when i was a child, i heard voices, some would sing and some would scream, you soon find you have few choices, i learned the voices died with me.
Ненавидеть себя за то, что ты родился ведьмаком, становится вполне нормальным явлением, когда тебе перевалило за три сотни лет. А ведь рождение таковым воспринимается как дар, ибо случается это крайне редко, обычно ведьмаков учат магии или же передают способности людям после смерти; и тут ты вроде как задумываешься о том, что ты особенный, но на самом деле нихуя из себя не представляешь и тратишь свой ‘магический потенциал’ на то, чтобы чинить сломанные электроприборы. Ебучий случай. - Мне нравятся руны у тебя на спине, - шепчет Тимур и целует шею Андрея. – Выглядит так, будто ты какой-то колдун. - Если я очаровал тебя, то, вероятно, так и есть, - смеется Коновалов. - Мне нравится в тебе всё, - поворачиваясь и обнимая его, отвечает ведьмак. Ты начинаешь ненавидеть себя хотя бы за то, что все, кто имеют с тобой какой-либо близкий контакт, в любом случае становятся уязвимы по отношению к магическому миру; все действия твоих врагов направлены против близких тебе людей, чтобы унизить тебя, ранить так, чтобы боль пронзала насквозь и оставляла грубый, некрасивый шрам, видимый и осязаемый лишь тобой. Но ещё большей причиной ненавидеть себя становится твоё же _почти бессмертие_, твой вечный крест, твоё наказание за то, что позволил магии растечься по твоим венам. И чем ты старше, тем тебе уже легче расставаться с кем-то, исчезая из жизни когда-то любимых людей так же быстро, как ты там и появлялся. - И что будет с ними? Со всей моей семьей? – спросил Дима, сидя возле обрыва. - Мы просто стёрли им память, - почти безразлично ответил Андрей, усаживаясь рядом. – Они не будут о тебе помнить; твоя задача – постараться забыть о них. И ты даже не знаешь, что хуже: твоя долгая жизнь или то, что за время, данное тебе, ты научился только качественно попадать в неприятности. Олег настойчив и будет бороться за территорию, пока у него не кончится азарт, не пропадет желание (а оно и не исчезнет), пока он не найдет нового мальчика для битья, чтобы отбирать у него игрушки. Андрей боится подходить к месту встречи, но до границы территорий остается совсем ничего, и руки уже начинают трястись – в таком состоянии он вряд ли сможет спокойно отразить атаку [ведьмак уверен, что его бывший кумир обязательно будет нападать]. В какой-то момент он думает о том, что не успел ничего сделать для этого мира за столько лет жизни. По крайней мере, он надеется, что если и умрет, то успеет сделать что-то важное. - Я уж думал, ты струсишь, - Савченко всегда насмехался над ним, даже сейчас, когда толкнул Тимура на землю. - А где же твой клан? – спрашивает Андрей и сразу же смотрит на друга. - Я, по-твоему, не могу играть честно? - Присутствие Ресторатора тебе не особо помешало мухлевать, - саркастично отвечает Коновалов. – Тимур, с тобой всё в порядке? – спрашивает осторожно, чуть наклоняясь и всматриваясь в его лицо. - Он тебе ничего не скажет, - отрицательно мотает головой ведьмак напротив. – Немота, знаешь ли, не такое уж и слабое заклинание, чтобы голос близкого человека снял заклятие, ох, печаль. Кстати о близких, почему ты не рассказал своему другу обо мне? – приторно-сладко поинтересовался он. Вот и прошла первая сотня лет, когда Андрей только-только начал вливаться в магический мир: до этого просто то ли случая не представлялось, то ли он попросту боялся опозориться перед теми, кто, вероятно, занимается этим на более профессиональном уровне и относится к этому получше, чем «умею без ниток чинить одежду и гипнотизировать торговцев – ну и отлично»; действительно, зачем знать больше? Олег был достаточно известен в этих самых магических кругах, его имя, как восходящей звезды магического сообщества под крылом небезызвестного колдуна Оксимирона, было у всех на слуху, и каждый считал своим долгом познакомиться с ним. Коновалов не считал, но хотел. Хотел до такой степени, что пока искал в толпе джентльменов и барышень знакомое лицо, не заметил, как неудачно обернулся, и чьё-то вино оказалось на его одежде. - Ох, прошу прощения, - тут же начал извиняться незнакомец. - Ничего, - он усмехнулся и поднял голову на неожиданного собеседника. - Олег Вадимович? - Андрей сразу же поклонился. - Да, - открыто улыбнулся парень, - а вы? - Андрей Коновалов, - Олег заметил на его запястье еле заметное клеймо, которое обычно ставит Ресторатор в ходе обучения, чтобы профи не лезли на рожон, пытаясь вызвать на негласный баттл совсем ничего не умеющих новичков. - Ведьмак, выходит? – шепотом спросил Савченко, быстро приблизившись к новому знакомому так, чтобы можно было это прошептать на ухо. - Не видел смысла в этом глупом рассказе о неудачнике и манипуляциях, - глупо было отрицать, что слабым звеном в их взаимоотношениях был именно Коновалов. - Жаль, - театрально вздохнул Олег. – Ему было бы интересно узнать о… - Заткнись, - оборвал его Андрей. – Я уверен, что ты ему и так всё рассказал. Его рот – божественный дар, именно так и думает Андрей, когда Олег, расслабляя горло, берет его член во всю длину. Совсем ещё юному ведьмаку не хватает воздуха, он цепляется за подушки, простыни, переходит на плечи старшего ведьмака, царапает их до крови и громко стонет, почти выкрикивая какие-то совершенно случайные слова вперемешку с именем парня. Кроме Савченко у Андрея не было никого столь близкого, но он почему-то уверен, что Олег – лучший в этом; хоть и ему, скорее всего, не следует гордиться этим. Каждый стон – отдельный комплимент для Олега, который захлебывается в тех ощущениях, что испытывает его оппонент; каждый громкий вздох как повод сойти с ума, проводя языком вдоль всего члена; всё это создает собой симфонию, ласкающую слух Савченко. - Ты потрясающий, - тихо шепчет Коновалов, пока тонет в бесконечных ласках любовника. - Не думаю, что это так интересно, как то, что ещё ты скрыл от Тимура, - лукаво улыбаясь, произносит Олег. – Да? Андрея сразу бросает в мандраж, он испуганно смотрит на Басоту, который поднимает голову и так же смотрит прямо на него. Это не то, что ждал от этой ‘битвы’ ведьмак, не так он хотел рассказать другу о том, что он натворил. - Что ты со мной сделал? – медленно, через силу и боль, пронзающую его тело, спрашивает Тимур. Молодой ведьмак подбегает к парню и падает перед ним на колени, кладя одну руку ему на плечо, а второй проводя по щеке: - Я… - он запинается, не знает, что сказать, что ответить, как правильно подобрать слова, - я хотел отгородить тебя от него, не делать ни тебя, ни себя уязвимыми по отношению к тому, что мог сделать Олег. Руки Басоты дрожат, и Андрей смог это заметить только сейчас, когда стал находиться в непосредственной близости рядом с ним, когда стало заметно, как извел его за неделю Савченко. Ведьмак прямо сейчас был готов убить Олега хотя бы за то, что он не мог проявить элементарную человечность. Ему же нужен не этот человек; «я, я, я тебе нужен, зачем тебе он, меня, меня забери, отпусти его». - Что ты сделал? – ярко выделяя первое слово, ещё раз переспрашивает Тимур, смотря другу прямо в глаза. - Я убрал из всех твоих воспоминаний наши отношения, моё признание, абсолютно весь романтический подтекст, - на грани истерики тараторит ведьмак. – Я… - Я не могу поверить, - Басота еле сдерживает эмоции и цепляется пальцами за рубашку Андрея. – Ты был влюблен в меня, признался в этом… у нас были отношения? – Парень совершенно потерян, полная дезориентация; делает паузу. – Как ты мог со мной так поступить? - Я не мог иначе; если бы мы расстались и совершенно перестали общаться, ты бы всё равно остался уязвимым, - Коновалов себя не узнает, говоря об этом, превращаясь в сопливого мальчишку на глазах у двоих людей, один из которых никогда его таким прежде не видел. – Я хотел быть рядом с тобой. - Ты до сих пор меня любишь, что ли? – обессиленно шепчет Тимур, усмехаясь и находя в этом некоторую ироничность. - Не знаю, - Андрею больше и сказать-то нечего. – Помнишь те разводы у меня на полу в гостиной? Я тогда сказал, что это Хасанов наблевал, но это что-то вроде моих чувств к тебе, которые я достал из себя. – глупо смеется. - Но это не помогло, я не знаю, почему. Тимур смотрит прямо в синие глаза друга и затем крепко обнимает его, словно делает это в последний раз где-нибудь на гребаном вокзале во время прощания. Коновалов прижимается к нему всем телом, царапая короткими ногтями его футболку, щекой прижимаясь к его шее. - Ради всего святого, вы когда-нибудь закончите обмениваться соплями? – Олег театрально вздыхает. – Я сюда пришел не за этим. - Заткнись, - даже не глядя на него, отвечает Андрей и резким движением руки заставляет Савченко отлететь на пару метров. Коновалов помогает Тимуру встать и просит его отойти как можно дальше, да побыстрее, чтобы только оклемавшийся Олег не смог причинить ему вреда. Андрей поворачивается к стряхивающему с себя пыль и песок ведьмаку и начинает медленно приближаться к нему. В глазах Савченко столько решимости и насмешливой смелости; в глазах Коновалова этого не меньше, если даже не больше. Через три шага Андрей применяет заклинание, но Олег уклоняется от летящего пылающего шара и иронично ухмыляется; ещё один шар – и снова промах. - У тебя слабые заклинания, - Олег даже не пытается атаковать, потому что не видит в этом смысла. Коновалов вздыхает и, остановившись в паре метров от врага, делает какие-то не знакомые второму ведьмаку движения руками; в следующий миг Савченко оседает на землю и держится за бок – это был хороший удар, коллаборация двух простейших заклинаний может быть настолько эффективной, что Олег мог уже быть мертв, если бы не глупая нервозность, которая проявляется от истощения энергии в организме у Андрея. Мысленно себя отругав пару раз за нечастые тренировки, молодой ведьмак подошел ближе к _когда-то_приятелю_ и, грубо взяв его за волосы, поднял голову так, чтобы видеть его глаза. Савченко улыбается, из его рта с окровавленными зубами стекает кровь и пачкает его шею и одежду. - Мы могли решить это мирно, - спокойно говорит Коновалов. - Ты, - хрипит ведьмак. – Ты мог решить это мирно, твои эти нежные сюсюканья не для меня, слишком сопливо, понимаешь? - И только поэтому ты оставил пару десятков шрамов у меня на теле прежде, чем тебя с позором отстранили от баттлов на двадцать лет? - Возможно, - с кровавой лукавой улыбкой произносит Олег. – Но в этот раз здесь нет Ресторатора, чтобы что-либо мне запретить. Андрей с непониманием посмотрел на него, и только через пару мгновений его глаза ослепил яркий свет, а тело пронзила ужасная колющая боль, по ощущениям сравнимая только с упавшим на ноги грузовиком; на него никогда не падал грузовик, но он думает, что это примерно одно и то же. Ведьмак падает на землю и хватается за живот. Кровь пачкает рубашку и руки Коновалова, когда Савченко медленно поднимается перед ним, а рядом слишком внезапно оказывается Тимур, который бесконечно вторит «нет, нет, нет, нет, нет, пожалуйста, нет, нет, не…». Басота кладет свои руки на руки ведьмака и пытается сильнее прижать их к ранению, чтобы остановить кровь, чтобы только не дать Андрею погибнуть, уж точно не сегодня. Коновалов хрипит и откашливается кровью, когда Тимур наклоняется над ним и его слезы падают на щеки приятеля; ведьмаку не нравится вся эта ситуация, не нравится, что приходится видеть страдания близкого человека, который никогдаwhen i was a man, i thought it ended, well, i knew love's perfect ache. but my peace has always depended on all the ashes in my way.