If you're looking for love,
Know that love don't live here anymore.
/////////////////////
Если ты ищешь любовь,
То знай: ее здесь больше нет.
Когда их глаза встречаются, Хината умирает в третий раз в своей жизни — первый, вместе с собственной командой и Кагеямой; второй, вместе со Старшим Королем и своей беспомощностью; третий, вместе с прошедшими двумя пунктами. И это совсем не радует.
Шоё маленький, зато
летать прыгать умеет. Но
долететь допрыгнуть до Старшего Короля он не может — Ойкава неимоверно высокий и слишком сильный.
Хината сглатывает, чувствует, как внезапно вспотела спина, как прилипла футболка спортивной формы — ему кажется, что Ойкава вот-вот —
снова — оторвёт ему его большие чёрные крылья, вырвет сердце, разломает кости и заставит ползать. И Шоё больше не
прыгнет полетит.
Он чувствует, как щеки заливаются пунцовым румянцем, стоит только Ойкаве кинуть на карасуновца глубокий взгляд карих глаз. Хината вспоминает второй раз своей смерти, когда для него всё было
в первый раз.
И страх за оборванные крылья становится сильнее.
...Ойкава приходит в конце игры, когда победа у Хинаты почти в кармашке. Приходит и отбирает. А Шоё после этого не удивляется — он только и может давать надежду, а потом ломать-ломать-ломать. Ему, Хинате, не привыкать.
Тоору смотрит на центрального блокирующего с плохо скрываемой жаждой и интересом. И при подаче мяча, когда Шоё просто обязан перекинуть его за сетку, он осознаёт, что не может — Старший Король подает невероятно странно, обжигающе-больно, и Хината просит не много — не почувствовать эту боль еще раз, когда пятна крови в лунном свете кажутся собственным выблеванным достоинством, и умоляет команду простить его за свой старый, но от этого еще более жуткий страх.
И промахивается, заставляя волейбольный мяч упасть к низу сетки.
...Проигранный матч тяготит сердце и душу всему Карасуно, особенно Кагеяме, который просто не желал проиграть бывшему семпаю. А как чувствует себя Шоё просто, наверное, словами не описать — он понимает, что событие годовой давности вскружило голову и ему, и Ойкаве, будь он не ладен. И с ужасом осознаёт еще одно — если самого Хинату в дрожь бросает от этих воспоминаний, то Тоору все равно.
Тоору просто еще раз возьмёт его — но уже навсегда.
...Когда Хината просится в туалет, ему никто не отвечает — Сугавара лишь тихонько кивает, даже не смотря на приманку. И Шоё пускается в бег, не понимая от чего бежит — то ли от грустных глаз сокомандников, то ли от Ойкавы, который следует за ним, не отставая.
Он проклинает всех богов, когда видит, что мальчишеский туалет полностью пуст — в воздухе чувствуется сильный запах хлорки и лимона, а в ушах — чистое журчание водных истоков. Хината открывает кран с холодной водой, окунает ладони под толстую струю, набирая немного, и выплескивает на себя. Лицо и бока резко обжигает, и Хината не до конца успевает понять, что произошло.
Потому что Старший Король опрокидывает его на раковины.
Шоё чувствует, как задыхается, как ещё немного — совсем чуть-чуть — и кошмар снова начнется.
Ойкава старательно вылизывает шею рыжеволосого, причмокивая и руками оглаживая бедра под чёрными шортами. Потом перемещает одну руку и сжимает челюсть парня, не давая тому себя укусить, хотя Шоё и не пытается — он чертовски вымотан игрой с Джосай, грусть от поражения тяготит и изматывает, а поэтому сражаться с отдохнувшим Ойкавой, который его старше на два года, считает бессмысленно.
Он выше, сильнее. Он тот, кто когда-то перерубил Хинате крылья.
— Старший Король... — то ли от изнеможения, то ли от обжигающей реальности шепчет Хината. Слова кажутся еле слышимым хрипом — Тоору сил не жалеет, сжимая подбородок.
Ойкава отвлекается, облизывается и убирает руку с челюсти, попутно даря блокирующему нежный поцелуй. Сухие губы Хинаты едва вздрагивают, когда связующий Аоба Джосай проводит по ним языком, пытаясь раскрыть.
И в Шоё просыпается незнакомое ему чувство — ярость накатывает не ледяной волной, а короткими горячими мазками. И Хината сжимает губы, не давая пробиться.
...Его отрезвляет боль, ослепившая в районе губ, и он машинально открывает рот, тут же чувствуя глубоко внутри вкус металла — собственной крови — и горячего языка Ойкавы.
— Чиби-чан, — шепчет Тоору, отрываясь от манящих губ приманки, давая тому небольшую передышку. — Ты забыл, как надо себя вести, когда с тобой разговаривают старшие?
— Что... — Хината глотает воздух глубокими потоками, но все равно не может надышаться. — Что тебе... от меня... надо?!
Он читает на лице Старшего Короля промелькнувшее на долю секунды удивление, а потом его глаза снова тяжелеют, наливаясь свинцом.
— Вот как ты заговорил.
Хината отцепляет правую ладонь Ойкавы от своей шеи и левую — от бедра, натягивая резинку шорт чуть выше, на то место, где кожа горит пламенем. Глаза жжет соленой пеленой, но Шоё обещает себе не плакать до последнего. А Тоору ждет всего лишь одного — безоговорочного подчинения со стороны этого коротышки, который возомнил, что умеет летать.
— Пусти...
Ойкава удивленно приподнимает бровь.
— Мне кажется, ты забыл с кем...
— Пусти! — Хината почти кричит, выплёскивая всю ненависть на этого самодовольно ухмыляющегося парня и пытаясь выбраться из его рук. Он не хочет сдаваться — вот что понимает Хината в тот момент, когда желание сбежать кажется чем-то реально недосягаемым.
Секунда — ровно столько понадобилось капитану Аобы Джосай, чтобы впечатать приманку Карасуно щекой в зеркало.
А Хината терпит — сильно, крепко, до бурлящей крови в венах.
А Ойкава все еще хочет — быстро, жёстко, до разодранной в кровь спины.
— Ты... посмел сейчас тро... Агх! — перед глазами ярким огнем полыхают блики, когда горячая ладонь Тоору поднимает резинку шорт и зажимает
то-самое-желанное-им.
— Что я посмел, Чиби-чан? — невинно хлопает глазками Ойкава, сжимая ладонь сильнее.
— Рука...
— Ммм?
Он ослабляет хватку, отнимая лицо Шоё от зеркала, и заставляет его посмотреть себе в глаза.
— Малыш, какой-то ты сегодня нервный, я прав? Из-за того, что вы проиграли мне? Или что-то другое? Что-то более, ммм... вкусное?
И Хината в ту секунду понимает, что ненавидит себя еще сильнее — за слабость и за те чертовы слезы, которыми он сейчас плачет. Капли солёные, попадают на губы, а Ойкава держится, не дает секундному упадку духа Шоё заставить его пожалеть и отступить. Тоору хмурится.
— Ты что, серьезно думаешь, что я куплюсь на твои слёзы?
— Ты... Год назад... Зачем..?
— Год назад? — недоумевает третьегодка, а потом как током пронзает.
В глазах — желание, достающее почти до слепой похоти. В ушах — стоны, натягиваемые почти до сладострастного крика. На руках — пот вперемешку с кровью. А в носу — сладкий запах девственной плоти, что теперь омрачена и запачкана грязью.
Хината тогда кричал — сильно, хрипло, прося остановиться. Хината тогда ревел — надрывно, не замолкая, думая, что его услышат. Хината тогда кровоточил — и кровоточит до сих пор.
Ойкава жестоко улыбается.
— Ах, так Чиби-чан помнит наши забавы год назад?
Хината ревёт уже в голос как маленькое дитя, у которого отобрали игрушку — громко, и Тоору невольно отмечает, что в тот же день было примерно так же.
— Ну что ты, Шо-чан, больше такого не повторится, обещаю, — лукаво улыбается Король. — Скажи же мне, Шо-чан, что ты хочешь?
Сквозь слёзы Хината пытается ответить, хрипя севшим голосом, но ничего не выходит — лишь надрывное, сломанное дыхание.
— Понятно, — Ойкава глубоко целует Хинату, проглатывая рыдания.
— А...
— Как отпустишь то, что было, я покажу тебе кое-что, — он мягко снимает алого Хинату с раковин, поправляет чуть мокрые шорты и, открывая кран, умывает Шоё.
И в конце, стоя уже на выходе из туалета, оборачивается.
— Как станешь кем-то другим, то не пожалеешь, — он мягко улыбается. — Я все еще люблю тебя.
Хината не понимает — но реветь перестает.
...Ойкава Тоору, по мнению Хинаты Шоё, это воплощение самого Сатаны.
Хината умеет
прыгать летать и когда-то смог
допрыгнуть долететь до Старшего Короля. И тогда это радовало, заставляло хотеть играть, а сейчас... А сейчас это как ничего-необычного.
Хината знает, что вспоминать все будет еще очень долго. Хината знает, он все прекрасно знает — поэтому клянется это не забыть.
Love is patient.
/////////////////////
Любовь терпелива.
...Просто Ойкава Тоору был тем человеком, который подарил Хинате Шоё крылья.
