низко, так что даже у Хёку по спине непроизвольно пробегает волна мурашек, и не думает оправдываться: - Я не виноват, что ты у нас проспиртованный до мозга костей и не можешь догнаться, - бросает он Джею, а Локо доверительно сообщает, - мне много не надо. Локо вот не видит особых перемен якобы пьяного Саймона в отличие от трезвого: ну, движения стали чуть размашистей, ну, речь звучит чуть медленней, ну, волосы растрепаны чуть сильнее, чем всегда - в остальном это их обычный хён, который по утрам просыпается на диване в главной комнате и традиционно начинает нудеть, что к черту это дерьмо, его позвоночник не железный, и в следующий раз он точно вернется к себе домой, чтобы поспать. Все молчат, когда он раз за разом остается в компании, и красноречивее всех молчит Джебом. Сам Пак гремит бутылками и коробками, когда распихивает еду по полкам холодильника, а Саймон разваливается на другой стороне дивана, синхронно с Локо уткнувшись в телефон. Через несколько минут, пару витиеватых ругательств и два неудавшихся падения Джей присоединяется к ним, устроившись прямо между, с парой бутылок пива. Проходит полчаса, потом час, а Джебом продолжает ныть о том, какой он до сих пор "отвратительно трезвый", и Локо, давно ставший не более, чем деталью интерьера в виде статуи "человека интернет-зависимого, один экземпляр", даже не реагирует на это его поведение ничем, кроме дернувшегося в слабой усмешке уголка губ. Зато вот Кисок троллит младшего по-страшному. - Твоя печень умоляет тебя прекратить, Джебом-и, - тянет он противным голосом, а потом возвращается к своему обычному тону, когда воет сквозь зевок: - Ну еба-а-ать, я мхом покроюсь пока ты опьянеешь, чувак. - Делаю что могу, - раздраженно шипит младший и вливает в себя очередные полбутылки. Локо готов поспорить, что у Кисока и Аглидака (запасливой сволочи) наверняка где-то есть тайники с припрятанными бутылками чего-то более действенного, как виски или - боже упаси - абсент, но Джебому он об этом не говорит. Мужская солидарность со стойко молчащим Саймоном, должно быть. - Разбуди, когда догонишься, - тянет Кисок, когда Джебом хватается за голову, едва только очередная пустая бутылка встает в рядок с ей подобными. Старший говорит это и касается раскрытой ладонью плеча Джея, проводит пальцами по горячей татуированной коже и улыбается, как только он может - совершенно невинно, но с долей необходимой издевки. Тот дергается нервно, отстраняясь, и смотрит на старшего как на врага народа. - Ты заебал. Ты просто слабак, вот и всё, и не надо тут... Кисок смотрит на него взглядом, говорящим больше чем слова, и Джебом затыкается, прочитав в его глазах более широкий контекст, чем следовало. (Локо соврет, если скажет, что не очень-то и просвещен в подробностях их взаимоотношений, потому что во взгляде Саймона он видит именно тот посыл, который тот вознамерился донести.) Кисок-хён засыпает в одной из своих коронных неадекватных поз, после которых у него стопудов будет болеть шея и спина: откинув голову на спинку дивана так, что кадык резко вырисовывается под кожей и едва заметно дергается при каждом вздохе. (Локо не любуется, нет.) Джебом ходит туда-сюда, педантично не в своем стиле опустошает только что заполненный холодильник, заваривает себе дешевую растворимую лапшу, съедает ее с жуткими звуками, выпивает почти залпом еще две поллитровых бутылки, успевает убежать и вернуться, выключить свет ярких энергосберегающих ламп под потолком и, наконец, кажется, чувствует себя в нужной степени пьяным. Локо не издает ни звука, отчетливо понимая, что ему стоит уйти, именно в тот момент, когда осознает, что уходить уже как бы немного поздно. Джебом шатается, переступая в одном и том же месте, путается в ногах снова и шипит: "Пиздюк", и Хёку знает, что директор позволяет себе говорить так только тогда, когда уверен, что второй ceo не услышит. Он точно знает, что уйти надо, но Джей благополучно забыл о его присутствии (дело в алкоголе; самый верный признак того, что он, наконец, догнался), и желание свалить и нормально поспать впервые за несколько дней мгновенно смывается, когда Джебом тормошит Кисок-хёна за плечо. И ладно бы, если б только тормошил - но ведь нет: он по-порнушному пошло перебрасывает ногу через бедра старшего, садится сверху, устраиваясь поудобнее, пока тот сонно хлопает глазами, и шепчет совсем тихое: - Эй. Саймон всегда такой невдупляющий со сна, но сейчас осознает происходящее четко и точно, потому что вместо того, чтобы затупить, моментально берет контроль над своим и чужим телом, сцепляя руки на пояснице Джея. Локо прошибает до костей, когда он слышит, как Кисок шепчет в тон: - Ты сегодня такой долгий. А потом его и вовсе раскатывает по дивану с обшивкой цвета слоновой кости, потому что Саймон добавляет: - Обычно ты быстрей, - и они оба (трое) понимают, что речь вовсе не о времени опьянения. Эта фраза заставляет Хёку покраснеть, а Джебома - сдавленно выругаться в относительную темноту помещения. Свет из другой комнаты делает их силуэты - единый силуэт - темнеющими, высеченными из черноты с отсветами-бликами на коже абрисами фигур. Локо вдруг думает, что зря вырубил функцию телефона отключаться от wi-fi спустя две минуты после блокировки; и он каждую последующую секунду ждет, как сейчас прозвучит щелчок вайбера или мелодичный сигнал катока, который спугнет установившееся равновесие, как выстрел из пушки. Ему бы снизить звук до минимума, но экран на максимальной яркости, а свет будет сродни звуку в этой ситуации, так что Хёку ждет. Кисок сжимает чужие худые бока, скользит ладонями ниже, и благослови бог заниженные джинсы Джебома и торчащую резинку позерских ярко-зеленых боксеров calvin klein, под которую так удобно забираться пальцами. Джей худой, да, но мускулистый, и он упирается ладонями в плечи старшего, а потом перемещает руки на его ребра, забирается под футболку и пересчитывает кости под кожей. Локо не знает, на чьем месте сейчас он хочет быть больше - сжимать в ненормально крепких объятиях Джебома или плавиться под его прикосновениями, растекаясь по дивану, как Кисок. Он не знает, что выбрать, даже в тот самый момент, когда те, наконец, начинают целоваться, и мысли мгновенно выметает из головы ударной волной. Джей целует напористо, вжимает старшего в спинку дивана, возвращает болючие щелчки издевательств укусами и хочет переиграть каждый раунд в свою пользу. Саймону не нужно даже стараться, потому что он поддаётся, пока это безопасно, но когда Джебом переходит границу, хёну ничего не стоит усмирить его парой движений. Он сжимает его ягодицы сквозь ткань белья, просунув ладони под джинсы, прижимает к себе, кусает и оттягивает губу, и - Локо готов поспорить - выглядит при этом так, будто решает вопросы мировой политики, а не... делает то, что делает. Это очешуенно красиво, как бы Хёку не старался убедить себя в обратном. Он, может, не назвал бы красивыми их по отдельности, но вместе - вместе они идеальны. Даже когда Джебом матерится, соскальзывая с чужих ног, а Кисок смеется над ним беззлобно, чтобы в следующий момент снова соединить разрозненные силуэты, - даже тогда они смотрятся правильнее, чем все другие пары, которые когда-либо в своей жизни видел Локо. В горле внезапно (ну да, внезапно) пересыхает, и Хёку по инерции ведет языком по губам, когда Саймон коротко хрипло стонет, и звуки становятся такими откровенно пошлыми, что хочется вздёрнуться (передёрнуть?..) или присоединиться. Спасает его очередной локальный апокалипсис в лице Сонхвы, который замирает истуканом в дверном проёме, так, что слабый свет из студии выхватывает из темноты его лицо – лицо человека, увидевшего то, что видеть он не хотел совсем, и теперь собирающегося сказать по этому поводу пару ласковых. И это явно будет похуже, чем сигнал катока. Локо не знает, что заставляет его взмахнуть руками запрещающе, когда Сонхва ловит его взгляд. Вот уж кто видит его со всей чёткостью, потому что не вливал в себя литр за литром, и Хёку благодарит небеса за то, что сидит ближе к выходу, чем Саймон и Джей, и ему не придётся скакать раненным в бочину оленем около них, разрушая атмосферу к хуям. - Тшшш, - шепчет он, поднимаясь на ноги. Миссия «бесшумно покинуть место преступления», конечно, проваливается, когда он скребет рифлёной подошвой кроссовок по ровному полу и едва не наворачивается на ровном месте, хотя никогда бы не похвастался своей повышенной неудачливостью. Впрочем, обоим ceo на это явно плевать. Грей едва удерживает себя от того, чтобы не начать махать руками в воздухе, не только потому, что Кисок целует Джебома прямо сейчас, но и потому, что он не прекращает, даже когда Локо неуклюже проносится мимо, становится рядом с ним, Сонхвой, и не менее неуклюже утаскивает его на кухню. - Они опять, да? – кисло спрашивает Грей и втягивает носом воздух, отчетливо пахнущий алкогольными парами. – Ну, судя по всему… - Они - да, - Хёку уже жалеет, что не позволил прервать творящееся в комнате, потому что тогда бы оно больше не творилось вообще, а сейчас – сейчас оно всё ещё творится, а он вот тут, объясняет прописные истины и не может вернуться, чтобы досмотреть, потому что стыдно и не хочется выставлять себя перед Греем чокнутым извращенцем. Сонхва с тяжелым мученическим вздохом оттягивает рукав черной футболки с дурацким принтом и качает головой, явно стараясь казаться старше, чем он есть на самом деле. Локо неловко стоять вот так, друг напротив друга, особенно учитывая ситуацию, но Грей не делает попыток сменить положение в пространстве, так что и Локо остается на месте. Может, если он сейчас скажет что-нибудь, то станет немного легче?.. - Не понимаю, зачем надо… ну, пить. То есть, - он отступает на шаг назад, и сглатывает, поняв, что сморозил лишнего, и что Сонхва может превратно понять. Как вариант: Хёку считает, что можно обойтись без всякого допинга, когда хочешь пососаться с директором лейбла, который возглавляешь на равных правах. Грей действительно смотрит в ответ вопросительно и ждёт продолжения. – В смысле, ну… Это полная фигня, это… я бы так не смог. Сонхва смотрит на него непонимающе, а потом растягивает губы в коварной улыбке. - Да ну?.. Грей никогда не был экспериментатором, если дело не касалось битов, но сейчас он почему-то выглядит ненормально заинтересованным. - Проверим? – предлагает он просто, и Локо сразу же выставляет руки перед грудью в рьяном, но именно поэтому неуверенном протесте: - Не-не-не, ты же знаешь, что со мной происходит, когда… - Ага, - бросает Сонхва и зовёт за собой очередным взмахом руки. - Пойдём, я нашел нычку Джукёна, о которой он забыл. Серьезно, он рыскал сегодня по моей студии, а... не важно. Малыш Джеки оказался за старыми колонками в шкафу, и мне удалось убедить Агли, что он прикончил его пару недель назад. Признаться, выглядел он довольно смешно, - Грей морщит нос, изображая, но тут же тушуется, когда видит лицо Локо. - Все нормально, не трясись. Я не выпущу тебя отсюда, так что ничего опасного ты не сделаешь. Хёку тоскливо думает: "Как будто здесь я не могу совершить чего-нибудь опасного". Если честно, он берет в расчет совсем не опасное, а, скорее, вещи из категории глупого, так что слова Сонхвы напрочь лишаются смысла. Он хочет выпить, кроме шуток, но становиться объектом насмешек в очередной раз не хочет. И это было бы нерешаемой дилеммой, если бы Грей, с видом, не принимающим возражений, не поставил на стол перед ним со стуком бутылку jack daniels, заманчиво сверкающую золотистым боком в свете электрических ламп.