You are my safe place

Мадейн. И не было в этой смерти ничего романтичного. И не было никакого света в конце тоннеля и яркой вспышки сознания. И воспоминания не метались в предсмертной агонии, напоминая о каждой важной минуте земной жизни. Не окружали тени давно ушедших друзей, родных, знакомых. Чьё-то незримое присутствие не заставляло оглядываться по сторонам, в попытке увидеть тропинку в вечность. Казалось, и вечности-то никакой не может быть. И в душе не зажигался огонёк призрачной надежды, да что там, даже сердце билось как-то слишком ровно, будто не ощущая грозящего забытья. Вместо всех этих фантастических представлений о последнем мгновении - было одно лишь жгучее до самых костей сожаление. Может грусть, может тоска о несбывшихся мечтах, что с самого появления на этот свет, прочным пластом осели где-то на глубине. Были пустые надежды, данные обещания, грандиозные планы, которые теперь не нужных мусором валялись в тёмных закоулках угасающего существа. И тело, без всякого послабления, гудело тупой болью, пульсировало, изнывало от этой самой боли. И остатки былой ретивости отчаянно стучались в наглухо запертые двери, всё еще цепко хватаясь за остатки того угасающего, что принято было называть подарком судьбы. Самым щедрым подарком судьбы. Быть может в этом, конкретном, случае судьба была вовсе не рада тому, что пришлось оказать свои услуги тому, кто не желал верить в великое чудо провидения? Тому, кто никогда не оглядывался назад, не бил себя смело в грудь, твердя о своей необыкновенной везучести, не роптал от леденящих кровь опасностей и ни разу в жизни не поднимал лицо к небу, в немой молитве найти спасения для души своей. Души такой чистой, так необъятной, такой светлой, что можно было заменить ею огненный диск самого солнца. Быть может, в отместку за неверие внутри теперь зияла такая пугающая бездна? Но и сейчас и всегда она верила в правдивость собственных взглядов. Судьбы нет. Нет никакого высшего плана. Нет никакого пути длинною в вечность. Ты один. И никому нет дела до тебя. Ты один. Всегда. Во всём. До конца. Ты один. - Вы еще с нами? - Кто-то грубо вцепился в её подбородок и потряс. С первого раза так и не получив ни единого ответа - повторил то же самое. - Давайте же, возвращайтесь. Нам ещё о многом стоит поговорить. Густая вонь вновь смешалась с тошнотворно сладким запахом ментола и крепкого табака. Где-то в памяти всколыхнулось неясное воспоминание. Всего мгновение дрейфовало на поверхности, но мощная, гудящая волна накрыла это нечто, такое хрупкое, что вмиг будто бы исчезло навсегда. А может быть ушло слишком глубоко, на самое дно. - Давайте. - Всё тот же голос, всё тот же чистый английский, всё то же, слишком примечательное, небрежно растянутое "а" в те моменты, когда улыбка касалась губ. Тугая повязка на глазах топила любые намеки на свет. Дарила почти непроглядную темноту, такую, от которой будто бы холодно становилось. А может и не в повязке было дело. - Шшшшш…. - глухо завибрировали голосовые связки, когда очередная иголка пронзила вспухшую на шее вену. Всего два глубоких вздоха и сердце в груди готово было в бешенстве сломать ребра. Билось так отчаянно, так необузданно, будто бы делая это впервые, будто бы ни разу в жизни этому органу не приходилось еще сокращаться. Грохот от ударов собственного сердца заставил её крепко стиснуть челюсти, до крови прикусывая вспухшую со внутренней стороны щеку. Оскалившись на эту зубодробительную боль под ребрами, она в порыве освободиться - рванулась прочь. Зажатые в цепи руки над головой лишь в очередной раз беспомощно порезались об ржавые кандалы и теплая, вязкая жидкость хлынула по рукам, в миг достигая вспухшей от шприцов шеи. - Ну вот. Так то лучше. Продолжим? О чем собирался он вести с ней беседу - одному ему было известно. Вот уже который день, застыв в одной позе, повиснув над землей на цепях, сковавшими руки в кистях, она хранила глухое молчание. Не издавая ни единого звука. Ни гулкого вскрика от режущей плоть стали по пояснице, ни тихого стона от хруста собственных ребер. Лишь бесшумный рык на окутавшее её бессилие, которому было одно лишь объяснение, и именно оно сейчас едкой кислотой скользило по жилам, заставляя сердечную мышцу изнемогать в судорогах. - Итак. Что же мы имеем? - шелест бумаги и легкое дуновение, принесшее очередную волну ментолового привкуса на языке. Исполосованные ударами губы едва ощутимо закололо. - Я подумал, что нужно немного ввести вас с в курс происходящего за стенами вашей обители. Полагаю, за столько дней вы уже истосковались по новостям. Не так ли? Подбородок безвольно упирался в едва вздымающуюся грудь. Сознание теперь не покидало её. Так упрямо цеплялось за эти редкие мгновение просветления, в любой момент готового погаснуть вновь. И кто его знает, быть может погаснуть навсегда. - Повстанческие войска всё сильнее укрепляются в центре Баакубы. Американские войска несут значительные потери. Смертность мирных жителей выросла почти на десять процентов… Его голос тёк сквозь замызганные запекшейся кровью ушные раковины с едва различимым гулом, заглушая всё остальные звуки вокруг. Ощущая одними только нервными окончаниями движение в нескольких метрах возле себя, она в такт каждому его шагу крепко стискивала зубы и тихий скрежет сотрясал черепную коробку. Переломанные пальцы правой руки бесконтрольно подрагивали, всё смелее предпринимая попытки сжаться в кулак, но пока еще ни одна попытка не увенчалась успехом. - Всё еще не хотите рассказать мне о планах первой кавалерийской дивизии? - протяжный звук "а" вновь был вестником улыбки на лице того, чью физиономию ей так и не было суждено увидеть. Но даже не имея возможности посмотреть, за долю секунды запомнить лицо злейшего противника, она, казалось, могла бы сконструировать черты его по одному лишь только голосу. По этому въедливому "а", от которого в жилах закипала кровь. По хрипотце в моменты, когда голос вдруг становился тише, словно собирался скатиться до шёпота. По звукам раскатистого смеха, который накрывал его при виде отплевывающейся собственной кровью Сары. - Что ж… - будто бы растерянно протянул невидимый собеседник. Спустя еще мгновение чей-то тяжелый ботинок впечатал свою подошву ей в поясницу. Позвонок хрустнул и острая боль пронзила всю её от пояса до самых кончиков пальцев на ногах. Яркая вспышка в сотый раз заставила в немом удушье распахнуть рот, будто бы силясь совладать с рвущейся на волю болью, извергнувшись звериным воплем. Но вновь лишь тишина, сопровождаемая отчетливым смехом находившихся здесь, сейчас. - Неужели вы совсем не хотите выбраться отсюда? - его дыхания обожгло щеку. Спустя еще мгновение глотку поцарапал густой табачный дым. - Будем же честны друг с другом. Лично к вам у меня нет никаких претензий. Стал бы я скрывать от вас своё лицо, если бы в планы мои входило ваше убийство? Давайте же, поразмыслите остатками серого вещества.- он выждал несколько секунд, пока тело висевшей перед ним девушки терзали конвульсии. - Нет? Неужели вам совсем не жаль умирать из-за собственной глупой упертости? Что ж… Боль с трудом, но всё же унялась, постепенно отпуская из своих клешней ей истерзанное тело. Лишь въедливая пульсация в пояснице напоминала о выбитом позвонке и онемевшей левой ноге. Но это вовсе не занимало ее мысли. Что-то вокруг неё изменилось. Пришло в движение. Перемешалось. И чьё-то незримое присутствие колючими иголками пронзило изнутри. Заставило учащенно дышать, едва заметно крутить головой во все стороны. Нудное, не уступающее чувство тревоги сотрясало грудную клетку и это было ощущение куда более болезненное, чем лавина самых сильных ударов. Её невидимый собеседник вновь напомнил о себе. - Знаете, что больше всего забавляет меня в личностях подобных вам? Необузданных, смелых, готовых на отчаянные поступки лишь ради веры в монументальность собственных убеждений? Я забавляюсь тем, что посвящаю дни, месяцы, годы на то, чтобы найти брешь в сплошной стене равнодушия ко всем живым существам. Вы всегда так самодостаточны, так одиноки, так горды. И нет для вас чувства иного, чем чувство долга. Любое иное проявление себя - низменность, непозволительная ноша, смертельное пристрастие. Стихия подобных вам - постоянное отрешение. Жизнь за рамками, взгляд извне. - его рука скользнула по её оголенному плечу. Его палец вмиг утонул в широкой ссадине от лезвия ножа. - Но чем грубее человек, чем холоднее, чем он злее на всех и вся - тем очевиднее свет. Этот свет пронзает вас. Пылает диким огнем, который нельзя ни скрыть, ни задавить. Он рвет вас на части. Он размывает ваши стены, подмывает фундаменты. И вы не в силах этого скрыть… И вы становитесь так слабы. Так слабы… Будто бы дети. Один лишь только вскрик. Короткий, мимолетный, не оставивший после себя ни следа, ни отзвука. Лишь тупую боль в груди. Лишь жгучий, кипящей гнев, рвущийся сквозь кожу. Лишь эхо ударов собственного сердца. Пальцы искалеченной руки вмиг сжались в кулак. Так просто, словно не было никакой боли. Словно руки её и вовсе не подвергались пыткам, а были вполне себе обычными, здоровыми конечностями. Громкий смех сотряс сырые стены пыточной. В груди глухо тарабанил пульс. Очередной протяжный, взрывающий барабанные перепонки вой окончательно разрушил хрупкое забвение. Вот как выглядит смерть. Вот что чувствуешь, ощущая всем телом, как жизнь уходит. Вот что запомнится ей перед тем, что должно было бы пугать, но не пугало вовсе. Крик. Вопль. Вой. - Скей… *** Родант. Туман стелился тонкой, хрупкой на вид поземкой над сырой землей. Хмурое, серое небо ползло лениво, облаками корябало на горизонте дремлющий океан, будто бы смешивалось с ним, лишая всякой возможности разглядеть границы. Чайки беспокойно курлыкали, бесконечно ссорились за еду, что была выброшена на берег штормом. Жирные птицы важно расхаживали по примятому грязно-серому песку, оставляя позади себя неглубокие кратеры в форме отпечатка собственных лап. Самые смелые - чуть медленней остальных, те, что были хоть на йоту слабее - волновались из-за несостоявшегося завтрака у самых дюн, самые умные - добывали пропитание пикируя с высоты в мирно плескавшуюся воду. Их маленькие фигурки смело разрезали густую завесу, но так же смело тонули в ней. Бесконечной лентой тянулась вдаль безлюдная полоса пляжа, испещренная темными точками, на поверку оказавшимися кусками крыш, велосипедами, обломками кораблей и чем-то еще, чему не посчастливилось этой ночью. Слишком буйный прилив теперь, будто бы виновато, утягивал в сонную пучину оставшиеся вблизи дюн языки непослушных волн. И волны методично лизали берег, с тихим шипением, сквозящим недовольством, убирались прочь, обещая вернуться в любую минуту, чтобы превратить Гаттерас в едва заметные с вертолета маленькие островки, хранящие тихое забвение, посреди могущества океана. За спиной послышалось урчание и тихое пиканье подъехавшего ровно к положенному времени грузовику. Кабина водителя была полностью обклеена счастливыми физиономия отдыхающих с детьми, позади виднелась безоблачная небесная синева, делящая картинку с таким же спокойным океанским полотном. Чуть левее возвышался невысокий шпиль Маяка, даже в ясный день мерцающего спасительным огнем любому попавшему в беду кораблю. Сара поежилась, невольно пряча нос в отворотах куртки. Слишком прохладный ветер с завидным упорством тормошил её волосы, разбрасывая прядки волос по лицу, щекоча шею. - Утро доброе, офицер. - подле нее остановился поджарый, высокий паренек в форменной одежде и в то же мгновение прикурил. - Доброе. - всё продолжая буравить взглядом бесконечно хмурый горизонт Сара и не спешила приступить к сути. Её и так страшно раздражало собственное присутствие здесь, сейчас, по такому поводу. Так к чему ещё и заставлять себя делать всё ровно так, как предписывает протокол? - Остальные где? - Остальные? О… ну… - молодой человек будто бы растерялся. Словно бы позабыл реплики из заранее подготовленной речи. Что-то пошло не так. И этот хмурый до чертиков взгляд темных глаз напротив заставлял путаться в собственных мыслях и даже чувствовать себя виноватым как будто. Но он быстро собрался. Стремительно. Проблемы с властью ему вовсе ни к чему. - Очень много очагов по берегу. Три десятка машин двинулись с материка три часа назад. На острове сейчас только восемь машин. Касетти разделил нас по самым большим эпицентрам разрушений. Он выпалил заготовку на одном дыхании и после последнего сказанного слова жадно втянул ртом прохладный утренний воздух. Шахи несколько секунд будто бы кивала, потому что кончик подбородка все время царапался об воротник куртки. Суть сказанного не имела никакого значения. И ей было совершенно плевать, в одиночку ли или целой оравой будут собирать разбросанный по песку хлам. Лишь бы не было здесь ни единого камня к тому времени, как самые отважные туристы выскользнут из надежных укрытий, дабы оценить нанесенный ущерб. - Начинай. - коротко проронила она, вмиг отворачиваясь от белобрысого скромняги и вновь принимаясь буравить взглядом бесконечно хмурое небо. Она медленно двинулась прочь. Сколько раз она, еще будучи ребенком, спорила сама с собой, что сумеет предугадать нечто страшное, надвигающееся на остров? Сдирая кожу на коленках, забиралась на единственно высокое дерево во дворе и отчаянно тянув к небу оттопыренный палец, в попытке понять, откуда это ветер дует, с севера или с юга. А когда понимала - откуда, то не могла понять, что же именно это значит. И не оставалось больше ничего дельного, как угрюмо всматриваться в хмурые дали, где тучи всё пуще синели, росли, смешивались, превращаясь в непроглядную мглу. И океан тогда, будто бы спокойный у берега, шумел у самого горизонта, почти гремел зарождавшимися солеными бурунами и волновал беспечную гладь, омывающую песок под ногами. Над головой то и дело проносились громко горланящие взволнованные чайки, едва-едва успевшие выпорхнуть из под зародившегося где-то урагана, не смытые многометровыми океанскими волнами, не сломав тонкие крылья на ветру, способном вырвать с корнем многовековое дерево. Друг за другом маленькие, белые тельца проносились над домами, всё отчаянней стремясь к материку, куда, по их мнению, шторм не в силах будет добраться, оставшись терзать своей мощью тонкую косу Гатерраса. Взглядом проследив за какой-нибудь самой медлительной птицей, девочка снова хмурилась и едва ли не зло смотрела на нечто невидимое взгляду, но всё же вполне реальное. И ноздрями со свистом втягивала воздух, вмиг наполнявшийся запахом рыбы, тины. И солоноватый вкус на языке заставлял болезненно корчиться и отплевываться. И губы сохли буквально за секунду. Сохли, покрываясь всё той же соленой коркой, с каждым порывом ветра всё сильней крепчавшей на губах ребенка. - Куда собрался? - остановившись позади сгорбленной мужской фигуры в драном дождевике Сара невольно напряглась. - Какая встреча! - вмиг оглянувшись, едва ли не с искренней улыбкой отозвался круглолицый парень. Улыбка, однако, не смогла заслонить плескавшуюся в глазах тревогу. Его не должны были засечь сейчас. Но нет же… - решили прогуляться? Сара продолжала молчать, пока замерший Колин словно бы забыл, что именно хотел сделать секунду назад. Потрепанная временем моторная лодка покачивалась на едва заметных волнах, с каждым новым всплеском всё пуще утопая носом в очередном буруне. - Вплоть до завтрашнего вечера запрещено любое движение в прибрежной акватории. - Да брось! - махнув рукой, мужчина вновь нырнул по пояс в свою лодчонку. - Сколько я на своем веку уже штормов перевидал! И сколько раз я слышал эти - он вновь встал ровно, голос его приобрел чужеродные интонации, а губы вытянулись в идиотскую трубочку. - Жители и туристы острова, просим вас не покидать своих домов без необходимости, не оставаться на открытой местности, где общая ширина берега составляет менее двадцати метров. - Голос его вновь стал прежним. - Чушь собачья! Старые моряки рассказывают легенды о невероятных столкновениях круизных лайнеров, сухогрузах раздавивших частные лодки, потонувших в десятке метрах от берега катерах. - Он ловко закинул в лодку увесистую сумку. - И ни одна из этих историй не начиналась со слов : "Все тогда в панике попрятались по домам, заслышав предупреждения центра!". А знаешь почему? - Колин запыхался. То ли от волнения, то ли от недюжинного усилия, что потребовалось ему, чтобы затащить в своё корыто всё необходимое. - Потому что старикам погодной вышки давно пора выйти на пенсию, а не тыкаться носами в непонятые огоньки на радарах. Они в них ни хрена не понимают! - Он ловко запрыгнул в лодку. Брезент ветровки скользнул по океанской глади. - Они погоду определяют по барометру висящему на стене! Барометру, которому давно пора на свалку. И я ведь не просто так тут распинаюсь про этот барометр… Я видел его! Краска сыпется от каждого дуновения ветра! Мотор лодки мерно забухтел, когда мужчина, несколько раз безуспешно, с силой потянул на себя рычаг зажигания. Он неловко покачнулся, когда посудина его зашлась пронзительной дрожью и мелкая рябь поползла во все стороны. Когда он уже было собрался привести лодку в движение, Сара среагировала почти молниеносно. Одним, стремительным движением выхватив из кобуры пистолет она застыла в боевой стойке, прицельно уместив мушку прямо у его плеча. Убивать его здесь, как она решила, было бы глупо, хотя, несомненно, одной бедой на острове стало бы меньше. Но целиться все же приходилось в плечо. Плечо бы она продырявила ему с удовольствием. За что? Она отчаянно гнала домыслы о столь грозной реакции на обычный отказ остаться на острове. Но мысли эти, грохочущей канонадой взрывали остатки самообладания. И пальцы всё крепче стискивали рукоять, и губы, будто бы против воли, напряглись почти до боли. - Покинуть лодку. - ровно выговорила она, выглядывая из за собственных замерших в воздухе рук. - Да хватит! Давай сделаем вид, что ты меня не видела! - Покинуть лодку. - Монотонно повторила она, всё еще удерживая себя от действий необдуманных, но отчего-то таких желанных сейчас. - Мне нужно срочно проверить друга! - Сомневаюсь. Если только твой друг не редкий мозаичный скат, которого твои сети выжидали сколько? Неделю? Месяц? - О чем ты?! - Вмиг нахмурился парень, едва ли сдержав себя, чтобы просто рвануть с места. - Еще одно твоё движение и я прострелю тебе конечность. - Да? Неужели? Думаешь я не знаю, что тебя ждет за это? - Его испуг вмиг сменился едким сарказмом. Да он практически улыбался, смело разглядывая направленное на него дуло пистолета. Казалось сейчас он просто подойдет и пальцем потычет в него. - Давай! Покажи, на что ты способна! - он засмеялся и раскинул руки. Её реакция не заставила себя ждать. Глухой хлопок сотряс тишину вокруг, и пуля со свистом пролетела в нескольких миллиметрах от его уха. Колин отчетливо выкрикнул нечто неразборчивое и спустя еще одну секунду, что потребовалась для осознания случившегося, кулем рухнул в воду. Гулкий всплеск ознаменовал падение тела на достаточную глубину, где ноги просто не дотягивались до дна. - Ты охренела! Больная! - Наконец обрел он способность говорить понятно. Удерживая себя на поверхности он всё еще не торопился выбраться на берег. - Повторяю третий и последний раз: На берег. - Ты всё еще злишься, что я прокатил твою подружку тогда?! - после секундного молчания вдруг высказал своё предположение парень и словно бы несказанно обрадовался собственной догадливости. - Да ведь она сама хотела! А потом встала у самого края! Пронзительный хлопок на самом горизонте заставил обоих вмиг потерять интерес к развернувшейся баталии и впериться взглядом в гудящую грозовым эхом даль. И вспышка, больше походившая на взрыв сразу десятка мин, озарила грозовую синеву, всего за несколько секунд превратившуюся из тихой и далекой, в грозную и стремительно надвигающуюся. Совсем близко завыл ураганный ветер и волны будто бы ожили, торопливо потянувшись обратно к берегу. Черные точки напуганных птиц вдали казались сейчас надвигающемся роем саранчи, который гудел, жужжал и несся так быстро, что едва ли уступал в этом своем стремлении скорости света. Горизонт больше не темнел. Ни на секунду. Пронзаемый электрическими разрядами он дрожал от догоняющих друг друга раскатов грома. И этот бесконечный гул от взмывающих к небу волн заставлял всё внутри напрягаться почти до боли. И взглядом скользить по пустынному, всё еще окутанному тишиной и спокойствием острову, но даже сквозь эту тишину ощущать новую волну страха в глазах местных жителей и дикого ужаса, на лицах тех, кому не посчастливилось приехать отдохнуть в сезон штормов. Звонкий хлопок и вереница искр от проводов, что едва не подожгли столбы, ознаменовали полное обесточивание острова. *** Мадейн. Умение выжидать. Момента, случая или сигнала. То, что казалось ей навыком куда более ценным, чем владение любым из боевых приемов или хитрой тактикой нападения. Для нее война всегда была действом. Опасным, стремительным, обдуманным и спонтанным одновременно. Таким, от которого забываешь дышать, иногда думать, даже жить. Ты весь - одна напряженная струна, порвись которая - и ударная волна накроет не один десяток километров. И в месте том, где давеча стоял человек - останется внушительных размеров кратер, с мерно тлеющими огарками былого рвения в бой. - Встать! - рявкнуло над самой головой и пара рук потянули её с земли. Колени нещадно закололо, когда песок, уже въевшийся в рваные раны на коленях вновь пришел в движение прямо под кожей. Ведомая одними лишь грубыми тычками промеж лопаток она слепо шла вдоль по вонючему коридору повстанческих казематов, плечами все время встречаясь со стенами слишком узких проходов. Босые ноги утопали в какой-то грязи, ступни бесконечно царапались об каменные выступы. Крепко стянутые руки за спиной повисли ненужным грузом, казались лишним балластом, которые в силу своей бесчувственности совсем не могли ничем помочь ситуации. На долго ли? С каждым новым шагом она всё упорнее пыталась сжать онемевшие, почти парализованные руки, но пальцы лишь дрожали и непослушно разгибались. Те, кто вели её на казнь, были лишены возможности наблюдать, как медленно шевелила она губами, шепча одной ей известную и понятную молитву. Да и молитва ли это? Она ждала. Она всеми силами пыталась совладать с порывами внутри, чтобы не выпустить на волю дикого, оголодавшего зверя, способного сравнять с землей все вокруг, способного стереть в порошок любую помеху, вставшую на пути к победе. Способность выжидать. И сейчас она ждала момента. Момента, от которого внутри знакомо кольнет и адреналин хлынет по венам. Жаркое солнце в мгновение колко обожгло лицо и тело. Пара капель пота скатились в ложбинку между грудей и устремились ниже. - Стоять! - вновь оглушили её, с силой дернув назад, пытаясь в сотый раз опрокинуть её на землю. Но она устояла. Покачнулась, словно бы удовлетворяя самолюбие своих конвоиров, но на ногах всё же осталась стоять. В затылок уперлось дуло автомата, едва ощутимо трясущегося в такт хриплому смеху. Каждым нервным окончанием ощущая движение вокруг себя она едва заметно опустила голову, чуть склоняя здоровое ухо к земле и прислушиваясь. Здесь была как минимум пара десятков представителей повстанческого движения. Они гремели прикладами автоматов, монотонно бубнили нечто, что походило на молитву, шуршали зыбучими песками под тяжелыми армейскими ботинками, стреляли в воздух, бездумно тратя такое несметное для них богатство, как пули. - А вот и вы! - знакомый голос заставил напрячься. - А мы уже собрались начинать без вас! Кто-то содрал с глаз повязку, которая уже едва ли не вросла в кожу. Свет, которого, кажется, так не хватало, вмиг ослепил и заставил опустить голову, в попытке хоть немного сбавить мгновенно возникшее напряжение. Кто-то позади довольно заржал и приклад автомата опустился ей на шею. Она снова выстояла. Снова покачнулась, совладав с жжением и пляской в глазах, но осталась стоять на ногах. Всё тот же незримый надзиратель вмиг стих и вот уже мощный удар приходится в ногу, буквально выбивая коленную чашечку. - Так то лучше. Это было место казни. Небольшая, очищенная от всякого хлама площадка, где песок был испещрен едва заметными глазу бурыми пятнами. Будто бы следы от капель дождя, что пролился вдруг с абсолютно чистого неба. Маленькие, кровавые кратеры на песке - всё, что оставалось в память о десятках, сотнях загубленных жизней. Она молча таращилась на разворачивающуюся перед глазами картину. С каждым новым вздохом, упрямо убаюкивая в себе порывы накатывающего извне гнева, что-то непонятное бубня себе под нос. С каждой секундой, всё уверенней оттачивая в себе малознакомый ранее навык. Навык ждать. Пара рослых мужчин силком выволокли на песок едва сопротивляющуюся девушку в изорванной в клочья униформе. Некогда длинные, лоснящиеся волосы были запачканы кровью, смешавшейся с грязью. Изуродованное побоями тело виднелось сквозь порванную армейскую майку и отрезанные по колено штаны. На руках - уже знакомые металлические кандалы, до рваных, уродливых шрамов въевшиеся в плоть на запястьях. Один из повстанцев потянул её за волосы, заставляя подняться с земли, замирая на коленях. Скей болезненно поморщилась и попыталась отмахнуться от крепких рук, но ответом ей был лишь хлесткая пощечина, вмиг разорвавшая кожу на скуле. - Вы ведь в курсе, что ваше влечение карается адским пламенем по законам этих людей? Её давний собеседник не смел сделать шаг из-за её спины, будто тень маячил где-то в стороне. Смысл его слов доносился до разума сквозь бесконечный гул, пока она наблюдала за резкими, будто удары хлыста, ударами по онемевшей от боли Скей. Сержант Адамс не издавала ни звука. Только хрипы сквозь изодранные губы сотрясали горячий до невероятности воздух. - И я снова даю вам возможность дать ответ на интересующий меня вопрос. - Он махнул рукой, призывая прекратить избиение Адамс. - Давайте же. Будьте благоразумны. Вы можете прекратить мучение своей подруги. Вокруг вдруг воцарилась такая тишина, что вполне можно было бы различить жужжание пролетевшей мимо мухи, далекое бурчание запряженного ишака или треск саранчи за сотни километров отсюда. Лагерь затих. Мгновенно. Весь. И взгляды осатанелых противников всего живого на земле устремились только на неё. На Сару, продолжавшую упрямо выискивать взгляд истерзанной Скей в нескольких метрах от себя. Но девушка, как бы ни пыталась, как бы ни силилась разомкнуть распухшие веки, так и не находила в себе сил распахнуть глаза. Она бессильно корчилась, взрыхляя под собой песок, будто бы в попытке свернуться калачиком, уберечься от очередной волны ударов, от палящего солнца, пекущего шрамы на теле так, что в нос ударял запах собственной поджаренной плоти. - Как глупо… как же глупо! Скей вновь заставили сесть на колени. Только теперь приходилось придерживать ей за плечо, так как её обессилившее тело всё пуще поддавалось силе притяжения и норовило завалиться обратно в вырытую ямку. Когда дуло палача коснулась затылка, она наконец сумела открыть глаза. Она будто бы знала заранее, куда нужно смотреть. Знала, потому что каждая секунда была на счету, потому что каждая секунда могла стать последней и так страшно было не успеть. Не успеть взглянуть в такие извечно спокойные и холодные карие глаза. Не зацепиться мертвой хваткой за этот самый взгляд, не впитать в себя его тишину, его бесконечное, убаюкивающее спокойствие. Не забыться в нем вечным сном и так и не успеть понять, что же значит этот неугасающий огонек на самом их дне. А в глазах Сары пульсировал этот самый огонек. Яркий, искрящийся триллионами крохотных отблесков на радужке. Этот огонь словно азбука Морзе, словно незнакомый, древний язык вторил одно и то же. Вселял надежду, такую призрачную и нелепую в этот миг, что впору было отмахнуться, ухмыльнуться презрительно, что, мол, какая глупость, о чем вообще может идти речь? Но сделать хоть одно неловкое движение - значит приблизить собственную смерть. А смерть эта, совсем не входила в планы сержанта Адамс. Ни сегодня. Ни в ближайшее время. Но в глазах Шахи вовсе не отражалось понимание всего происходящего. Не было в нем ничего подобного. Сара едва повернула голову, взглядом скользя по истоптанному песку. Дуло автомата сильнее уперлось в затылок и возмущенный голос раздался из-за спины. - Я убью тебя. Голыми руками. Он засмеялся. Так громко и так радостно, словно бы услышал какую-то невообразимую шутку, такую простую и очевидную, что можно было даже по лбу себя треснуть, сетуя на несостоятельность собственной фантазии. - Я понял ход ваших мыслей. Что ж… вы очень смелая девушка. Она дождалась того самого момента. Момента, который одним хлопком разорвал в клочья все преграды, все стены, размыл любые границы. Взрыв разорвавшегося снаряда сотряс землю и песок мелко завибрировал под ногами, вмиг взрыхляясь и уничтожая любые следы. Бесконечная канонада артиллерийского огня с воздуха вторила гулкому эху минометного огня. Воспользовавшись нахлынувшей паникой, она вихрем подорвалась с земли, одним ударом сбивая с ног палача, всего секунду назад прицельно метившегося ей в голову. Пронзительный хруст ознаменовал переломанную ногу и крепко стиснутые кулаки в ту же секунду размозжили его нос. Стиснутые цепями руки ловко подхватили с земли оружие и ровная автоматная дробь в клочья разорвала грудь повстанца. Контрольный выстрел промеж глаз заставил мужчину, наконец, стихнуть. Еще несколько выстрелов пришлись в спины убегающих прочь террористов. Один за одним они валились на землю, животом накалываясь на собственные автоматы. Вокруг вмиг воцарился хаос. Шумный, бурлящий паникой, остервенелыми выкриками, утопающий в прозрачной дымке взмывшего в воздух песка. Заполонившие небо истребители гудели будто рой разъяренных пчел и вспышки артиллерийского огня мерцали над головой ежесекундно. Ноги не слушались, левое колено отдавалось глухой болью в пояснице, но она упорно преодолевала расстояние, отделявшее её от бесчувственной девушки в которую одним только чудом еще не попала ни одна пуля. Где-то в отдалении забарабанил пулемет, вынырнувший из под брезента где-то на краю лагеря. Не теряя ни минуты Шахи упрямо тащила по песку Скей, которая словно бы и вовсе не понимала, что происходит, но все же отталкивалась ногами, всё пытаясь побороть боль в отбитых ногах. В миллиметре от правой ноги землю продырявила пуля и ступню нещадно обожгло. Шахи зашипела всё еще волоча под руки девушку прочь из-под обстрела. Всего на минуту выпустив её из своих рук, локтем она выбила челюсть выбегающему из казематов мужчине и добила его ногой, проламывая череп. По каменному выступу растеклась вязкая кровь вперемешку с серым веществом. - Адамс! - Сара чудом успела оттащить Скей из-под очередной автоматной очереди и буквально завалиться с ней в темноту узкого коридора. Холодный каменный пол больно саданул по оголенным бедрам. Двумя руками Шахи втянула следом девушку, невольно укладывая её на себя. - Я не собираюсь здесь подыхать! *** Родант. - Так узрите же! Разгневались на нас боги! Всё это больше походило на маскарад. Тот, идея о проведении которого, спонтанно возникла у одного из чудаковатых местных жителей. Не придавая никакого смысла внезапному сабантую, организатор просто высунулся из окна и в рупор сообщил на весь Гаттерас, что через пару минут в старом здании школы будут ждать всех возможных и невозможных чудиков. С секунду помолчав, он добавил, на всякий случай, что чем более идиотский будет наряд - тем больше шансов победить в одном из примитивных конкурсов красоты или, предположим, на раздевание. И каждый, кто не был глух, забыв натянуть на задницу хотя бы штаны, ломанулся из своих теплых укрытий сквозь непроглядную грозовую бурю к спасительным огонькам, коими были окна единственного на острове учебного заведения. И внутри здания теперь творилась полнейшая неразбериха. Дети пронзительно визжали, пикируя между толпящихся взрослых, дергали их за подолы халатов, пеньюаров, разноцветных пледов, заботливо выдаваемых при входе каждому пришедшему. Сами же взрослые с трудом походили на людей напуганных внезапной тревогой по случаю разбушевавшейся стихии. Они довольно гоготали, вели светские беседы о рецептах индейки ко дню благодарения, на деньги играли в карты на пластиковых столах, предварительно очистив поле от термосов и подносов с едой, а так же умудрялись петь. Воздух буквально трещал от накала страстей за столиком по правую руку. Тучный бородатый мужик с чувством шмякнул ладонью по столу, громко матеря соперника за победу. - Ладно, парень, лезем в дерьмо. - пихнув Колина в спину Шахи с грохотом прикрыла за собой дверь, сквозь которую дождь щедро заливал ей за шиворот. - Да что за бред… - Колин всю дорогу продолжал убиваться по поводу своей неудавшейся вылазки к сетям. Он озадаченно тер широкий лоб и всё тормошил ежик волос на затылке. - Я не собираюсь сидеть здесь! - Он огляделся, уже в который раз, под стать самой Саре. - Шагай смелее уже. - шикнула позади Сара, не стесняясь наступая ему на пятки. Чуть в стороне продолжала вещать пожилая дама в мокром от дождя плаще. - Мы не отдаем дань богам! Не просим небо защитить нас! Помятый козырек капюшона прикрывал очумевшие от собственного безумия глаза. Она махала руками, то ли вырисовывая круг, то ли пытаясь обвести рукой всех находившихся в здании. Морщинистые пальцы сжимали потрепанную черную книжку. С первого раза можно было угадать, что это не что иное как библия. - Ты бы пошла разобралась с этими… - Колин ткнул пальцем во всё ту же даму и сразу попал под удар. - Вот! Вот кто разгневал океан! Вор! Мародёр! Хищник, крадущий жизнь океанских глубин! Сара довольно оскалилась. - Это вряд ли. - Бросив взгляд на сыпавшую цитатами из библии женщину, она чуть дернула плечами. - Она мне даже нравится! - Да ты сама трескаешь за обе щеки всё, что я там у глубин похитил! - Бросался в бой Колин, удерживаемый лишь вцепившейся в его плечо Сарой. - Чего?! Да! Так я тебе и покаялся! Кочерга старая! - Жизни не хватит, слушать твои покаяний. - Вновь пихнув его в спину, Сара заставила парня двинуться вглубь. - Двигай давай. - Это вообще законно? - Если по закону морских глубин, то… Её оборвали на полуслове. Кто-то цепко ухватился за её локоть и потянул прочь от Колина, который не упустил момента, чтобы раствориться в толпе. - Дорин! Что за…! Она улыбалась. Так искренне, будто бы не видела Сару целую вечность и вот, по воле случая, им наконец удалось повидаться. В глазах плясали озорные светлячки, а на губах играла самая обаятельная улыбка из всех возможных на этом свете. Но что это за улыбка такая, когда они виделись буквально вчера и никакого важного разговора не планировалось и в помине. - Ты должна увидеть это! - восторженно прошептала Дорин, путаясь ногами в подоле шелкового халата. На ногах её красовались нелепые до безобразия бирюзовые тапочки, с лохматым помпонами на носках. - Я не ожидала, что всё будет так правдоподобно! Сара хмурилась всё пуще, с каждым шагом увлекаемая всё дальше и дальше от спасительных дверей на улицу. Голоса вокруг оглушали, сбивали с толку и отдавались бесконечным гулом в голове. Обивая плечами чьи-то спины она не упускала ни единой возможности, чтобы не обернуться вслед зудящему недовольством аборигену и не прибить его к земле одним лишь взглядом. Очередной мужичок в тельняшке молча уперся взглядом в висевший на поясе значок, одними губами прошептав что-то невнятное. - Это настоящая тревога! Настоящая буря! Представляешь!? - Продолжала восхищаться словно бы одурманенная чем-то Дорин и с всё большим упорством взбиралась по винтовой лестнице вверх. - Слушай, мне бы надо… Слова как-то сами собой слетели с языка так и не превратившись в реальные звуки. Они остановились перед распахнутыми дверями на балкон второго этажа. Здесь уже толпились люди. Всё так же бубнили, всё так же рьяно жестикулировали, тыкали пальцем туда, куда не доставал взгляд девушек, лишенных возможности подойти ближе. - Не видно ничего… - беспомощно уткнувшись грудью в чью-то широкую спину проговорила Дорин. Еще немного и она бы начала подпрыгивать, дабы лицезреть то, что так заинтересовало её и чем так торопилась она поделиться с подругой. Не взирая на протесты присутствующих, Шахи двинулась сквозь толпу напролом. Наступая на чьи-то ноги, упираясь локтями в животы, плечами подбивая чужие подбородки. Теперь уже она тянула следом Дорин, которая буквально рассыпалась в извинениях перед теми, кому не посчастливилось оказаться на пути грубиянки в кожаной куртке. Эта самая черная кожанка въедливым пятном мелькала средь светлых оттенков домашних костюмов и пестрых пижам. Это зрелище было пугающе завораживающим. Словно сошедшим с картины, где главной задачей художника было изобразить волны как можно более суровые, как можно более недосягаемые, невообразимо грозные, готовые поглощать всё живое на своем пути. Не могло всё происходящее вокруг сейчас быть настоящим. Слишком пёстро, слишком большое разнообразие красок, необъятная палитра звуков. - Боже мой… - шепчет рядом Дорин, пальцами крепко обхватив запястья напряженной девушки рядом. Это не было штормом одним из тех, перед которым долговязые подростки бредут вдоль по берегу, разбрасывая на участки и в почтовые ящики отелей рекламные буклеты с планом действий на случай непредвиденных обстоятельств. Никто и никогда даже не вчитывался толком в эту чушь. Туристы фотографировали буклеты с изображением тонущего судна близ Маяка, прикладывая прямоугольную рекламку к мирному горизонту. Местные жители тут же выбрасывали их в мусорные контейнеры, меланхолично взирая на затянутое тучами небо. Никто не верил, что однажды случится нечто выходящее за рамки их представления о шторме как таковом. Что будет страх. Что будут онемевшие от паники ноги. Что по спине градом заскользит холодный пот. Быть может, всё-таки стоило поинтересоваться, что именно было написано на спасительных и таких недооценённых буклетах? - Ай! - вскрикнула Дорин, когда бронзовая с синевой молния расколола небо напополам. Блеклый свет озарил мгновенно взметнувшуюся ввысь многометровую волну. Даже так, глядя издалека, внутри что-то пронзительно ухнуло, когда океанская лавина со звериным рыком вмиг похоронила под собой хилый силуэт маяка, всё еще стремившегося исполнять свои обязанности. Раскаленное стекло прожекторов отчаянно зашипело и треск осколков донёсся прямиком до острова. Минуя тяжелые дождевые капли, по небу пополз едва заметный белый дымок. Горизонт вновь погрузился в непроглядную темноту, где всё уверенней бушевал зародившийся за многие мили отсюда тропический ураган. На гребнях волн ввысь взмывали ошметки раскуроченных лодок, остатки буйков, сетей, какой-то рухляди, не удержавшейся на берегу. И всё это кружилось, ввинчивалось в самое небо, гремело дикими скрежетом, способным оглушить раз и навсегда. Задержав дыхание, девушка прищурилась, внимательно, слишком внимательно вглядываясь в абсолютную темноту. Что-то затаилось там, у подножия тяжелых туч. Что-то необъятное, что-то грозное и способное уничтожить. И это что-то замерло, затихло, бесшумно устремляясь сквозь шквалистый ветер ближе, как можно ближе к берегу. Оно мчалось и с каждым мгновением становилось ближе. Оно доносилось колючим покалыванием на щеках и соленым привкусом на языке. Оно было враждебно как целое полчище, как свора, как армия начиненных до зубов шахидов. И оно не думало отступать. Оно не думало разворачивать. Очередная пронзительная вспышка заставила всех присутствующих громко ухнуть почти в унисон. Совсем близко зарыдал ребенок. Шахи обернулась, словно бы глядя в никуда, но при этом пристально хмуро оглядывая застывших в ужасе людей. Все они словно бы растеряли весь свой пыл, всё дружелюбие, весь азарт к ситуации. В тишине умолкших голосов кто-то чихнул и в немом молчании все повернулись в сторону источника звука. Еще секунду и воздух сотряс грубый выкрик, будто бы кто-то отдавал приказ стайке напуганных новобранцев. И нельзя было приказа этого ослушаться. - Всё внутрь! Живо! И ей с трудом удалось удержать рядом с собой опешившую Дорин, которая едва на ногах устояла, ежесекундно сбиваемая с ног толпой напуганных людей. Она крутила головой во все стороны, словно бы высматривая кого-то в толпе. Но оставалась стоять по стойке смирно, даже не предпринимая попытки сдвинуться с места. Уйти от Сары? От Сары, замершей гранитным изваянием посреди бушующей толпы людей. Со взглядом, что сквозил ненавистной угрозой к наплывающему с горизонта горю. - Помоги мне. - рявкнула Шахи, когда площадка перед балконом опустела и гвалт голосов сотрясал теперь перекрытия между первым и вторым этажом. - Нас же не смоет!? - скривившись от приложенных усилий, она всё же сумела одолеть металлические ставни, которые, судя по лязгу петлей, не приводили в движение уже сотни тысяч лет. - Не в мою смену. - глухо отозвалась рядом Шахи, вновь увлекая подругу за собой. - Чего замер!? - Сара за шиворот поволокла какого-то мальчишку вниз по лестнице. Паренек брыкался, хватался за её куртку, путался в собственных ногах. Он явно замедлял их спуск по лестнице. А паника внизу обретала всё большие масштабы. Не было никакой необходимости оглашать свой вердикт по поводу надвигающейся волны. Даже пара мух, беспокойно планирующих по зданию - даже они уже были в курсе. Да каждая пылинка была в курсе! - Нужно закрыть все двери! - словно бы из под земли рядом возник щуплый и бледный до неприличия Донован. Он на удивление сильно дернул Сару за руку, ловко минуя гудящую толпу подпевал той самой чудной дамочки, что совсем недавно сетовала на неблагосклонность богов. Кажется, она поторопилась… В окружении рухнувших на колени людей, она молча возносила руки к потолку, потрескавшиеся губы беззвучно шептали в никуда. - Если кого-то угораздило остаться наверху - ему кранты! - Донован едва не споткнулся, ногой цепляясь за разложенный на полу матрас. Саре с трудом удалось подхватить его, цепляясь за ремень. - Черт… Спасибо… Она была рядом. Она уже гремела, шипела и извивалась ядовитой змеей, она крутилась, взмывала всё выше, становилась всё сильнее, все могущественней. Шахи почувствовала её присутствие в тот самый момент, когда плечом уже было привалилась к очередному металлическому щитку. Кто-то из добровольцев подтянулся к ней, по туловище выглядывая из плотной толпы людей. Обветренная рука легла на проржавевший лист металла… Казалось, это последнее, что удалось ей запомнить. Её свалило с ног так легко, будто бы пылинку ветром сдуло. Ступни безвольно соскользнули с места и спиной она полетела в воду, хлынувшую сквозь оставшиеся незакрытыми окна и двери. Шум голосов вмиг сменился гулом куда более гремучем, сотрясающем все нутро. И шипение разъяренных волн ворвалось внутрь, вмиг завладевая всем телом. Её закрутило, закидало от одной стены к другой. И последний кислород гулким эхом вылетал наружу, создавая крохотные пузырьки, отчаянно стремившиеся на поверхность. Звон в ушах стал неминуемым последствием встречи затылком с чем-то твердым. Спустя мгновение куртка на боку истошно затрещала и кожу на боку колюче обожгло. В попытке остановить метания собственного тела, Шахи остервенело хваталась пальцами за любые выступы. За всё, что только могло послужить опорой. Но едва только пальцы скользили по чему-то более или менее устойчивому, как в бок упиралась чья-то нога, за плечи кто-то увлекал её прочь от спасительного клочка в этом водовороте. И все усилия была напрасны. В этом водовороте тел не было никакой надежды. Если пол минуты назад главной проблемой была волна, то теперь - сами люди. В попытке спасти самих себя - они невольно губили тех, кому не повезло попасть под руку. Последние же так же не оставались в долгу, в изнеможении пытаясь ухватиться за плечо барахтающихся рядом, но в ответ получали локтем прямо в нос. И всё это напоминало борьбу за выживание. Ожесточенную, кровавую, напрасную во всех смыслах. - Воу! Отчетливый хлопок над самым ухом и тело её словно бы канатами стиснули. Чьи-то руки скользнули по талии и, вопреки ревущему потоку, потянули против течения. Еще один хлопок и едва ей удается сделать наконец спасительный глоток воздуха, как искры летят с потолка. Последний освещенный уголок острова тоже погружается в темноту. Пока кто-то пытается воспользоваться ей как спасительным плотом, Сара всё еще во власти невидимого спасителя, что из последних сил тянет прочь от выбитых стекол окна во внутренний двор. - Смотри-ка! Моя очередь тебя спасать! Голос обжигает до самых пяток. Шахи распахивает глаза, в спасительных руках пытаясь развернуться лицом к той, что сейчас, кажется, почти улыбалась. По крайней мере, голос её едва ли можно было назвать напуганным. Нет, скорее наоборот. В нем с трудом, но всё же слышались нотки человека, только что победившего в марафоне, но до сих пор не осознавшего суть произошедшего. Но она, тем не менее, всё тащила прочь брыкающуюся девушку. Цепко обвив за талию, стискивая в пальцах край одеревеневшей в воде куртки, на ходу пытаясь удержать тех, кому не посчастливилось потерять сознание еще от первого удара, тех, кто в беспамятстве бултыхался на волнах. - Да прекрати ты! - Наконец не выдерживает Эми, когда локоть Шахи больно тычет ей под ребра. - Не время показывать характер! - Щупальца убери! - они наконец замерли. Подошва ботинок с трудом, но всё же скользила по дну. - Хочешь еще поплавать?! - Без тебя справлялась! - Как это мило… Сара громко выдыхает, когда грудь её встречается со стеной. Руки, в попытке смягчить удар, скользят по скользкой поверхности, ногтями впиваясь с намокшую штукатурку. Спустя еще секунду она видит еще одну пару рук, что опускаются ровно на её и пальцы будто бы привычно переплетаются, будто бы в надежде, что это спасет от очередной вспышки, словно бы это поможет им не потерять друг друга. Глупость какая. Сара в недоумении, позабыв о въедливом жужжании недовольства во всем теле, упирается взглядом в исцарапанные костяшки изящных рук. Длинные пальцы ловко скользят между её и стискивают едва ощутимо. Хриплый вдох над самым ухом и тело писательницы вмиг оказывается прижато к её. Спиной ощущая каждую чертову выпуклость её горячего тела, Шахи с трудом сдерживает порыв отпихнуть навалившуюся Экер. Но секунда промедления стоит девушке позади жизни. Очередная волна накрывает их с головой, заставляя с лихвой глотнуть океана. Треск обвалившегося позади потолка смягчается под толщей воды, но взрывная волна заставляет Экер покачнуться и дернуться куда-то прочь. Надо же… Цепкая хватка рук вдруг оказывается спасительной опорой. - Так… - миновав этап долгого и истошного кашля после спонтанного попивания соленой океанской шипучки, она привалилась лбом к затылку замершей у стены Шахи. - Уверена, на твоём доверии ко мне это никак не отразится… - Заткнись... ***

Родант. Её пристальный взгляд заставлял сердце в груди испытывать аритмию. Эми отчаянно боролась с собственными страхами, так уверенно твердящими о необходимости спасаться, бежать из под прицела этих потемневших от злости глаз. А глаза эти.. В непозволительной близости, они сверкали, метали молнии, гудели напряжением, желанием раздавить её, Эми, как жалкую букашку, возомнившую себе непонятно что. Но пальцы так сильно стиснуты в кулак, такая уверенность в глазах. И крылья. Да! Крохотные крылья за спиной. И такое стойкое ощущение , что она впервые всё делает правильно. Вот они - соратники этой спонтанной возникшей войны. Спасение? Гибель? Давай же! - У тебя проблемы с доверием. Знаешь? В ответ только крепко стиснутые губы и взгляд, уже постепенно приступивший к уничтожению. - Доверие это фундамент. - Чего? - цедит сквозь зубы Шахи. - Отношений. Фундамент отношений. - Чего? - её брови ползут вверх и хмурая морщинка на лбу, которая, к слову, вовсе не портит. И не пугает. Совсем. - Я делаю первый шаг. Смелый шаг. - Молодец. Теперь сделай два назад. - Я могу стать хорошим другом. - Я похожа на человека, нуждающегося в команде? Эми задумалась на секунду. В голове как-то против её воли всплыл их давний разговор на берегу океана. - Ты и на человека-то мало похожа. - Чудно! - Нет! Стой… - Эми ухватилась за её рукав, притягивая обратно. - Прошу тебя. Тебе стоит попробовать. Шахи не говорит. Она шипит. Она рычит и едва ли не извергает пламя. Она пылает, она горит и тлеет от собственной беспомощности разобраться с ситуацией так, как разбирается она со всеми подобными ситуациями. Но сейчас. Сейчас она не могла. Не могла, взглядом невольно впиваясь в пылающие болезненным румянцем щеки Эми. Смотрела и не могла отвести взгляд. И шипела теперь. И рычала. И лишь мысленно разрывала в клочья всё вокруг. Лишь мысленно позволяла себе крушить стены. Ощущая, как крадется эта чудная писака в самые закоулки её души. Крадется путями обходными. Предварительно проверяя почву под ногами. А потом, чтобы наверняка, не забывает спросить и саму Сару, мол "Можно я?". И эти немые вопросы в её глазах. Эти молчаливые просьбы впустить, разрешить, дать разрешение - они убивали её. Они рушили стены, воздвигнутые трудом не просто непосильным, трудом титаническим. Таким, на какой никогда больше сил не хватит. Так как же хватало сил разрушить такие нагромождения этой женщине, в глазах которой постоянно плясали эти шальные огоньки, которые завлекали в игру, где правила пишутся спонтанно, где правила зависят только лишь от хода самой игры. И эта игра всё сильнее увлекала. С каждым новым вздохом пропитывала и завладевала. Но бежать почему-то не хотелось. Хотелось остаться. Хотелось рискнуть и… - Моё доверие нужно заслужить. И ты никогда в жизни не сможешь этого сделать.