You will be my sun, I'll be your light

Луи 18. Гарри 16.       Черт, они вообще не справились.       Учебный год окончен, и Луи в ужасе ждёт дня, когда Гарри нужно будет уехать. Сам Луи уже сдал экзамены, и его приняли в университет в Манчестере, как раз в тот, о котором он мечтал.       Если верить словам Гарри, то день его отъезда назначен на пятницу. Сейчас была среда, а значит, у них осталось всего два дня.       Сейчас они гуляют по парку, Луи обнимает его за талию, сжав ладонью его правый бок, а Гарри прижимается к его плечу своей кудрявой головой, обхватывая его бёдра одной рукой. Идти так неудобно, но их всё устраивает.       В воздухе витает запах покошенной травы, дети вокруг бегают с визгами и смехом, и весь парк погружён в чудесную и добрую атмосферу. Ветер мягко заставляет их волосы двигаться и приподниматься, а нежные улыбки, такие свойственные молодым ребятам, до сих пор красуются на их лицах. Хотя печаль в их глазах выдаёт все переживания и боль из-за скорой разлуки.       Гарри тупо скрывает свои чувства на людях, и только Луи знает, как ему плохо. Луи же наоборот не особо парится из-за возможности других людей узнать, что его любовь всей жизни ( в прямом смысле) уезжает. С       самого нового года он пишет в дневник, что ему подарили сестры, каждый миг, проведённый с Гарри. Обычно это происходит ночью, потому что днём времени нет, но его вполне устраивает это. — Слушай, я понимаю, что это сложная тема... — Гарри заговаривает, останавливаясь и садясь на ближайшую скамейку. Луи следует за ним и присаживается рядом, в полной готовности выслушать своего парня. — Я могу быть уверен в том, что ты останешься сильным после моего отъезда? — осторожно спрашивает он и чувствует табун мурашек, что бегут по всему его телу. — Что мы будем общаться по скайпу и другим средствам. Я даже, возможно, приезжать смогу, если ты захочешь.       Сердце Луи как-то странно ухает, будто бы содрогаясь уже не в первый раз за неделю, и он сжимает своё колено так, что костяшки белеют. — Я не знаю, смогу ли, Хаз, прости, — бормочет Луи и смотрит на свои ноги. — Мы не сможем так... Будет слишком сложно, если ты понимаешь, о чем я. — Нет, Лу, прости, но я не понимаю, — твёрдо отвечает Гарри и касается тыльной стороны ладони Луи своей рукой, накрывая её. — Ты и я — мы справимся. Я понимаю, что для того, чтобы я знал о том, что ты в порядке, мне даже говорить с тобой не нужно, потому что я тебя чувствую уже очень давно. Все твои эмоции, они... — он затормаживается и глубоко вздыхает. Луи поворачивает голову и смотрит на лицо Гарри. — Твои эмоции и мои тоже. Я не знаю, чувствуешь ли ты меня так же, но... — он замолкает от возмущённого "Что?" В его адрес. — Конечно я тебя чувствую, ты что, блин, думал нет?! — вспыхивает Томлинсон и подрывается со скамейки. — Я, блин, Луи... Я просто пытался быть осторожным, потому что мы ещё не говорили об этом всём. Сядь обратно, пожалуйста. Луи садится и выдаёт: — Ты не понимаешь, как сложно мне будет знать, что у тебя есть жизнь, новые друзья? Я не знаю, смогу ли смириться с тем фактом, что вот, ты сидишь будто бы рядом со мной, но ты, черт возьми, на экране, а в твоей жизни я не имею больше никакого значения! — Но Луи... — Подожди, я ещё не закончил, — перебивает его Луи и снова встаёт. — Так будет лучше. Ты сам прекрасно знаешь, что мы рано или поздно прекратим общение, — теперь Гарри кажется, что Луи прав, но его губы предательски дрожат, а глаза застилают слёзы, что вот-вот начнут струиться по его щекам. Поэтому он поднимает глаза к небу, сжимает губы и глубоко дышит через нос.       Проходящие мимо люди уже проглядывают на них с интересом и некой жалостью, но идут дальше, отвлекаясь на свои семьи и через пару минут полностью забывая о двух мальчиках, что ругались посреди парка со слезами на глазах и явной болью. — Хаз... — Луи кидается к нему, как только замечает его состояние, опирается о спинку скамьи руками и смотрит в красные глаза, чувствуя его боль и отчаяние. — Блять, Гарри, прости меня, я переборщил. Я не знаю, что на меня нашло, конечно же мы будем общаться, мы же... Это просто мы, ты же знаешь. Луи целует его в губы и отстраняется. — Прости меня, котёнок, пожалуйста.       Теперь Луи чувствует себя супер паршиво, супер плохим парнем, поэтому он хватает руку Гарри и тянет на себя. Он встаёт и продолжает смотреть в сторону. — Ладно. Ты же знаешь, что я не хочу уезжать, да? — Конечно я знаю, я просто идиот и эгоист, прости меня, — Гарри кивает в ответ и улыбается, резко обнимая его. Луи сразу же отвечает, носом втягивая аромат шеи Гарри. Старая и любимая привычка. — Может тебе стоит поехать со мной? Мои родители бы приняли тебя, я серьёзно, они без ума от тебя, — Гарри отстраняется и смотрит ему в глаза. — Я бы хотел, но меня уже приняли в универ. Плюс, я не смогу бросить своих сестёр и родителей. Слишком большая ответственность за них. — Ладно, я понял. Тогда будем приезжать к друг другу. — Да, Хаз. Мы постараемся, — искренне говорит Луи и целует Гарри в щеку.

~ * ~

      К сожалению, Луи не смог справится с его отъездом. Он прекрасно знал, что жизнь продолжается, но ему так не хотелось ничего, что он просто тупо сидел целыми днями на подоконнике, пялился на улицу и курил. Втихаря от матери. Первый раз он украл три сигареты у Зейна, а потом понеслось.       Сейчас уже две недели прошло с отъезда Гарри, и ко всеобщему удивлению, Луи не пролил ещё ни одной слезинки. Он вообще странно себя вёл. Молчал, либо отвечал односложно и невнятно. Практически всё время проводил у себя в комнате. Ел он нормально, хотя не так, как раньше. Его лицо осунулось, под глазами залегли мешки и серые круги от недосыпа, а волосы начали терять свой блеск.       Как бы там ни было, все думали, что Луи молчит и держит всё в себе. На деле же, он писал абсолютно всё в записную книжку, подаренную ему сёстрами. Теперь она стала полноценным дневником, и Луи ещё и замочек смог прикрепить к нему.       Так и проходили его дни. Дни его лета, каникул и вообще свободы. Зейн и Найл устали пытаться его вытащить куда-либо, поэтому только писали ему и изредка заходили, принося сигареты. Мама Луи начала замечать запах в его комнате, но продолжала молчать, потому что сама проходила через подобное. Она отлично знала, что это не вылечит никто другой. Что это должно пройти само.       Крупные капли дождя били по окну и крыше, а голубоглазый шатен сидел на уже привычном ему месте и затягивался. Медленно, тягуче, будто бы ему некуда торопиться, а жизнь вообще остановилась. Он выдыхал дым и наблюдал за тем, как тот рассеивается, отчаянно желая того, чтобы его боль и отчужденность рассеялись так же.       Ему было больно. Хоть снаружи он и выглядел так, будто бы спит и ему нет дела до этого, но в его душе в этот момент творился хаос. Рой мыслей гудит в голове, и он пытается это остановить, но не может.       Последний раз они с Гарри общались тогда, когда Луи позвонил ему, чтобы узнать, хорошо ли он долетел. Больше они не разговаривали, хотя Гарри звонил. И неоднократно. А потом звонки стали редеть. И в какой-то момент совсем стихли.       Такое сложно пережить будучи подростком. Эту жгучую боль, пронизывающую до самых пят, текущую по венам и распространяющуюся по всему телу, отзываясь физической в каждой его фибре. Никотин смог притупить это чувство, подарил мнимый покой. Но Луи знал, что это ненадолго. И однажды он впервые вышел на улицу. Там к нему привязалась плохая компания, и он стал выпивать. Доходя до состояния полного беспамятства. Не появлялся дома день, а однажды и все два.       Вот тогда Джо и её муж стали быть тревогу. Первым делом они его нашли. Потом привезли домой, привели в чувство. Он отсыпался часов двенадцать, а затем проснулся в ужасном состоянии. На прикроватной тумбе уже стоял стакан с водой и таблетка от головной боли, которые он с радостью выпил. Луи спустился на кухню и увидел там маму и папу, которые с серьезным выражением лица смотрели на него. — Сядь, — грозно приказал отец. Луи повиновался и сел напротив них. Мать и отец почти никогда не разговаривали с ним так. А значит, дело действительно серьёзное. — Луи, прекрати это всё, пожалуйста. Тебе переезжать надо будет через полтора месяца, как и нам за тобой. — Но вы можете остаться здесь, я справлюсь один, обещаю. Сейчас мне просто нужно отдохнуть, пап, ладно? — спокойно отвечает он и потирает глаза. — Вы же знаете, что я не буду таким долго. Я вернусь. Постепенно, но вернусь, — выдыхает он, потирая виски. — Сейчас я уже начинаю думать о том, что, может быть, мне стоило переехать с Гарри? Я же, — Луи опускает глаза на свои руки и тяжело сглатывает, чувствуя ощутимую боль в груди от последующих слов. — Я любил его... Чёрт, я и сейчас люблю. Что мне делать? — они внимательно слушали его, изредка переглядываясь и не прерывая его. За это Луи очень ценил своих родителей. Он с отчаянием во взгляде спросил и сжал свою ладонь под столом, пытаясь сдерживаться. — Милый, Гарри может тебя подождать, если ваша любовь настолько сильна, как вы говорите. Ему тоже учиться надо. Вот когда ты отучишься, сможешь поехать к нему. Университет, в который ты был принят — твоя мечта со средней школы. И ты вот так вот просто откажешься от неё? — в неверии спрашивает Джоанна. — Вы ещё совсем молодые, сможете сто раз встретиться и даже, возможно, смогли бы завести семью. Но только позже.       Луи с лицом, не выражающим ни одной эмоции, внимательно слушает и кивает. — Да, мама права, вы ещё увидитесь, — соглашается его отец. — Хорошо, спасибо вам большое, — отвечает он и достаёт из холодильника йогурт, молча сьедает его и моет ложку за собой, выкидывает грязную упаковку и идёт к себе в комнату.       Он понимал, что ему надо бы взять себя в руки. Ради своих родителей, Гарри и самого себя. Он поднимает жалюзи, морщась от яркого света из окна, что острой болью отдаётся в голове. Луи испускает болезненный стон и закрывает глаза рукой. Он глубоко вздыхает и медленно убирает руку, чтобы взглянуть на улицу. «Ничего нового, » — подумал Луи и посмотрел в окно напротив, открывающее обзор на комнату Стайлса. Луи отворачивается и берёт свой мобильник с ближней полки. 63 ПРОПУЩЕННЫХ ВЫЗОВА. 20 МОБИЛЬНЫХ СООБЩЕНИЙ. 100 СООБЩЕНИЙ В ТВИТТЕРЕ.       Луи поджимает губы и виновато отводит взгляд в сторону, ведь его мальчик всё ещё любит его. Луи сжимает свой телефон до побелевших костяшек и задерживает дыхание, прикрыв глаза. Луи открывает глаза и выдыхает: «Какой же я мудак.» Он набирает Гарри, и тот снимает трубку уже после второго гудка. — Джемма, да заткнись ты уже! — выкрикивает Гарри со злостью в голосе. Луи буквально видит, как та закатывает глаза. Через секунду Гарри заговаривает снова. — Луи?— взволнованно зовёт он и закусывает нижнюю губу. Он действительно ждал этого звонка.       Луи молчит, умирая от нежности и сладкой, невероятной и тёплой боли в груди, вызванной родным голосом и осознанием того, что он сделал. — Гарри, — выдыхает он и улыбается. Впервые за две недели. Он садится на край кровати и слышит в трубке приглушенное ворчание Джеммы и новый выкрик Гарри, а затем хлопок двери. — Наконец-то я могу нормально с тобой поговорить, ты не представляешь, как я скучал, — тараторит Хазза, нарезая круги по маленькой комнате. В его сердце есть только радость, а лицо украшает счастливая улыбка. Луи думает о том, что он не может прикоснуться к Гарри, не может увидеть его. И он не видит смысла во всем этом. — Хаз, прости меня, я так не могу, я не должен был звонить. — Что? — ошарашено говорит мальчик и вскидывает брови вверх. — Гарри, мне так больно, — к горлу Луи подкатывает новый ком боли и он хочет плакать. Ужасно сильно. — Я скучаю по тебе, хочу поговорить, обнять, но я понимаю, что мы не можем. Я знаю, что ты хочешь сейчас со мной говорить, поэтому я все ещё на связи. Гарри гулко сглатывает и облизывает губы. — Что с тобой происходит, Лу? — А с тобой ничего не происходит? Ты в порядке там? — саркастично произносит Луи. — И почему это ты так спокоен, а? — Луи... Ты даже не знаешь, что со мной происходит каждый день. Как ты мог не отвечать мне столько времени? Слава богу, Джемма и Лотти общаются, иначе, я бы с ума сошёл от незнания.       Телефон в руке Луи начинает потихоньку нагреваться. С непривычки, наверное. (Томлинсон не брал в руки телефон уже полторы недели.) — Да, я действительно не знаю, и мне жаль. Котёнок, расскажи мне всё, что в тебе накопилось за эти две недели, пожалуйста. Я должен знать, — не понятно, зачем, Томлинсон делает умоляющее выражение лица и выпячивает нижнюю губу. Он искренен. А ещё он как можно сильнее прижимает телефон к уху, будто бы это поможет ему сейчас оказаться рядом с Гарри. — Эм, ладно. Мне было нелегко. Во-первых, я пытался выйти с тобой на связь, но не выходило. Я очень нервничал и мне приходилось расспрашивать Зейна и Найла о тебе, — признаётся Гарри. — Во-вторых, я только притворяюсь, что я в порядке, улыбаюсь родителям и веду себя как обычно. А вечерами плачу в ванной комнате в душе. Чтобы никто не услышал, — в его груди щемит, а на глаза наворачиваются слезы. С Луи происходит то же самое в этот момент. Он снова может чувствовать эмоции Гарри. — Я устал играть роль счастливого человека, Лу, — измученно говорит Гарри и шмыгает носом. Он плачет, а Луи не замечает, как и по его щеке скатилась слеза. — В третьих, я скучаю по нам. По тебе. По твоим мягким прикосновениям и успокаивающим словам. — Милый, я по тебе тоже скучаю, очень сильно. Я просто... У меня всё совсем по-другому. Я сегодня вообще впервые плачу, и это за три месяца. И я тебя не чувствовал, малыш. Никаких твоих эмоций, мыслей. Ничего. Полная пустота. Будто бы всю жизнь высосали из меня, моей головы и комнаты. Всё, что от этой "жизни" осталось, это курение и безвкусная еда, — он делает паузу, чувствуя, как слезы текут по щекам, а Гарри кивает, сам не понимая, зачем. — Вчера я вообще напился, а родители искали меня по всему городу. Мне невероятно стыдно сейчас. Взрослый парень, вроде бы, а делаю такие вещи. Прости, что я тебе не отвечал, — ревёт Луи и хватает с полки упаковку салфеток. Утирает слезы и сморкается, отодвигая трубку от себя. Гарри хихикает сквозь слезы и ложится на кровать, ногами доставая до пола. — А ещё у меня болит голова в районе лба, — он зевает. — И я хочу спать. — Давай созвонимся чуть позже, когда проснёшься? Или... — Нет, — обрывает его Томмо. — Можешь рассказать мне что-нибудь? Пожалуйста, а я попробую уснуть, только жалюзи опущу. — Поскольку Луи проснулся в три часа дня, плюс, уже был вечер, он полностью вымотан и разбит, поэтому, почему бы ему не поспать? Он опускает жалюзи и прыгает на кровать, что в ответ прогибается под его весом и скрипит. — Да, конечно. Я... Расскажу, как я устроился? — скорее спрашивает Гарри, а Луи в этот момент уже забрался под одеяло и включил наушники в телефон, вставив один в ухо, что было удобнее. — Да, расскажи, пожалуйста, — опять зевает он, широко раскрывая рот и странно, не своими голосом, произнося последнее слово. Он закрывает глаза и ерзает щекой по подушке, привыкая. — Сейчас я живу в прекрасном домике, он у нас на берегу моря. Вид из моей комнаты потрясный, серьезно. Я тебе пришлю фото после разговора. Твой-мой коллаж висит на стене, что напротив моей кровати, поэтому я всегда могу посмотреть фото. Здесь действительно хорошо. Этот климат определённо мой. Место просто идеально. Если бы ты был рядом, было бы замечательно. — Я бы хотел, — тихонько отвечает Луи, медленно проваливаясь в сон. — Лу, ты же возьмёшь трубку в следующий раз? — осторожно интересуется младший парень. — Обязательно. Я тебя люблю, — бубнит Луи и падает в мир грёз. — Я тоже тебя люблю, — он прислушивается к размеренному дыханию Луи и ложится в постель. Хазза обнимает третью подушку, которая теперь стала неотъемлемой частью его сна, включает наушники и повторяет действия Луи.       Джоанна ничего не говорит, когда видит, что её сын лежит на постели, укрывшись одеялом, с наушником в ухе и мигающим экраном телефона, на котором было написано "Хазза". Она лишь подтыкает его одеяло и тихо закрывает дверь, мягко улыбаясь.       Всё наладится, она была уверена.